Племенные герцогства

«Племенные герцогства» (нем. Stammesherzogtum) — традиционное название для группы нескольких крупнейших княжеств, образовавшихся в составе Восточно-Франкского королевства (Германии) в IX—X веках на основе территорий, занимаемых ранее различными племенами германцев. Эти княжества постепенно добились значительного уровня независимости от королей Германии и в течение нескольких веков после падения Каролингов играли роль базовых государственных образований «Священной Римской империи». Развитие феодализма и сепаратистских тенденций в Германии привели в XII веке к распаду герцогств. Тем не менее традиция выделения нескольких крупнейших «племенных» регионов сохранилась и позднее нашла своё отражение в системе курфюршеств и имперских округов.

Обычно выделяют следующие пять племенных герцогств:

• Саксония
• Франкония
• Бавария
• Швабия
• Лотарингия (или, по другой традиции, Тюрингия)

Расселение германских племён

В период Великого переселения народов различные германские племена расселились на территории современной Германии. Северо-западные регионы, вдоль берегов Северного моря и нижнего течения Эльбы заняли саксы. Юго-восточнее расселились тюринги. Земли к востоку от Рейна занимали франки. Территории в верховьях Рейна, Майна и Дуная были заселены алеманнами и свевами. Юго-западные области Германии после разгрома ругиев Одоакром в V веке перешли под власть баваров. Эти пять германских племён стали родоначальниками раннефеодальных государственных образований, составивших королевство Германию после крушения империи Каролингов: на землях саксов возникла Саксония, тюрингов — Тюрингия, франков — Франкония, аллеманов — Швабия, а баваров — Бавария.

Возникновение и развитие государств

Саксония

Саксы, по-видимому, были единственным из германских племён сохранившим свою национальную идентичность ко времени Карла Великого. Они довольно поздно вошли в состав империи Каролингов (после войн 772—804 гг.). В условиях необходимости самостоятельно организовывать отпор норманнам и балтийским славянам, к концу IX века сложилось герцогство Саксония с собственной династией. Оно распространило свою власть на прилегающую Тюрингию и часть земель, отвоёванных у западных славян, где сформировалась система приграничных марок. Представители Саксонской династии в 919 г. унаследовали престол королевства Германия, а в 961 г. возродили Священную Римскую империю. В первой половине XII века в Саксония перешла под власть дома Вельфов, которые развернули длительную борьбу с императорами из династии Гогенштауфенов. Поражение Вельфов от Фридриха I Барбароссы привело в 1181 г. к разделу герцогства Саксония на несколько феодальных и церковных владений. Позднее сформировалось два центра власти на саксонских территориях — курфюршество Саксония (современная федеральная земля Саксония) на юго-востоке и герцогство Брауншвейг-Люнебург (с конца XVII века — королевство Ганновер, современная земля Нижняя Саксония).

Тюрингия

Тюринги были завоёваны франками около 550 г., а после распада Каролингской империи образовалось небольшое графство Тюрингия (позже ландграфство Тюрингия). Однако в XIII веке оно распалось: в западной части сформировалось ландграфство Гессен, а восточная часть (современная земля Тюрингия) перешла под власть дома Веттинов из Мейсенской марки и позднее была разделена между многочисленными потомками этой династии.

Франкония

Территория Франконии издавна входила в состав франкского королевства Австразии, а после прекращения династии Каролингов в начале X века образовалось обширное Франконское герцогство, чей правитель Конрад I был избран королём Германии. Однако во второй половине X века император Оттон I Великий завоевал Франконию и разделил её между различными церковными государствами (Вюрцбург, Фульда, Бамберг). В западной части потомки франконских герцогов сохранили часть владений и в XI веке даже получили имперский престол (Салическая династия). Эта территория стала основой будущего курфюршества Пфальцского. Восточная Франкония позднее вошла в состав Баварии.

Швабия

Свевы, ушедшие в V веке на Пиренейский полуостров, дали своё название герцогству Швабии (современная земля Баден-Вюртемберг), возникшим в IX веке на землях, населяемых после ухода свевов алеманнами. В этом герцогстве династии сменяли одна другую, пока в 1079 г. власть не перешла к Гогенштауфенам, при которых Швабия стала важнейшим германским княжеством, а сама Священная Римская империя пережила свой наивысший подъём. Но после смерти последнего императора из дома Гогенштауфенов в 1268 г. Швабия быстро распалась, а на её территории образовалось несколько десятков, а позднее — более сотни, феодальных владений. Лишь в XVI веке началось возвышение двух крупнейших швабских княжеств — маркграфства Баден и герцогства Вюртемберг. После Наполеоновских войн этим двум государствам удалось объединить территорию бывшего герцогства Швабия.

Бавария

Бавары были, вероятно, потомками ругиев, разбитых королём Одоакром в 487 г., и древнейшего кельтского населения современной Чехии. Они достаточно рано признали верховную власть франков, однако позднее сформировали собственное герцогство под управлением династии Агилольфингов. В середине VIII века Бавария вошла в состав империи Карла Великого, но уже в конце IX века баварские земли были переданы Луитпольду, который воссоздал древнее герцогство Бавария. Оно стало одним из наиболее крупных и влиятельных в империи, а в период правления баварских герцогов из дома Вельфов стало главной территориальной опорой аристократической оппозиции германским императорам. В 1180 г. Бавария перешла под власть династии Виттельсбахов, которые правили здесь до 1918 г. В отличие от других «племенных герцогств», Баварии удалось достаточно быстро преодолеть период феодальной раздробленности и с XVI века Бавария являлась одним из крупнейших германских государств.

Лотарингия

В отличие от остальных «племенных герцогств» Лотарингия не представляла собой этническо-культурной общности. Возникнув в 855 году вследствие раздела владений императора Лотаря I, королевство Лотарингия включало в себя разнородные в национальном и географическом плане области современных Нидерландов, Бельгии, Люксембурга, Рейнланд-Пфальца, Эльзаса и Французской Лотарингии. После прекращения династии Каролингов в начале X века было сформировано герцогство Лотарингия, однако уже в 959/965 году оно распалось на два государства: Нижняя Лотарингия и Верхняя Лотарингия. Первое прекратило своё существование в конце XII века и на его обломках возникли герцогства Брабант, Гелдерн, графство Голландия и др. Второе просуществовало дольше, до 1736 года, когда оно было присоединено к Франции. Отнесение Лотарингии к одному из «племенных герцогств» во многом спорно и, вероятно, базируется на территориальной величине этого государственного образования и желании заменить в качестве германообразующего княжества Тюрингию, быстро потерявшую независимость.

Система власти в герцогствах

Первоначально во главе «племенных герцогств» стояли, видимо, вожди соответствующих германских племён, окруженные военной знатью. В период империи Каролингов эти вожди приняли титул герцога как элемент культуры Каролингского возрождения и новой системы феодализма. Герцоги присвоили себе право назначения епископов, аббатов и, зачастую, графов на территории своих княжеств, формируя таким образом региональную властную элиту, независимую от императоров. После смерти последнего германского короля из династии Каролингов, герцоги взяли на себя функцию избрания нового короля. В дальнейшем эта традиция трансформировалась в институт курфюрство-выборщиков Священной Римской империи.

В то же время, образование «племенных герцогств» — региональных центров власти в Германии, способствовало усилению антагонизма между различными династиями и аристократическими группами в империи, что вело к непрекращающимся войнам, борьбе за имперский престол и мятежам. Это значительно ослабляло Германское королевство и стало одной из причин его фактического распада.

«Племенную» составляющую в системе власти в герцогствах для периода после Каролингов следует понимать не в смысле этнического единства и обособленности, а скорее как указание на наличие достаточно закрытого слоя местной правящей элиты. Эта элита первоначально возглавлялась франкскими аристократами, но с течением времени всё большее значение приобретала местная немецкая региональная знать, чьи традиции если и восходили к временам германских племён, то в существенной степени уже потеряли родовую окраску.

Ссылки

• [www.friesian.com/germany.htm «Племенные герцогства» и марки] (англ.)

Отрывок, характеризующий Племенные герцогства

Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…