Пьяченца
|
Пьяченца
Piacenza
Показать/скрыть карты
|
Пьяче́нца (итал. Piacenza, эмил.-ром. Piasëinsa, лат. Placentia, Plasentia) — город в итальянском регионе Эмилия-Романья, административный центр одноимённой провинции. Расположен на южном берегу реки По рядом с впадением в неё Треббии, к юго-востоку от Милана.
История
Древнее название города — Плацентия (Placentia). Он был основан римлянами в 218 г. до н. э. и уже через одиннадцать лет выдержал осаду карфагенского военачальника Гасдрубала. Ещё через семь лет Плацентию разорили галлы. В 187 г. до н. э. была соединена с Римини Эмилиевой дорогой, что превратило Плацентию в значительный пункт на пути из Рима в Северную Европу и стало залогом её экономического благосостояния на тысячелетие вперёд.
С 997 по 1035 гг. во главе Пьяченцы стоял епископ. В XII веке горожане добились самостоятельности и вступили в Ломбардскую лигу городов, которые поддерживали Фридриха Барбароссу в его противостоянии с папством. Затем последовало столетие политических неурядиц, когда схлестнулись миланские семейства Висконти и Сфорца (см. Итальянские войны).
В 1545 г. папа Павел III создал для своего сына Пьера Луиджи Фарнезе наследственное герцогство Пармское, вторым городом которого и стала Пьяченца. После пресечения рода Фарнезе в 1731 году герцогство отошло испанским Бурбонам, у которых его отобрал Наполеон в 1808 году. Затем до 1847 г. Пармой и Пьяченцей владела его супруга Мария-Луиза, после смерти которой в Пьяченцу на тринадцать лет вернулись Бурбоны.
Достопримечательности
Городская планировка Пьяченцы в значительной степени следует той, что была принята ещё древними римлянами. Центральное сооружение города — кирпичный собор (ит.) в ломбардско-романском стиле (1122—1253). Фасад собора Сан-Антонио (ит.) относится к XI веку, но большая часть церкви была позднее перестроена. Среди других значительных храмов — собор Сан-Савино (Пьяченца) (ит.) (освящена в 1107 г., редкие напольные мозаики XII в.); Сан-Франческо (заложена в 1278 г.); Санта-Мария-ди-Кампанья (1522—1528 гг., фрески Порденоне); церковь Сан-Систо (ит.) (1499—1511 гг.; для этого храма Рафаэль написал «Сикстинскую Мадонну»). Огромное палаццо Фарнезе начали строить в 1558 г. для Маргариты Австрийской, но так и не закончили. Палаццо Комунале — средневековая постройка XIII—XIV вв.
Покровителями города почитаются святой Антонин и святая Иустина Падуанская.
- Gotico facciata-500.jpg
Пьяцца Кавалли
- Piacenza0001.jpg
Пьяченцский собор
Напишите отзыв о статье "Пьяченца"
Ссылки
- [www.comune.piacenza.it/english/index.asp Comune di Piacenza] (англ.)
-
Пьяченца: тематические медиафайлы на Викискладе
|
Это заготовка статьи по географии Италии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||
Отрывок, характеризующий Пьяченца
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».
Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
