Плисецкая, Анна Александровна
Поделись знанием:
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.
Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
| Анна Плисецкая | |
 | |
| 2009 | |
|---|---|
| Имя при рождении: |
Анна Александровна Плисецкая |
| Род деятельности: | |
| Дата рождения: |
18 августа 1971 (52 года) |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Отец: | |
| Мать: | |
| Награды и премии: |
Орден «Служение Искусству» |
| Сайт: |
[anna-plisetskaya.ru isetskaya.ru] |
Анна Алекса́ндровна Плисе́цкая (род. 18 августа 1971) — балерина, актриса из династии Плисецких — Мессереров.
Анна Плисецкая родилась в Москве, 18 августа 1971 года в семье артистки Большого театра Марианны Седовой и балетмейстера Александра Плисецкого, сына Рахили Мессерер, в прошлом звезды немого кино.[1] Детство прошло в Латинской Америке, в Лиме (1974—1976), где её отец был основателем балета[2] при Университете Сан-Маркос и в Буэнос-Айресе (1976—1978) (Аргентина).
В трёхлетнем возрасте появилась на экране в фильме Маргариты Пилихиной «Анна Каренина»[3].
В 1984 году на экраны вышел фильм «Мэри Поппинс, до свидания», где она исполнила роль Джейн Бэнкс[4].
Содержание
Начало пути
В 1989 году окончила Академию балета имени Вагановой в Санкт-Петербурге (педагоги: М. А. Васильева, Л. Е. Гончарова, Л. П. Морковина).
В 1989 году по окончании академии в Мариинском театре (1989—1995) исполняла сольные партии в репертуаре театра. Дебютом стало выступление на телемарафоне «Санкт-Петербург-возрождение» («Видение розы», с Андрисом Лиепой, 1991), с участием мировых звёзд: Иегуди Менухина, Натальи Макаровой, Максимилиано Гуерра[es], Хосе Антонио[es], которые приехали, чтобы помочь вместе со звёздами балета Мариинского театра городу Санкт-Петербург, который в то время и возвратил своё историческое имя[5]. С театром участвовала в гастрольных турне по Японии, Корее и США.
В 1992 году Александр Белинский выпустил фильм «Последняя тарантелла», где Анна исполнила роль Нины.
С 1993 по 1996 год училась в Петербургской консерватории получив степень бакалавра на кафедре режиссуры и сценарной драматургии.
С 1992 по 1994 год Анна Плисецкая была солисткой труппы Мориса Бежара (Лозанна, Швейцария) с которой гастролировала по всем городам Израиля, Италии, Англии, Бельгии, Испании, Франции, Германии.
С 1995 по 2006 год выступала, как приглашённая балерина в спектаклях и гастрольных программах Финляндии, Испании, Японии («Dream Creation I, II»)[6], Сингапуре.
В 2000 и 2003 годах вместе с коллективом ГЦКЗ «Россия» и Марией Мульяш, создавала программы воплощающие идею развития одарённых и профессиональных детей, в области музыки, балета, оперы и циркового искусства, которым давали такую возможность, приглашённые для этой идеи: Максим Дунаевский, Эдуард Грач, Григорий Ковалевский. Когда главного редактора зала, Марии Мульяш не стало, все артисты, любившие её, посвятили ей концерт (2009)[7][8].
В 2001—2004 годах окончила Международную академию бизнеса и управления, получив специальность менеджмент организации.
С 2006 года Анна участвует в нескольких театральных антрепризах, сыграла роль Елизаветы Павловны Тверской (Бетси) в спектакле «Анна Каренина»
В 2007 году пианист Даниил Крамер и Анна Плисецкая создали джазовую программу, в которой сочетались разные музыкальные направления с балетом[9]. Премьера спектакля «Город глазами джаза» состоялась в зале Чайковского. А затем был выпущен фильм об истории создания спектакля[10]. Спектакль выпускался и в камерном варианте, с музыкальными и вокальными номерами.
Балетный репертуар
- Эффи в балете «Сильфида», балетмейстер Август Бурнонвиль, музыка Х.С. Лёвенскьолда[en]*, педагог Н. Г. Спицина, Мариинский театр, (первый спектакль 1991)[11]
- в балете «Дон Кихот» на музыку Людвига Минкуса: Уличная танцовщица, Мерседес, балетмейстер Александр Горский, педагог О. И. Ченчикова, Цыганский (в Мариинском, в постановке Н. А. Анисимовой), педагог И. Н. Утрецкая, в сольном исполнении в постановке Касьяна Голейзовского на музыку В.Желобинского, педагог Марианна Седова, Мариинский театр, Имперский балет (Токио), (премьеры 1989, 1991, 1994, 1997)
- Мирта в балете «Жизель», Мариус Петипа, музыка Адольфа Адана, педагог Алла Шелест, Казанский театр, (первый спектакль 1991)
- Русская принцесса, Неаполитанский, Венгерская принцесса в балете «Лебединое озеро» Льва Иванова, Асафа Мессерера, музыка Пётра Чайковского, педагоги А. Я. Шелест, Г. П. Кекишева, КЗ «Октябрьский», зал «Россия», Мариинский театр, Классический балет, (премьеры 1989, 1991, 1994, 1995)
- Колокольчики в балете «Бахчисарайский фонтан», балетмейстер Ростислав Захаров, на музыку Б. Асафьева, педагог Н. А. Кургапкина, Г. П. Кекишева, Мариинский театр, (премьеры 1989, 1991, 1994)
- Ширин, «Легенда о любви», Ю. Григоровича, на музыку А. Д. Меликова, педагог Наталья Большакова, концертное исполнение
- Нина, в фильме А.Белиского «Последняя тарантелла», балетмейстер Олег Игнатьев, композитор Тимур Коган, педагог Н. Д. Большакова
- Pas de deux из балета «Фестиваль цветов», Бурнонвиля, музыка Х.С. Лёвенскьолда[en]*, концертное исполнение
- «Служанки», подруга Меркуцио (первая исполнительница), «Ромео и Джульетта» (возобновление 1991 года), Л. М. Лавровский, музыка С.Прокофьева, Мариинский театр
- Испанская принцесса, «Щелкунчик», В. Вайнонена, музыка Чайковского, работа педагога Л. Е. Гончарова, Мариинский театр, исполнение (1989—1998)
- Сарацинский, Панадерос, «Раймонда», Мариуса Петипа, музыка А.Глазунова, педагог Э. Е. Власова, Имперский балет, 1996—1998
- Эсмеральда, Pas de six из балета «Эсмеральда», М. Петипа, музыка Р.Дриго, работа педагогов Т. Н. Попко, Е. Л. Рябинкиной, ГЦКЗ «Россия», 1994—1996
- В балетах Михаила Фокина
- «Видение Розы» на музыку Карла фон Вебера, партнёр Андрис Лиепа, Мариинский театр, педагог Ольга Ченчикова, (премьеры 1990, 6 января 1991, 1995), Мариинский театр, зал «Россия»
- «Шопениана» (в редакции А. Вагановой), Фредерика Шопена, педагоги Э. В. Кокорина, К. М. Сергеев, Т. А. Удаленкова.
- В балетах Голейзовского
- Девушка, «Половецкие пляски» , А. Бородина, работа М. Н. Седовой, Имперский балет Токио
- «Три настроения», А.Скрябина, точный перенос хореографии — Елены Черкасской, партнёр В. М. Баранов, премьера на фестивале балета Н. М. Садовской на сцене Казанского театра
- Цыганский , Желобинского, педагог М. Н. Седова, Имперский балет Токио, 1997, 1998
- Танец басков из балета «Пламя Парижа», на музыку Б. Асафьева, постановка В. И. Вайнонена, педагог Лидия Гончарова, И. Г. Генслер, Г. П. Конищев, В. К. Корнеев, Мариинский театр, (премьеры 1989, 1991)
- В балетах Бежара
- «Sissi, L’Impératrice Autriche» (с Сильви Гиллем), костюмы Джанни Версаче, музыка И.Штрауса Valse de l’empereur[de], Rudra Bejart Ballet, премьера состоялась в Театро де Ла Фениче
- «Le Mandarin Mervelleau» на музыку Бартока, Rudra Bejart Ballet, премьеры в Metropol, Palais de Beaulieu, Лозанна
- «Mister C.», о Чарли Чаплине (с Анной Чаплин) на музыку Чарли Чаплина, Rudra Bejart Ballet, Metropol
- В балетах других хореографов
- «Чорос», Ролан Пети, музыка В. Лобоса, работа Габриэлы Комлевой, БКЗ «Октябрьский», премьера на вечере О. М. Соколова
- «Качуча» (редакция для Ф. Эльслер, возобновление Пьера Лакотта), работа Г. Т. Комлевой, Мариинский театр
- Мамаша в балете Ратманского «Взбитые сливки» (фр. La crème fouettée, англ. Whipped cream) на музыку Р. Штрауса, премьера 1998 года состоялась в финском театре, Миккели
- «Кабаре», Гоги Алексидзе на музыку Бенджамина Бриттена, ГЦКЗ «Россия», 1993—1997
- ОНА в балете Миши Ван Ука (Misha Van Hoecke) «Пилигримы» на музыку Боба Дилана, КЗ «Октябрьский», Концертный зал Чайковского, Флоренция, Пиза, 2001
- «Айседора» — балет Н.Андросова (1996, колонный зал)
- Постановка версии балета «Щелкунчик» для Сингапурского театра, 2004
- Участие в Гала-концерте в Сингапуре номер на музыку «половецких плясок» А. Бородина, в современной аранжировке, 2006
- Писатель в спектакле — балете А. А. Плисецкой «Город глазами джаза», премьера 2007
Фильмография
- 1983 —«Мэри Поппинс, до свидания». Режиссёр — Леонид Квинихидзе. — Джейн Бэнкс — Художественный фильм[12][13]
- 1992 — «Последняя тарантелла» — Фильм-балет Александра Белинского — Нина[14]
- 2006 — «Анна Каренина». Режиссёр — Андрей Житинкин — княгиня Елизавета Тверская (Бетси)[15][16]
Спектакли и программы
- «Весь мир» — Автор и продюсер программ[17] (2003) и «Возрождение поколения» (2000) в концертном зале «Россия».
- «Город глазами джаза» — Постановщик спектакля с Даниилом Крамером.
Дискография
Концертные выступления
- «Small City» — музыкальный спектакль (живой звук), 2008, 2009
- Выступление во второй части вечера «Звезды балета XXI века» в Москве на сцене КДСа, (живой звук, премьера 26 октября, 2010)[19][20].
Телевизионные передачи
Фильмы и передачи, показанные на телеканалах: СТС, (Кино в деталях, Ф. Бондарчук, А.Сергиенко), РЕН ТВ, ТВЦ, Культура, НТВ, Россия-1[21]
Фамильное древо
| Мендель Меерович Плисецкий (1869—1930) | Сима Израилевна (Марковская) (1868—1939) | Михаил Борисович Мессерер (1867—1942) | Сима Моисеевна (Шабад) (1873—1929) | Виктор Григорьевич Малеванский (1881—1923) | Надежда Леонтьевна Попова (1880) | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Михаил Плисецкий (1901—1938) | Ра Мессерер (1902—1993) | Николай Яковлевич Седов (1904—1973) | Тамара Викторовна Малеванская (1908—1981) | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Александр Плисецкий (1931—1985) | Марианна Седова (1946) | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Анна Плисецкая (1971) | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Напишите отзыв о статье "Плисецкая, Анна Александровна"
Примечания
- ↑ Татьяна Хорошилова. [www.rg.ru/Anons/arc_2003/0719/5.shtm Другая Плисецкая]. «Российская газета», 144 (3258) (18 июля 2003).
- ↑ [www.ccsm-unmsm.edu.pe/ballet/historia.htm Alejandro Plisetski ensayando a partir de 1973] (исп.). Официальный сайт Университета Сан-Маркос. Проверено 8 апреля 2010. [www.webcitation.org/65uPe0sNi Архивировано из первоисточника 4 марта 2012].
- ↑ Екатерина Кретова. [www.izvestia.ru/interview/article3092382/ Балерина Анна Плисецкая: "В три года я уже играла в "Анне Карениной"]. «Известия» (25.04.2006). [www.webcitation.org/6BWGQVZR9 Архивировано из первоисточника 19 октября 2012].
- ↑ Татьяна Хорошилова. [www.rg.ru/2007/05/31/pliseckaya.html Молодая Плисецкая]. «Российская газета» (31 мая 2007).
- ↑ В 1860 году Театр назван в честь императрицы Марии Александровны. В 1935 году его переименовали в театр им. С. М. Кирова. С 1992 года ему возвращено название Мариинский
- ↑ [youtube.com/watch?v=X2n_9BWvqeo Anna Plisetskaya. Bunka Kaikan. Japan] на YouTube
- ↑ [mosday.ru/afisha/event.php?source=3&event=52361 Вечер памяти Марии Мульяш]. [www.webcitation.org/6BWGT2dYQ Архивировано из первоисточника 19 октября 2012].
- ↑ [www.parter.ru/ru/tickets/becer-pamti-marii-muls-moskva-gckz-rossi-v-luznikah-52361/event.html Вечер памяти Марии Мульяш]. ГЦКЗ "РОССИЯ" в Лужниках Москва. [www.webcitation.org/6BWGUjxOG Архивировано из первоисточника 19 октября 2012].
- ↑ Урманцева, Анна. [www.tvkultura.ru/news.html?id=144346 Город глазами джаза]. Телеканал «Культура» (24 марта 2007). [www.webcitation.org/6BWGWFqm9 Архивировано из первоисточника 19 октября 2012].
- ↑ [youtube.com/watch?v=gvJwiXQjGeg «Город глазами джаза» фильм-спектакль 2007] на YouTube
- ↑ А.А. Фирер. «Энциклопедия Балет» / Куратор Е.П. Белова. — к печати 20.10.2010. — 2011.
- ↑ Анастасия Сорокина. [anna-plisetskaya.ru/2010/12/29/event-1790 «Мери Поппинс — создатели»]. РЕН ТВ (06.11.2009). [www.webcitation.org/6BWGYLfTW Архивировано из первоисточника 19 октября 2012].
- ↑ Ирина Данилова. [7days.ru/article/cinema/378711/4 Мэри Поппинс]. 7 дней (журнал). [www.webcitation.org/6BWGZ8V2D Архивировано из первоисточника 19 октября 2012].
- ↑ А. Белинский. [anna-plisetskaya.ru/2009/04/18/event-776 «Последняя Тарантелла» — фильм-балет Александра Белинского]. [www.webcitation.org/6BWGbukHy Архивировано из первоисточника 19 октября 2012].
- ↑ Екатерина Кретова. [www.izvestia.ru/interview/article3092382/ Балерина Анна Плисецкая: «В три года я уже играла в „Анне Карениной“»]. «Известия» (25.04.06). [www.webcitation.org/6BWGQVZR9 Архивировано из первоисточника 19 октября 2012].
- ↑ Пресса. [anna-plisetskaya.ru/news/karenina «Анна Каренина» запись спектакля]. сайт. [www.webcitation.org/6BWGcgiY7 Архивировано из первоисточника 19 октября 2012].
- ↑ Ксения Ларина. [www.echo.msk.ru/programs/beseda/22409/#element-text В прямом эфире радиостанции "Эхо Москвы" Анна Плисецкая балерина]. «Эхо Москвы» (07.06.2003). [www.webcitation.org/6BWGdgYrU Архивировано из первоисточника 19 октября 2012].
- ↑ «Вести». [www.pressaru.de/?pub=westi&god=2008&nomer=12&str=12 Анна Плисецкая: В состоянии покоя начинаешь сходить с ума]. Германия. № 12 (79) Dezember 2008. [www.webcitation.org/6BWGj8YNX Архивировано из первоисточника 19 октября 2012].
- ↑ КДС. [zvezdybaleta.ru/privetstvie живой звук, премьера]. [www.webcitation.org/6BWGkrT1j Архивировано из первоисточника 19 октября 2012].
- ↑ Екатерина Цыбина. [anna-plisetskaya.ru/wp-content/uploads/2011/01/Page-5.jpg Жизнь на кончиках пальцев]. [www.webcitation.org/6BWGoJglE Архивировано из первоисточника 19 октября 2012].
- ↑ М.Зеленский. [www.youtube.com/watch?v=39RuZmZ_m34 Прямой эфир с Михаилом Зеленским] (4 сентября 2012).
Ссылки
Отрывок, характеризующий Плисецкая, Анна Александровна
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.
Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Артисты балета по алфавиту
- Артисты балета СССР
- Артисты балета России
- Артисты балета XX века
- Артисты балета XXI века
- Актрисы по алфавиту
- Актрисы СССР
- Актрисы России
- Актрисы XX века
- Актрисы XXI века
- Родившиеся 18 августа
- Родившиеся в 1971 году
- Родившиеся в Москве
- Продюсеры России
- Балетмейстеры России
- Телеведущие России
- Выпускники Ленинградского хореографического училища
- Плисецкие — Мессерер
- Джазмены России
