Плачущий Гераклит и смеющийся Демокрит
Плачущий Гераклит и смеющийся Демокрит — распространенное в европейской философии (начиная с античности) и живописи периода Ренессанса и барокко противопоставление двух знаменитых греческих философов, которые имели различное воззрение на жизнь: первый (пессимист) оплакивал людей, второй (оптимист) смеялся над людскими глупостями.
История
Демокрит Абдерский (ок. 460 — ок. 370 до н. э.) и Гераклит Эфесский (ок. 540—475 до н. э.) — два великих античных философа, противоположность характеров которых — смеющийся и плачущий — является общим местом европейской культуры. Демокрит был известен как Смеющийся, поскольку его смешила глупость рода человеческого, более ранний философ Гераклит же был известен как Мрачный или Тёмный, и его философская система контрастировала с идеями Демокрита, на что обратили внимание последующие поколения.
Целью всякого познания Демокрит считал «спокойствие души (греч. εὐθυμία, которую он, впрочем, называет и разными другими именами), однако не то, которое доставляется чувственным довольством, а нравственное, неколебимое страстями (греч. καθ᾽ ή̔ν γαληνω̃ς καὶ εὐσταθω̃ς ἡ ψυχὴ διάγει, ὑπὸ μηδενος ταραττομένη φόβου ἢ δεισιδαιμονίας ἢ ά̓λλού τινος πάθους). Отсюда, вероятно, явилось предание, изображающее Демокрита вечно смеющимся (греч. γελασι̃νος), а Гераклита вечно плачущим[1]».
...Значит, похвально и то, что один-то мудрец всё смеялся,
Как поднимал от порога, вперед вынося, свою ногу,
Ну, а другой был совсем не таков: он больше всё плакал.
Впервые противопоставление зафиксировано у автора II века до н. э. Сотиона[2], а затем у многих греческих (Лукиан, Ипполит Римский) и латинских авторов.
Из римлян эта идея противопоставления упоминается у Сенеки, Ювенала[3] и др., «которые считали Демокрита оптимистичным философом, любителем хорошей жизни, который смеялся над расточительностью человечества, в отличие от его предшественника, Гераклита, автора неясных, печальных текстов, возмущавшегося человеческими слабостями»[4]. Цицерон приписывает Демокриту постоянный смех наряду с величием его души[5].
Сенека писал[6]: «Гераклит всякий раз, как выходил на люди, плакал, а Демокрит смеялся: одному всё, что мы делаем, казалось жалким, а другому — нелепым»[7], а также: «Гераклит всякий раз, как выходил из дому и видел вокруг себя столько скверно живущих, а точнее сказать скверно гибнущих людей, начинал плакать и жалеть всех попадавшихся ему навстречу прохожих, даже если они были веселы и счастливы… Про Демокрита же рассказывают, наоборот, что он никогда не появлялся на людях без улыбки: до того несерьезным ему казалось всё, чем серьёзно занимались все вокруг. Но где здесь место гневу? Надо либо смеяться надо всем, либо плакать»[8]
«Но прежде всего, что такое самый смех, каким образом он возбуждается… увидел бы Демокрит. Демокрит, если бы был на земле, смеялся бы. У мудрецов же вместо гнева появлялись: слезы — у Гераклита, смех — у Демокрита. Демокрит же имел обыкновение непрестанным смехом приводить в движение свои легкие, — уже его мудрость доказывает, что великие люди, которые дают великие примеры, могут рождаться на родине глупцов и в затхлом воздухе… Ибо Демокрит был родом из города Абдер, где обычно рождаются глупцы. Он все смеялся, считая достойными смеха все человеческие дела».[9]
Таким образом, для древних неспособность смеяться или плакать означала неспособность быть мудрым. Происходило это потому, что смех и слезы в отличие от негодования — это две реакции на безумие человеческой жизни, дозволенные философу, и Гераклит с Демокритом были воплощениями этих образов[10].
|
|
|
Ренессансные гуманисты XV века также использовали эту пару, чтобы утвердить мнение, согласно которому жизнерадостное мироощущение более соответствует философу.
Монтень пишет о них в своей главе «О Демокрите и Гераклите» в книге «Опытов», толкуя хорошее настроение Демокрита более скептически:
Демокрит и Гераклит — два философа; из коих первый, считая судьбу человека ничтожной и смешной, появлялся на людях не иначе, как с насмешливым и смеющимся лицом. Напротив, Гераклит, у которого тот же удел человеческий вызывал жалость и сострадание, постоянно ходил с печальным лицом и полными слез глазами. (…) Настроение первого мне нравится больше — не потому, что смеяться приятнее, чем плакать, а потому, что в нем больше презрения к людям, и оно сильнее осуждает нас, чем настроение второго; а мне кажется, что нет такого презрения, которого мы бы не заслуживали[11].
Живопись
|
|
|
Эти образы представлены в европейской живописи Ренессанса и барокко — на одной картине или в виде диптиха.
Демокрит:
- улыбается или смеется
- с глобусом и циркулем
Гераклит:
- плачет, рыдает или просто грустит
- в черном
- иногда тоже с глобусом
- иногда палец приложен к глазу[12]
- Hendrik ter Brugghen - Heraclitus.jpg
Плачущий Гераклит,
худ. Х. Тербрюгген - Hendrik ter Brugghen - Democritus.jpg
Смеющийся Демокрит,
худ. Х. Тербрюгген - Franz Xaver Messerschmidt Charakterkopf 2.jpg
Плачущий Гераклит,
ск. Ф.К. Мессершмидт - Franz Xaver Messerschmidt Charakterkopf.jpg
Смеющийся Демокрит,
ск. Ф.К. Мессершмидт
В литературе
- Франсуа Рабле, «Гаргантюа и Пантагрюэль»: «Таким образом, они изобразили собой гераклитствующего Демокрита и демокритствующего Гераклита».
- Вальтер Скотт. «Квентин Дорвард»: «Эти два исполнителя закона представляли прямую противоположность друг другу как по приемам, так и по внешности. Людовик называл одного Демокритом, другого Гераклитом, а их начальник, великий прево, окрестил одного „Жан-кисляй“, а другого — „Жан-зубоскал“».
- Стихотворение перуанского поэта Клементе Альтауса [es.wikisource.org/wiki/Demócrito_y_Heráclito «Demócrito y Heráclito»], 1863
- Михаил Ломоносов в сочинении «Краткое руководство к красноречию» (Книга первая, в которой содержится риторика, показующая общие правила обоего красноречия, то есть оратории и поэзии) в § 203 обучает:
|
- В русской поэзии[13]:
| Николай Карамзин. «Гимн глупцам». | Александр Полежаев. «Сашка». 1, 13. | Денис Фонвизин. «К моим слугам». |
|---|---|---|
| С умом все люди Гераклиты, |
Пусть смотрит Гераклит унылый |
Иные резвятся, хохочут, пляшут, скачут, |
Напишите отзыв о статье "Плачущий Гераклит и смеющийся Демокрит"
Ссылки
- [web.madritel.es/personales2/jcdc/presocraticos/pinac04_heraclito_democrito.htm Галерея]
- [edaddeoro.blogspot.com/2006/07/riendo-con-demcrito-llorando-con.html В испанской поэзии Золотого Века]
- [cvc.cervantes.es/el_rinconete/anteriores/junio_00/13062000_02.htm О диптихе Рубенса в Прадо]
Библиография
- Cora E. Lutz. Democritus and Heraclitus // The Classical Journal, Vol. 49, No. 7 (Apr., 1954), pp. 309–314
- Aurora Gloria Egido Martínez. Heráclito y Demócrito: imágenes de la mezcla tragicómica. // Teatro español del siglo de oro : teoría y práctica / coord. por Christoph Strosetzki, 1998, ISBN 84-95107-04-X , pags. 68-101
Примечания
- ↑ [slovari.yandex.ru/dict/lubker/article/1/lub-2013.htm Демокрит // Реальный словарь классических древностей](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2872 дня))
- ↑ Стобей III 20, 53 (Фрагменты ранних греческих философов. Ч. 1. М., 1989. С.181)
- ↑ Ювенал. Сат.10, 28-30; пер. Дмитрия Недовича и Федора Петровского
- ↑ [www.nearyou.ru/rubens/703demoand.html Рубенс. Гераклит и Демокрит]
- ↑ [psylib.org.ua/books/lose001/txt28.htm А. Ф. Лосев. История античной эстетики]
- ↑ [www.krotov.info/spravki/persons/dohrist/heraclit.html Гераклит. Биографические свидетельства]
- ↑ Сенека. О спокойствии духа, XV, 2.
- ↑ Сенека. О гневе, II, 10, 5. Пер. Татьяны Бородай
- ↑ [web.archive.org/web/20080207112944/linemed-sf.boom.ru/ID_16_08_08.htm Демокрит. В его фрагментах и свидетельствах древности. Под ред.и с комм. Г.К. Баммеля. - М.: ОГИЗ. Государственное социально-экономическое издательство, 1935. - стр. 15-33. Примечания Г.К. Баммеля.]
- ↑ [www.ng.ru/lit/2009-10-01/6_smeh.html Г. Дашевский. Источник смеха. // НГ Exlibris]
- ↑ [psylib.org.ua/books/monte01/txt050.htm Монтень. Опыты]
- ↑ [books.google.ru/books?id=2oZrvRv2OMgC&pg=PA22&lpg=PA22&dq=Heraclitus+and+Democritus&source=bl&ots=gupxoFQ56S&sig=BhEJcFUM_JhmbTBDccCMHOGxJF4&hl=ru&ei=WrO9S7a2A9iNsAbh5oS6BQ&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=4&ved=0CBUQ6AEwAzgU#v=onepage&q=Heraclitus%20and%20Democritus&f=false Matthew Steggle. Laughing and weeping in early modern theatres ]
- ↑ [slovari.yandex.ru/dict/mikhelson/article/mi11/mi1-1699.htm Гераклитъ и Демокритъ // Сборник образных слов и иносказаний. 1904 г.](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2872 дня))
Отрывок, характеризующий Плачущий Гераклит и смеющийся Демокрит
– «Ключ», – отвечал Николай.– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.
Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
