Платонов, Борис Викторович

Борис Платонов
Имя при рождении:	Борис Викторович Платонов
Дата рождения:	24 июля (6 августа) 1903(1903-08-06)
Место рождения:	Минск, Российская империя
Дата смерти:	15 февраля 1967(1967-02-15) (63 года)
Место смерти:	Минск, Белорусская ССР, СССР
Профессия:	актёр, театральный педагог
Гражданство:	Российская империя Российская империя СССР СССР
Годы активности:	1922—1967
Театр:	БелГАДТ имени Я. Купалы
Награды:

Бори́с Ви́кторович Плато́нов (белор. Барыс Віктаравіч Платонаў); (1903—1967) — белорусский советский актёр театра и кино, педагог. Народный артист СССР (1948).

Биография

Борис Платонов родился 24 июля (6 августа) 1903 года в Минске.

В 1919—1921 годах служил в Красной Армии (красноармеец 37-го батальона войск ВЧК, секретать политсекретариата 11-й стрелковой бригады 4-й стрелковой дивизии в Борисове).

С 1921 года участвовал в кружках художественной самодеятельности.

С 1922 года — артист Первого Белорусского драматического театра (ныне Национальный академический театр имени Янки Купалы) (Минск). В 1961—1963 годах — художественный руководитель театра.

Б. Платонов — актёр яркий, темпераментный, с блестящим даром перевоплощения.

Выступал на радио, занимался преподавательской деятельностью.

Член КПСС с 1953 года. Депутат ВС Белорусской ССР 5—6 созывов.

Умер Борис Платонов 15 февраля 1967 года. Похоронен в Минске на Восточном (Московском) кладбище.

Награды и звания

• Народный артист Белорусской ССР (1946)
• Народный артист СССР (1948)
• Сталинская премия второй степени (1948) — за исполнение главной роли в спектакле «Константин Заслонов» А. Мовзона.
• Сталинская премия третьей степени (1952) — за исполнение роли Тумиловича в спектакле «Поют жаворонки» К. Крапивы.
• Орден Ленина (1955)
• Два ордена Трудового Красного Знамени (1940, 1948)
• Медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.».

Роли в театре

• 1926 — «Победа» Е.А. Мировича — Рыгорка
• 1927 — «Мятеж» Д.А. Фурманова и С. Поливанова — Ерыськин
• 1937 — «Последние» М. Горького — Пётр
• 1939 — «Кто смеётся последним» К. Крапивы — Зёлкин
• 1942 — «Фронт» А.Е. Корнейчука — Огнев
• 1944 — «Павлинка» Я. Купалы — пан Быковский
• 1946 — «Ромео и Джульетта» У. Шекспира — Ромео
• 1948 — «Константин Заслонов» А. Мовзона — Константин Заслонов
• 1952 — «Поют жаворонки» К. Крапивы — Тумилович
• 1953 — «Доходное место» А.Н. Островского — Василий Николаевич Жадов
• 1955 — «Крылья» А.Е. Корнейчука — Ромодан
• 1957 — «Лиса и виноград» Г. Фигейредо — Эзоп
• 1959 — «Третья патетическая» Н.Ф. Погодина — Ленин
• 1959 — «Чтобы люди не журились» А.Е. Макаёнка — Ковальчук
• 1961 — «Левониха на орбите» А.Е. Макаёнка — Левон
• 1961 — «Живой труп» Л.Н. Толстого — Фёдор Васильевич Протасов
• «Таланты и поклонники» А.Н. Островского — Мартын Прокофьевич Нароков
• «Кремлёвские куранты» Н.Ф. Погодина — Антон Иванович Забелин.

Фильмография

1. 1927 — Кастусь Калиновский — молодой цыган на ярмарке
2. 1928 — Земля зовёт — раввин местечка Ладеню
3. 1929 — Песня весны — Шершень (Шулевич)
4. 1952 — Павлинка (фильм-спектакль) — Быковский
5. 1953 — Поют жаворонки — Тумилович
6. 1954 — Кто смеётся последним? — Зёлкин
7. 1965 — Любимая — Иван Егорович.

Память

• В 1965 году о Борисе Платонове снят документальный фильм «Мысли и образы»
• В 1968 году улица Высокая в Минске была переименована в честь актёра и носит его имя по сей день.

Ссылки

• [mk.by/archiv/13.08.2003/rub4.php Памяти актёра]

Отрывок, характеризующий Платонов, Борис Викторович

– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?