Платини, Мишель

Мишель Платини
Общая информация
Полное имя	Мишель Франсуа Платини
Прозвище	Platoche
Родился	Жёф, Франция
Гражданство
Рост	179 см
Позиция	полузащитник
Информация о клубе
Клуб	завершил карьеру
Карьера
Молодёжные клубы
1966—1972	[cyrille.keff.perso.sfr.fr/asjoeuf1/index.html Жёф]
Клубная карьера*
1972—1979	Нанси	183 (98)
1979—1982	Сент-Этьен	104 (58)
1982—1987	Ювентус	147 (68)
1972—1987	Всего за карьеру	434 (224)
Национальная сборная**
1975—1976	Франция (олимп.)	7 (4)
1975—1976	Франция (до 21)	3 (0)
1976—1986	Франция	72 (41)
1988	Кувейт	1 (0)
Тренерская карьера
1988—1992	Франция
Международные медали
Чемпионаты мира
Бронза	Мексика 1986
Чемпионаты Европы
Золото	Франция 1984
Государственные награды
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Мише́ль Франсуа́ Платини́ (фр. Michel François Platini; 21 июня 1955, Жёф, Лотарингия) — французский футболист, тренер и спортивный функционер. Чемпион Европы 1984 года. Лучший французский футболист XX века по версии издания «France Football».

Единственный футболист, награждавшийся премией «Золотой мяч» три года подряд (1983, 1984 и 1985). По версии IFFHS входит в десятку лучших футболистов XX века. В 2011 году был признан лучшим зарубежным игроком в истории итальянского футбола.

26 января 2007 года был избран президентом УЕФА, опередив действующего на то время президента Леннарта Юханссона. Был переизбран на второй срок 22 марта 2011 года 53 голосами, других претендентов не было.

24 марта 2015 года на конгрессе в Вене единогласно избран на третий срок.

8 октября 2015 года Арбитражная палата комитета по этике ФИФА отстранила Мишеля Платини от своей должности на 90 дней. 21 декабря 2015 года был дисквалифицирован на 8 лет, в феврале 2016 года срок был сокращён до 6 лет, а в мае 2016 года срок сократили до 4 лет..

Клубная карьера

Ранние годы

Мишель Платини родился в местечке Жёф на северо-востоке Франции. Его дед приехал во Францию в начале XX столетия из Италии. Отец Мишеля, Альдо Платини играл в футбол на любительском уровне и всячески помогал сыну во всех его футбольных начинаниях. В детстве получил прозвища «Маленький принц футбольного мяча» (так как вырос на улице Сент-Экзюпери) и Пелеатини (объяснимое его любовью к Пеле).

Первой командой Мишеля был юниорский состав местного клуба «Жёф». Когда «Жёф» в соревнованиях регионального кубка победил юниоров «Меца», Мишеля пригласили в этот клуб на просмотр, который 16-летний юноша, однако, пройти не сумел. Вскоре, летом 1972 года, Платини подписал контракт с другим сильным клубом региона — «Нанси».

«Нанси» (1972—1979)

Платини дебютировал в «Нанси» в конце своего первого профессионального сезона — 1972/73, когда травму получил главный бомбардир клуба. Этой первой игрой стала встреча «Нанси» — «Ним» 2 мая 1973 года. Уже в следующем матче он забил первые мячи за клуб — 2 гола в ворота «Лиона» (итог — 4:1). Уже тогда игрок выделялся точным выполнением штрафных ударов и пенальти. Мишель дополнительно оставался после тренировок и ставил искусственную стенку на расстояние 7-8 метров, чтобы научиться перебрасывать её. Футбольный клуб «Нанси» до сих пор гордится тем, что такие манекены для пробития штрафных были у них одними из первых в мире.

В чемпионате 1973/74 сыграл за основной состав 21 матч, сумев забить лишь 2 гола. В сезоне 1974/75 «Нанси» опустился во второй дивизион. Там молодой полузащитник забил 17 голов и стал лидером команды. Уже на следующий сезон клуб вернулся в элиту и в 1976 году занял четвёртое место.

Тогда же Платини отбывал полугодовую службу в армии, но не в обычной части, а в спортивном батальоне, где он имел возможность ездить на тренировки и игры клуба.

20-летний Платини дебютировал в сборной Франции 27 марта 1976 года в игре против команды Чехословакии. На 76-й минуте игры юноша забил первый гол за «синих» — во время пробития штрафного партнер откатил мяч Мишелю, и тот обводящим ударом перебросил стенку, поразив ворота известного голкипера Иво Виктора.

Летом 1976 года Мишель принимал участие в олимпийском футбольном турнире в Монреале. Франция проиграла в 1/4-финальном матче сборной ГДР, которая и выиграла турнир. По итогам 1976 года Мишеля Платини на родине признали футболистом года, а в списке претендентов на «Золотой мяч» 21-летний француз занял высокое 5-е место, уступив только Францу Бекенбауэру, Робу Ренсенбринку, Иво Виктору и Кевину Кигану.

Благодаря игре Платини середнячок «Нанси» иногда побеждал именитые французские клубы — «Монако», «Нант» или «Сент-Этьен». В 1977 году лотарингцы завершили первенство на 4 месте, в 1978 — на 6-м. В том году «Нанси» единственный раз в своей истории победил в Кубке Франции: в финале одержана победа над «Ниццой» 1:0, а единственный гол забил именно Мишель Платини. Всего в 9 кубковых играх сезона 1977/78 он забил 8 мячей.

На чемпионате мира 1978 жребий выбрал для сборной Франции сильную группу: хозяева — аргентинцы, всегда сильные итальянцы и Венгрия. Перед турниром наставник Мишель Идальго повторял, что команда молода, нужно время, есть перспектива и т. д., но два поражения на старте — от Аргентины и Италии вызывали шквал критики на родине. Досталось и Платини. Уверенная победа над венграми (3:1) в последнем туре уже ничего не решала. «Синие» заняли 3-е место и поехали домой. Мишель Платини провел все 3 поединка и забил 1 гол (Аргентине).

«Сент-Этьен» (1979—1982)

Летом 1979 года у игрока закончился контракт с «Нанси». Мишель перешёл в один из самых сильных тогда клубов Франции — «Сент-Этьенн». После перехода в новую команду Платини стал самым высокооплачиваемым футболистом во всей французской лиге. Его партнерами стали игроки сборной Франции Жан-Франсуа Ларио, Жерар Жанвийон. Вместе с Платини линию нападения формировали известные Доминик Рошто и голландец Джонни Реп. В 1981 году «зеленые» стали чемпионами Франции. После сезона 1981/82 его контракт с «Сент-Этьенном» подходил к концу, и игрок начал получать достаточно много предложений из ведущих европейских клубов («Барселона», «Арсенал», «Интер», «Ювентус»). Наиболее привлекательными оказались условия туринского «Ювентуса». 30 апреля 1982 года Мишель Платини подписал с итальянской командой двухлетний контракт. Он вступал в действие после чемпионата мира 1982 в Испании.

Первую игру на чемпионате мира 1982 французы проиграли Англии— 1:3. Главный соперник в борьбе за 2-е место — Чехословакия, также проиграла англичанам, а с Кувейтом сыграла только вничью 1:1. Победа над арабами и ничья с чехословаками вывела «Синих» во 2-й групповой этап. Там французы уверенно обыграли австрийцев (1:0) и североирландцев (4:1), команда Платини стала рассматриваться в качестве одного из фаворитов чемпионата. В полуфинале соперником французов стала сборная ФРГ. Этот матч впоследствии будут называть одним из самых зрелищных игр в истории чемпионатов мира, а игру обеих команд будут подавать как пример атакующего и красивого футбола. Немец Пьер Литтбарски открыл счет, но французская сборная отыгралась после пенальти, который выполнил Платини. Основное время — 1:1. За первые 8 минут дополнительного времени Франция дважды поразила ворота Харальда Шумахера — 3:1. После этого свои 2 шедевра создала «немецкая машина» — голы забили Карл-Хайнц Румменигге и Клаус Фишер. В серии послематчевых пенальти Платини выполнил свой удар точно. Французский вратарь отбил один пенальти, а немецкий — два. Матч за 3-е место после такой игры выглядел для французов ненужным — резервный состав уступил сборной Польши 2:3. В составе поляков выступал нападающий Збигнев Бонек — автор 4 мячей на турнире. После чемпионата мира он перешёл в «Ювентус» вместе с Платини.

«Ювентус» (1982—1987)

В 1970-х годах Итальянская федерация футбола запретила выступления иностранных футболистов в местных клубах. С 1980 года было разрешено использовать одного легионера на поле, а с сезона 1982/83 — двух. Именно эти два места заняли в «Ювентусе» француз Платини и поляк Бонек. Там, в одном из лучших клубов мира, Платини и достиг наивысшего уровня игры — он не только раздавал передачи, как настоящий полузащитник, но и забивал — больше многих нападающих. Трижды подряд (1982—1984) он становился лучшим бомбардиром Серии «А».

По итогам сезона 1982/83 чемпионом Италии стала «Рома», от которой туринцы отстали на 4 очка. Приоритетом клуба стали игры Кубка европейских чемпионов. В четвертьфинале итальянцы победили обладателя трофея английскую «Астон Виллу» (2:1 и 3:1), в полуфинале преодолели польский «Видзев» (именно оттуда пришёл Збигнев Бонек). Финал прошёл в Афинах, куда приехало около 10 000 болельщиков «бьянко-нери». Все ожидали победы «Ювентуса» над немецким «Гамбургом». Итальянская команда, тем не менее, провела игру плохо и заслуженно уступила — 0:1. Единственным выигранным трофеем команды в том году стал Кубок Италии.

В конце 1983 года издание «Франс Футбол» назвало Мишеля Платини лучшим футболистом Европы и вручило ему «Золотой мяч». Других серьёзных кандидатур почти не было. Французский полузащитник собрал 110 очков из 130 возможных. Шотландец Кенни Далглиш из «Ливерпуля», который стал вторым, получил только 26 баллов.

Сезон 1983/84 «Ювентус» закончил чемпионом Италии. Мишель Платини забил 20 мячей и стал лучшим бомбардиром лиги. Туринская команда также победила в Кубке обладателей кубков, в финале обыграв «Порту» со счётом 2:1.

Летом 1984 года Франция принимала чемпионат Европы. От Мишеля Платини, который был капитаном сборной ещё с 1979 года, ожидали ещё более яркой игры. В первой игре Франция с минимальным счётом одолела Данию — единственный гол забил Платини. За следующие две игры он записал на свой счёт ещё 6 забитых голов — по три Бельгии и Югославии. Два хет-трика подряд на чемпионате Европы не удавалось сделать до него никому. Хозяева выглядели единоличными фаворитами турнира. Полуфинал против португальцев проходил в интересной и ровной борьбе. Основное время окончилось со счётом 1:1. В дополнительное время команды забили ещё по одному мячу, а на последней, 119-й минуте, решающий гол забил Платини. «Синие» вышли в финал чемпионата Европы, где должны были помериться силами со сборной Испании. Пиренейцы довольно неожиданно переиграли команду Дании, собравшую в 1980-х годах прекрасное поколение игроков: Алан Симонсен, Пребен Элькьяер, Михаэль Лаудруп. 27 июня 1984 года на стадионе «Парк де Пренс» в Париже сборная Франции впервые в своей истории выиграла титул чемпиона континента. Игра запомнилась, в первую очередь, «ляпом» вратаря испанцев Луиса Арконады, который на 57 минуте выпустил мяч после несложного удара со штрафного Мишеля Платини — который медленно закатился в ворота. На последней минуте игры французы забили 2-й гол и победили 2:0. Лучшим футболистом и бомбардиром турнира стал капитан сборной Франции Платини, который забил 9 голов в 5 матчах.

«Золотой мяч» 1984 года получил именно французский полузащитник «Ювентуса». В этот раз он одержал ошеломляющую победу — представители 24 стран поставили его на первое место, и только двое классифицировали его вторым. Капитан чемпионов Европы получил 128 очков из 130 возможных (98,5 % голосов). Вторым стал его партнёр по сборной Жан Тигана («Бордо»).

За заслуги перед родиной, в апреле 1985 года Платини был награждён высшей государственной наградой Франции — орденом Почётного легиона.

29 мая 1985 года стал трагическим днем для всего футбола. На стадионе «Эйзель» в Брюсселе, в финале Кубка европейских чемпионов «Ювентус» победил «Ливерпуль» — единственный мяч с пенальти забил Мишель Платини. В Бельгию прибыли тысячи английских болельщиков, которые славились склонностью к хулиганству. Перед началом игры начались беспорядки и драка на трибунах между английскими фанатами и итальянскими тиффози. Организаторы не соблюли всех правил безопасности, и под весом толпы разрушилась часть трибуны. Погибло 39 человек. В результате УЕФА отстранила все английские клубы от участия в еврокубках на 3 года, а «Ливерпуль» — на пять лет.

«Золотой мяч» достался Платини и в третий раз — в 1985 году. До этого трижды награды удостаивался только Йохан Кройф, а после Платини достижение смог повторить Марко ван Бастен. Тем не менее, только Мишель Платини получал эти награду в течение трёх лет подряд.

Франция имела шанс выиграть чемпионат мира, но в 1986 году в Мексике им перекрыла дорогу Германия — в итоге поражение 0:2, и только «бронза». 31-летний полузащитник начинал задумываться о завершении карьеры, и после сезона 1986/87 он повесил бутсы на гвоздь. «Как футболист я умер в 32-летнем возрасте — 17 мая 1987 года…», такими словами начинается его книга «Жизнь как матч». В 1988 году он вернулся в большой футбол — уже в качестве тренера.

Лучший бомбардир сборной

Сделав 19 июня 1984 хет-трик в почти родном городе Сент-Этьен в матче чемпионата Европы с Югославией (3:2), Платини побил рекорд Жюста Фонтена — 30 голов за сборную, державшийся с 1960 года. Всего за национальную команду он забил 2 хет-трика и 4 дубля. Итоговое достижение Платини — 41 мяч, смог превзойти в 2007 году Тьерри Анри.

Матч за сборную Кувейта

23 ноября 1988 года Мишель Платини отметился игрой за сборную Кувейта, которая в Эль-Кувейте проводила товарищеский матч со сборной СССР. В городе он оказался проездом, направляясь в качестве почётного гостя на открытие Кубка Азии по футболу в Катаре, а принять участие в матче его попросил эмир Кувейта. Платини провёл на поле около 20 минут, а матч был признан ФИФА.

Тренер и функционер

После слабой игры сборной Франции в первых двух отборочных играх к чемпионату мира 1990 году, Мишелю Платини предложили возглавить национальную команду. На кубок мира французы не пробились, но в отборочных матчах к чемпионату Европы 1992 года одержали 8 побед в 8 играх (включая две гостевые победы над Испанией и Чехословакией). Лидерами нападения той команды были звезды Жан-Пьер Папен и Эрик Кантона. World Soccer назвал Платини лучшим тренером мира 1991 года. В 1992 году финальный турнир чемпионата Европы проходил в Швеции, и за выход в полуфинал боролись Франция и Дания (до этого французы сыграли вничью со шведами и англичанами). В решающей встрече даже ничья устраивала «синих», но команда уступила 1:2 (решающий мяч датчанин Эльструп забил на 78-й минуте). Сборной очень не доставало качественных игроков средней линии — «золотое поколение» Платини, за исключением Амороса и Луиса Фернандеса, уже ушло из футбола.

После завершения тренерской карьеры Платини, однако, не покинул спорт. В 1992 году на зимней Олимпиаде-1992, проходившей в городе Альбервиль, он был удостоен чести зажечь олимпийский огонь. Также Платини был одним из двух директоров Организационного комитета чемпионата мира 1998 года во Франции. В 2002 году он стал членом исполнительных комитетов ФИФА и УЕФА. В январе 2007 года Мишель Платини был избран президентом УЕФА и занялся реформой европейской футбольной системы. Так, по его инициативе Кубок УЕФА был объединен с Кубком Интертото и реорганизован в Лигу Европы. Он также ратует за увеличение роли национальных кубков, чтобы победа в них давала право выступать в Лиге чемпионов. 22 марта 2011 года Платини был переизбран президентом УЕФА на новый срок.

17 октября 2007 года президент Азербайджана Ильхам Алиев в Баку наградил Платини одной из высших наград страны — орденом «Шохрат».

31 августа 2010 года указом президента Армении награждён орденом Почёта.

В конце ноября 2014 года британские СМИ обвинили Платини в том, что он за поддержку российской заявки на право проведения чемпионата мира 2018 года получил в подарок картину Пикассо. 24 марта 2015 года Платини был переизбран президентом УЕФА на третий срок.

29 июля 2015 года Мишель Платини официально выдвинул свою кандидатуру на выборы на пост президента ФИФА, которые состоятся 26 февраля 2016 года.

8 октября 2015 года комитетом по этике ФИФА Платини был отстранён от работы на 90 дней. Однако Союз европейских футбольных ассоциаций (УЕФА) отказался выполнять решение ФИФА, выразив абсолютное доверие и полную поддержку Платини. 20 октября исполнительный комитет ФИФА отстранил Платини с должности куратора чемпионата мира 2018 года. 18 ноября апелляционный комитет ФИФА отклонил апелляции Блаттера и Платини на отстранение от футбольной деятельности. 21 ноября следственная палата комитета ФИФА по этике завершила расследование в отношении Блаттера и Платини и передала окончательные отчеты, содержащие просьбы о санкциях в отношении них в арбитражную палату ФИФА, которая возбудила в отношении Платини и Блаттера расследования.

21 декабря 2015 года Комитет ФИФА по этике принял решение об отстранении на восемь лет от футбольной деятельности главы Союза европейских футбольных ассоциаций (УЕФА) Мишеля Платини и Президента Международной федерации футбола (ФИФА) Йозефа Блаттера. Данное решение принято после расследования, в центре которого был санкционированный Блаттером крупный денежный перевод – 2 млн швейцарских франков (почти 2 млн долларов) – на имя Платини.

Пост Президента УЕФА Мишель Платини покинул 14 сентября 2016 года.

Достижения

Командные достижения

Нанси

• Обладатель Кубка Франции: 1977/78

Сент-Этьен

• Чемпион Франции: 1980/81

Ювентус

• Чемпион Италии: 1983/84, 1985/86
• Обладатель Кубка Италии: 1982/83
• Обладатель Кубка кубков: 1983/84
• Обладатель Суперкубка Европы: 1984
• Обладатель Кубка европейских чемпионов: 1984/85
• Финалист Кубка европейских чемпионов: 1982/83
• Обладатель Межконтинентального кубка: 1985

Сборная Франции

• Чемпион Европы: 1984
• Бронзовый призёр Чемпионата мира: 1986

Личные достижения

• Лучший футболист мира: 1984, 1985 (World Soccer)
• Обладатель «Золотого мяча»: 1983, 1984, 1985
• «Золотой мяч» лучший футболист Европы: 1983, 1984, 1985 (Onze Mondial)
• «Серебряный мяч» второй футболист Европы: 1977 (Onze Mondial)
• «Бронзовый мяч» третий футболист Европы: 1977, 1980 (France-Football)
• Футболист года во Франции: 1976, 1977
• Лучший бомбардир чемпионата Италии: 1983, 1984, 1985
• Лучший бомбардир чемпионата Европы: 1984
• Лучший бомбардир в истории чемпионатов Европы: 9 голов
• Входит в список ФИФА 100

Награды

• Орден Почётного легиона: 29 апреля 1985 г. — кавалер, 13 июля 1998 — офицер.
• Офицер ордена «За заслуги» (Франция, 3 декабря 1994 года).
• Орден «Слава» (Азербайджан, 2007 год) — за заслуги в развитии и расширении международных связей азербайджанского футбола.
• Орден Почёта (Молдавия, 2009 год).
• Орден Почёта (Армения, 2010 год) — за укрепление сотрудничества в области спорта с Арменией и за значительное содействие развитию детско-юношеского футбола в Республике Армения.
• Орден НОК Белоруссии (2008 год) — за большой вклад в развитие белорусского футбола

Статистика выступлений

Клубная карьера

Клуб	Сезон	Лига		Кубки		Еврокубки		Прочие		Итого
		Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы
Нанси	1972/73	5	2	0	0	0	0	0	0	5	2
	1973/74	21	2	3	0	0	0	0	0	24	2
	1974/75	33	17	7	13	-	-	0	0	40	30
	1975/76	31	22	5	6	0	0	0	0	36	28
	1976/77	38	25	1	0	0	0	0	0	39	25
	1977/78	36	18	10	7	0	0	0	0	46	25
	1978/79	19	12	5	3	0	0	0	0	24	15
	Итого	183	98	31	29	0	0	0	0	214	127
Сент-Этьен	1979/80	33	16	7	5	7	5	0	0	47	26
	1980/81	35	20	10	5	7	4	0	0	52	29
	1981/82	36	22	8	5	2	0	0	0	46	27
	Итого	104	58	25	15	16	9	0	0	145	82
Ювентус	1982/83	30	16	13	7	9	5	0	0	52	28
	1983/84	28	20	7	3	8	2	0	0	43	25
	1984/85	30	18	7	4	9	7	1	0	47	29
	1985/86	30	12	4	1	6	3	1	1	41	17
	1986/87	29	2	8	1	4	2	0	0	41	5
	Итого	147	68	39	16	36	19	2	1	224	104
Всего за карьеру		434	224	95	60	52	28	2	1	583	313

Статистика выступлений за сборную

Год	Сборная	Турнир	Место		И	Г
1978	Франция	Чемпионат мира	группа		3	1
1982	Франция	Чемпионат мира	4		5	2
1984	Франция	Чемпионат Европы			5	9
1986	Франция	Чемпионат мира			6	2

Ссылки

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

• [ngif.net/?p=62 Великие спортсмены XX века: Мишель Платини]
• [football.ua/unicredit-top50/news/162215.html Кудесник Золотого мяча: Мишель Платини]

Отрывок, характеризующий Платини, Мишель

Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.