Племянников, Пётр Григорьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Пётр Григорьевич Племянников
Дата рождения

1711(1711)

Дата смерти

1773(1773)

Место смерти

Севск

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Звание

Генерал-аншеф

Сражения/войны

Война за польское наследство,
Русско-турецкая война (1735—1739),
Семилетняя война,
Русско-турецкая война (1768–1774)

Награды и премии

Пётр Григорьевич Племянников (17111773, Севск) — русский военачальник, генерал-аншеф, сын сенатора Г. А. Племянникова, зять графа Г. П. Чернышёва. Первый кавалер ордена Святого Георгия II степени.



Биография

В 1725 году вступил в службу солдатом в лейб-гвардии Преображенский полк, где в 1727 году получил чин капрала, а в 1728 — сержанта; 25-го февраля того же 1728 г. Племянников «был пожалован ко двору блаженные памяти великой княжны Натальи Алексеевны гоф-юнкером», но по кончине её, последовавшей 22-го ноября 1728 года, перешел капрал-поручиком в л.-гв. Семеновский полк.

Выпущенный в армию капитаном 19-го декабря 1731 г., он 1-го июня 1738 г. получил чин секунд-майора, 2-го мая 1739 г. — премьер-майора1-м Московском полку), в 1746 г. (15-го марта) — подполковника (в том же полку), 25-го декабря 1755 года — бригадира и 13-го марта 1758 г. — генерал-майора. При Петре III Племянников был шефом пехотного полка, с 23-го мая 1762 г. был в чине генерал-поручика, а во второй половине 1770 г. награждён был чином генерал-аншефа.

Племянников считался в екатерининское время одним из самых опытных боевых генералов, прошедших долгую воинскую школу. Уже в 1733 г. он участвовал во многих «партиях и акциях» польской кампании. Затем, в 1735 году, по выступлении армии из Польши, по случаю начавшейся турецкой войны, ходил к Азову, откуда в начале 1736 г. был командирован с полком в Крым и участвовал во взятии Кинбурна.

В 1737 году, состоя в армии, находившейся под начальством фельдмаршала Миниха, Племянников отметился при штурме и взятии Очакова, в 1738 г. был в неудачной Днестровской кампании, предпринятой Минихом, в 1739 г. участвовал в Ставучанской битве с турками и во взятии Хотина, затем был с армией в Молдавии и держал гарнизон в Яссах.

В 1743 г. был направлен Сенатской конторой в Чернский уезд для исследования появившейся там повальной болезни. Командированный в октябре 1756 года к армии в Ригу, бригадир Племянников в 1757 г. участвовал в Прусской войне, и 19-го августа этого года находился в сражении при Гросс-Эгерсдорфе, где был сильно контужен и где заслужил награду чином генерал-майора. В 1758 г. он был в походе в Бранденбурга и в Померанию, приняв участие в нескольких мелких делах, а в 1759 г. был в сражении при Пальциге, Кунерсдорфе и Франкфурте на Одере и получил орден св. Анны 1-й степени (6-го сентября).

Следующие три года Племянников провел рядом со своим шурином З. Г. Чернышёвым в движениях в Силезии, Бранденбургу и Померании, побывал при Кольберге, затем отступал к р. Висле. По возвращении в Россию 15-го августа 1762 г., генерал-поручик Племянников был оставлен с 5-ю полками в Курляндии, и 22-го сентября, в день коронования императрицы Екатерины II, получил орден св. Александра Невского; в июне 1763 г. он был, по указу Военной коллегии и согласно новому расквартированию полков, назначен в Московскую дивизию, куда и прибыл в сентябре 1763 г., а в ноябре 1765 г., по именному указу императрицы, определен на «место генерал-поручика Штофельна, к командованию Севской дивизии».

С начала новой войны с турками Племянников принял в ней самое видное участие, с отличием командовал корпусом в битве при Ларге (27-го июня 1770 г.), где много способствовал одержанию победы. В последовавшем вскоре (21-го июля 1770 г.) Кагульском бою Племянников, командуя корпусом нa левом фланге, своей атакой нанес туркам решительный удар и тем помог овладеть неприятельскими укреплениями. Императрица наградила его за это чином генерал-аншефа и первым орденом св. Георгия 2-й степени

за оказанный пример мужества, служивший подчиненным его по преодолению трудов, неустрашимости и к одержанию над неприятелем победы 21 июля 1770 года под Кагулом.

В 1773 году генерал-аншеф Племянников получил тяжёлое ранение в бою и скончался в Севске, по дороге к дому. Был похоронен у стен собора Севского Спасо-Преображенского монастыря (могила разорена в XX веке). Оставил после себя большие долги, которые были покрыты суммой, вырученной от продажи его ярославских деревень.

П. Г. Племянников был женат на вдове Николая Кирилловича Матюшкина — Екатерине Григорьевне Матюшкиной, урожденной Чернышёвой (8.09.1714 — 21.08.1791), сестре графов Петра, Захара и Ивана Григорьевичей Чернышёвых. После смерти генерала его вдова продала домовладение на Ваганьковском холме откупщику П. Е. Пашкову, который выстроил там Пашков дом.

Напишите отзыв о статье "Племянников, Пётр Григорьевич"

Литература

Отрывок, характеризующий Племянников, Пётр Григорьевич

Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.