Плисов, Моисей Гордеевич

Плисов Моисей Гордеевич
Род деятельности:	учёный и государственный деятель
Дата рождения:	1783(1783)
Место рождения:	Российская империя
Подданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	28 июля 1853(1853-07-28)
Место смерти:	Москва, Российская империя; похоронен в Санкт-Петербурге
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Моисей Гордеевич Плисов (1783—1853) — учёный, экстраординарный профессор Петербургского университета; государственный деятель - тайный советник и сенатор.

Биография

Родился в 1783 году.

Учёная деятельность

Первоначально учился в Полтавской духовной семинарии, откуда поступил в Санкт-Петербургский педагогический институт, где окончил в 1807 году один курс. Как один из лучших студентов, в апреле 1808 года был отправлен для продолжения образования за границу; слушал лекции в университетах Геттингена и Гейдельберга. По возвращении в Россию, Плисов стал в июле 1811 года преподавателем политических и юридических наук Педагогического института, а с августа этого же года преподавал те же предметы на публичных курсах при институте. 27 ноября 1812 года был произведен в адъюнкт-профессора, 30 декабря 1816 года стал надворным советником. В 1817 году Моисей Гордеевич был назначен библиотекарем Главного педагогического института и помощником инспектора института. 30 декабря 1817 года произведен в экстраординарные профессора. С января 1820 года преподавал в Санкт-Петербургском университете, 20 марта 1822 года был из него уволен.

Государственная служба

После Университета М. Г. Плисов некоторое был время библиотекарем у графа Н. П. Румянцева. С августа 1823 года находился на государственной службе: первоначально был определен к министру финансов, работая там по особым поручениям; затем управлял I отделением Департамента государственных имуществ. 31 декабря 1825 года был произведен в коллежские советники. В июне 1826 года был определен членом Ученого комитета по лесной части при Департаменте государственных имуществ, в феврале 1828 года - прикомандирован ко II Отделению собственной Его Императорского Величества канцелярии со званием старшего чиновника, 1 марта 1829 года был произведен в статские советники.

12 сентября 1830 года Плисов был уволен из Министерства финансов и 30 октября этого же года назначен членом комитета при II Отделении канцелярии для составления проекта устава о векселях и заемных письмах. 29 января 1833 года был произведен в действительные статские советники. Затем продолжил работу в других подразделениях канцелярии и Департаменте духовных дел иностранных исповеданий, откуда по собственному прошению был уволен в 1841 году. 22 февраля 1842 года был назначен членом консультации, учрежденной при Министерстве юстиции. С 27 января 1847 года Плисов рабоатл в ведомстве Министерства юстиции в губерниях России: Казанской, Пермской, Вятской и Оренбургской. Затем работал обер-прокурором II отделения 3-го Департамента Сената, 30 марта 1852 года произведен в тайные советники с присутствованием в Сенате. До своей смерти в 1853 году работал в 6-м Департамента Сената.

Умер 28 июля 1853 года в Москве. Похоронен в Санкт-Петербурге. Отец Александра Плисова.

Награды

• Был награждён орденом Св. Владимира 4-й степени (14 апреля 1819), орденом Св. Анны 2-й степени (31 декабря 1825), орденом Св. Владимира 3-й степени (28 января 1830), орденом Св. Станислава 2-й степени (21 апреля 1835), орденом Св. Станислава 1-й степени (21 мая 1839), орденом Св. Анны 1-й степени (20 апреля 1850).

Ссылки

• [ru.wikisource.org/wiki/РБС/ВТ/Плисов,_Моисей_Гордеевич Плисов Моисей Гордеевич]
• [ru.wikisource.org/wiki/ЭСБЕ/Плисов,_Моисей_Гордеевич Плисов Моисей Гордеевич]

Отрывок, характеризующий Плисов, Моисей Гордеевич

Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.