Плистоанакт
| Плистоанакт др.-греч. Πλειστοάναξ | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 458 до н. э. — 445 до н. э. | |||
| Предшественник: | Плистарх | ||
| Преемник: | Павсаний | ||
| 426 до н. э. — 408 до н. э. | |||
| Предшественник: | Павсаний | ||
| Преемник: | Павсаний | ||
| Рождение: | ок. 470 до н. э. Спарта | ||
| Смерть: | 408 до н. э. Спарта | ||
| Род: | Агиады | ||
| Отец: | Павсаний (полководец) | ||
Плистоанакт (др.-греч. Πλειστοάναξ, «величайший вождь») — спартанский царь из рода Агиадов.
Биография
Отец Плистоанакта, Павсаний, племянник Леонида I, некоторое время был регентом малолетнего царя Плистарха. После смерти последнего, умершего в 458 году до н. э. бездетным, Плистоанакт официально стал царём. Первое время его регентом являлся дядя Никомед[it], брат Павсания и сын Клеомброта[1].
Плистоанакт участвовал в Малой Пелопоннесской войне с Афинами. Во главе большого войска он вторгся в Аттику, опустошил страну и дошёл до Элевсина[2]. Согласно Плутарху, афинский стратег Перикл поспешил с армией к Элевсину, однако не решился вступить в бой с профессиональной армией спартанцев. Заметив, что Плистоанакт во всём слушается и подчиняется эфору Клеандриду, находящемуся в составе войска, афинский военачальник подкупил его и уговорил увести армию лакедемонян из-под Афин[3][4].
После того как войско отступило и было распущено по домам, спартанцы наложили на царя громадный штраф, а Клеандрида приговорили к смерти. Оба они бежали из Спарты[3][4].
Плистоанакт поселился на границе Лакедемона и Аркадии на территории святилища Зевса[5]. Проживание на территории священного места давало ему определённые гарантии безопасности перед своими же суеверными подданными. Вне Спарты прожил 19 лет. С помощью брата Аристокла подкупил пифию Дельфийского оракула. Она несколько раз недвусмысленно давала указания спартанцам вернуть Плистоанакта из ссылки прорицаниями: «Из чужой земли в свою возвратить семя полубога, Зевсова сына; иначе будут пахать серебряным плугом»[6][7]. Царь у спартанцев считался прямым потомком Геракла и соответственно Зевса[8]. Занятие сельским хозяйством являлось уделом рабов илотов и было неподобающими для спартиатов[9].
По возвращению на родину Плистоанакта стали упрекать во всех происходящих неприятностях, ставя в вину предыдущие дела[10]. В то время Спарта вела тяжёлую войну с Афинами. Тяготясь обвинениями и клеветой и полагая, что станет неуязвим для своих врагов в мирное время[11], способствовал заключению перемирия, так называемого Никиева мира[12][7].
После заключения Никиева мира Плистоанакт руководил армией во время удачной военной экспедиции в Аркадию. Спартанцам удалось срыть укрепления в Кипселах и даровать племени паррасиев автономию от Мантинеи[13][7].
Плистоанакт умер через 50 лет после восшествия на престол[14] в 408 году до н. э.
Напишите отзыв о статье "Плистоанакт"
Примечания
- ↑ Фукидид. История (книга I, глава 107. 2).
- ↑ Фукидид. История (книга I, глава 114. 2).
- ↑ 1 2 Плутарх. Сравнительные жизнеописания: Перикл. (глава 22).
- ↑ 1 2 Рыжов, 1998, с. 466.
- ↑ Фукидид. История (книга V, глава 16. 3).
- ↑ Фукидид. История (книга V, глава 16. 2).
- ↑ 1 2 3 Рыжов, 1998, с. 467.
- ↑ Суриков И. Е. Глава IV. Клеомен I: "Рождение личности" в Спарте // Античная Греция: политики в контексте эпохи: архаика и ранняя классика. — М.: Наука, 2005. — С. 232—234. — 351 с. — ISBN 5-02-010347-0.
- ↑ Суриков, 2005, с. 220—221.
- ↑ Фукидид. История (книга V, глава 16. 1).
- ↑ Фукидид. История (книга V, глава 17. 1).
- ↑ Фукидид. История (книга V, главы 19. 2 и 24.1).
- ↑ Фукидид. История (книга V, глава 33).
- ↑ Диодор Сицилийский. [penelope.uchicago.edu/Thayer/E/Roman/Texts/Diodorus_Siculus/13D*.html#75 Историческая библиотека (книга XIII, глава 75)] (англ.). сайт penelope.uchicago.edu. Проверено 1 апреля 2012. [www.webcitation.org/6AjVHocT2 Архивировано из первоисточника 17 сентября 2012].
Литература
- Рыжов К. Плистоанакт // Все монархи мира: Греция. Рим. Византия: Энциклопедия. — М.: Вече, 1998. — С. 466—467. — ISBN 5-7838-0342-1.
- Gerhard Dobesch. Pleistoanax // Der Kleine Pauly. — Stuttgart, 1972. — Т. 4. — С. 925.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Плистоанакт
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
