Плач Иеремии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Плач Иеремии (ивр.מְגִלַּת אֵיכָה‏‎)

'
Раздел: Ктувим
Перевод: Рембрандт, «Иеремия оплакивает разрушение Иерусалима».
Язык оригинала: иврит
Легендарный автор: Иеремия
Легендарное время создания: ок. 586 года до н. э.
Предыдущая (Танах): Книга Руфь
Предыдущая (православие): Книга пророка Иеремии
Следующая: Послание Иеремии
Викитека: Плач_Иеремии

Текст на Викитеке

 Плач Иеремии на Викискладе

Плач Иереми́и — у иудеев 32-я часть Танаха, 6-я книга Ктувим, у христиан — ветхозаветная книга.





Общая характеристика

В древнееврейском языке книга названа по первому слову Эйха́! («Как!»). Вавилонский Талмуд использует выражение Кино́т, то есть «Плачи», «Элегии». В Септуагинте книга называется др.-греч. θρῆνοι («Плачи», «Плачевные песни»), в Вульгате соответственно — Lamentationes, что стало основанием для названия книги на многих европейских языках.

В латинском и в русских переводах Библии Плач помещен после книги пророка Иеремии, в Септуагинте между книгой пророка Иеремии и Плачем Иеремии помещён Варух. В еврейском каноне Плач обычно находится в разделе агиографов, или Писаний, который также включает в себя книги Песнь песней, Руфь, Екклесиаст и Есфирь — пять свитков, собранных под общим названием Мегилло́т (Свитки). В некоторых современных изданиях Еврейских Писаний Плач Иереми́и размещается между книгой Руфь или Есфирь и книгой Екклесиаста, однако в древних рукописях он стоял после книги Иереми́и.

Книга представляет собой плачевную песнь, в которой выражается скорбь о бедствии, постигшем израильский народ в 586 году до н. э., когда вавилонский царь Навуходоно́сор разрушил Иерусалим.

Авторство, время и место написания

Традиционно автором книги считается пророк Иеремия (так книга впервые озаглавлена в Септуагинте), что, однако, не доказано[1][2]. Считается, что книга была написана вблизи Иерусалима после его разрушения в 586 г. до н. э.

В Септуагинте книга сопровождается следующими вступительными словами: «И случилось, после того как Израиль был уведен в плен, а Иерусалим опустошен, сел Иеремия пророк в слезах и плакал плачем этим по Иерусалиму, и сказал…». Иероним, создатель первого латинского перевода, посчитал эти слова добавленными и в своем переводе опустил их. Тем не менее евреи традиционно приписывают авторство Плача пророку Иеремии. (Кроме того, его авторство поддерживает сирийская Библия (Пешитта), латинская Вульгата, Таргум Ионафана, Вавилонский Талмуд и другие переводы.)

Однако часть современных библеистов дают другую аттрибуцию книги. Полагают, что книга была написана между 587 и 582 гг.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3967 дней] Дело в том, что целый ряд признаков заставляет сомневаться в том, что Иеремия мог быть её автором.

  • Некоторые исследователи видят в Плаче сожаление о том, что Израиль не получил помощи от Египта (4.17). Но пророк Иеремия был решительно против надежды на такую помощь (35.5-10). Впрочем, другие усматривают в этом стихе лишь передаваемые Иеремией ложные надежды иудеев, в которых он и ранее обличал сограждан (37.5-10).
  • В Книге Плач с большим уважением говорится о царе Седекии и о надеждах, которые возлагались на его правление (4.20). Эти слова никак не могли исходить от Иеремии, который обличал этого царя. Другие исследователи, опять же, видят в этом лишь общее мнение иерусалимлян, передаваемое автором, который при этом, традиционно для благочестивого иудея, с благоговением относится к царскому сану.
  • Изысканный стиль поэмы говорит об авторе, писавшем в спокойной обстановке, в то время как последние годы жизни Иеремии прошли в других условиях.[3]

Особенности строения

Плач Иеремии содержит пять песней. В первой, во второй и в четвёртой песнях по 22 стиха — по числу букв еврейского алфавита. Каждый стих «пронумерован» соответствующей буквой и начинается с этой же буквы (например, в Вульгате Lam 1.1: ALEPH. Quomodo sedet..., Lam 1.2: BETH. Plorans ploravit..., Lam 1.3: GIMEL. Migravit Judas... etc.)[4]. В третьей песни 66 стихов, организованных в 22 трёхстишные группы; каждый стих внутри одного трёхстишия начинается с той буквы еврейского алфавита, которой он предваряется (в Вульгате стихи Lam 3.1,3.2,3.3 начинаются со слова ALEPH, Lam 3.4,3.5,3.6 — со слова BETH и т.д.). Пятая песнь также состоит из 22 стихов, но не содержит буквенной их нумерации (и соответственно, не содержит акростиха).

Акростих в еврейской Библии не мог быть выдержан в переводах на другие языки. Названия букв формально выставлены в Вульгате (при том что начальные буквы стихов, разумеется, «алфавитно» никак не согласованы с названной буквой), в некоторых изданиях Септуагинты и в церковнославянской Библии. В критическом издании Септуагинты А.Ральфса, в протестантских переводах и в русском Синодальном переводе Плача их нет.

Схожий структурно-поэтический принцип наблюдается в Псалме 118 и, в более простом виде (по одной фразе на каждую букву), в ряде других псалмов, например, 9-10.

Рецепция в музыке

Отдельные стихи из Плача Иеремии столетиями распевались (на особый псалмовый тон) на страстной утрене католиков в Великий Четверг, Великую Пятницу и Великую Субботу, известной на Западе под метафорическим названием Tenebrae.

Композиторские вокальные сочинения (с использованием инструментов или без них) на тексты «Lamentationes» (как правило, распетые на музыку, никак не связанную с типовыми псалмовыми тонами) известны начиная с эпохи Возрождения (вторая половина XV века) вплоть до XX века; среди авторов «Плачей» Пьер де ла Рю (публикация 1549; авторство оспаривается), Ф. де Пеньялоса, Х. Изак (Oratio Jeremiae prophetae), Я. Аркадельт, К. Феста, К. де Сермизи, К. де Моралес, Дж.П. Палестрина (четыре сборника для различных вокальных составов), О. Лассо (три сборника), Т. Таллис, А. Лобо, Ф. Дентиче, О.Векки, Э. Кавальери, Дж. Кариссими, Ф.Дуранте, Я.Д. Зеленка, Г.Ф. Гендель, Э. Кшенек, И.Ф. Стравинский[5], В.И. Мартынов. На стихи «Плача» опирался жанр камерной (вокально-инструментальной) французской музыки барокко под названием фр. Leçons de Ténèbres (букв. «чтения впотьмах»), в котором писали М.А. Шарпантье, Ф. Куперен, М.Р. Делаланд и другие. Композиторские "Плачи" начиная с эпохи барокко представляли собой весьма изысканную концертную музыку (наподобие кантаты или оратории) и не предназначались для богослужения.

В справочной и научной литературе музыкальные обработки Плача Иеремии иногда называют ламентациями.

Переводы

  • Ветхий завет: Плач Иеремии, Экклезиаст, Песнь Песней. Перевод на русский И. М. Дьяконова, Л. Е. Когана, при участии Л. В. Маневича. М.: РГГУ, 1998.

Публикации и литература

  • Mehrstimmige Lamentationen aus der ersten Hälfte des 16. Jahrhunderts, hrsg. v. Günther Massenkeil. Mainz: Schott, 1965. 163 S.

Напишите отзыв о статье "Плач Иеремии"

Примечания

  1. 1001 Surprising Things You Should Know About the Bible by Jerry MacGregor and Marie Prys (2002) #568
  2. Иеремия — статья из Большой советской энциклопедии.
  3. священник Александр Мень. Как читать Библию. Руководство к чтению книг Ветхого и Нового Завета. [alexandrmen.ru/books/kak_chit/kak_chit.html].
  4. Инципиты латинских стихов даны традиционно по Liber usualis (в критическом издании Вульгаты орфография слегка отличается).
  5. Свободная компиляция стихов из третьей и пятой песней.

Ссылки

  • [www.eleven.co.il/article/13238 Плач Иеремии] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
  • [www.pravenc.ru/text/293616.html Иеремии плач // Православная энциклопедия]
  • [www.medieval.org/emfaq/misc/lamentations.htm Ламентации (Плач пророка Иеремии) на портале medieval.org] (англ.)

Отрывок, характеризующий Плач Иеремии

Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.