Плифон
| Георгий Гемист Плифон Малатест | |
| Γεώργιος Πλήθων Γεμιστός | |
 Беноццо Гоццоли. Деталь фрески с портретом Плифона, Палаццо Медичи-Риккарди. | |
| Дата рождения: |
ок. 1360 |
|---|---|
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Школа/традиция: | |
| Испытавшие влияние: |
Виссарион Никейский, Феодор II Палеолог, Марсилио Фичино, Николай Кузанский |
Георгий Гемист Плифон Малатест (греч. Γεώργιος Πλήθων Γεμιστός, в латинизированном и классическом греческом произношении Плетон, лат. Pletho, ок. 1360 — 26 июня 1452, Мистра, Морейский деспотат, Византийская империя) — византийский философ. Георгий Гемист принял созвучное имя «Плифон» («наполненный») в молодости, из уважения к философу Платону, чьи взгляды пропагандировал и развивал.
Автор труда «История Греции после битвы при Мантинее». Автор докладных записок императору Мануилу II Палеологу о положении дел в империи и мерах по её спасению, написанных с позиций неоплатонизма, также существует точка зрения, что в его сочинениях проскальзывают идеи греческого превосходства по отношению к другим народам[1] и необходимости интеграции с Западной Европой.
В 1437 году Николай Кузанский посетил Константинополь, где Плифон познакомил его с идеями неоплатонизма.[2]
В 1437—1439 участник собора во Флоренции и подписания Флорентийской унии, подчинявшей православное духовенство Византии папе римскому. Будучи сторонником унии, тем не менее, отстаивал вероучительные основы православия. Сблизился с правителем Флоренции Козимо Медичи. Чтобы доказать флорентийским гуманистам, насколько Платон выше Аристотеля, сочинил трактат под названием «О том, чем отличается Аристотель от Платона», спровоцировав тем самым спор между платонистами и аристотелистами.
С 1439 занимал должность судьи в Мистре.
Автор трактата «Законы», который завещал опубликовать после своей смерти. Трактат был направлен против христианства и пропагандировал возрождение древнегреческого язычества, реформированного на базе неоплатонизма. «Законы» состояли из трех частей: в первой, богословской, излагалась религия «по Зороастру и Платону»; во второй — этика, заимствованная из учения тех же мудрецов и стоиков; третья часть, политическая, содержала «Политию по образцу Лаконской, которая, с одной стороны, освобождена от чрезмерной суровости, нелегко принимаемой большинством людей, с другой — дополнена предназначенной, разумеется, для правящих лиц философией, этим наилучшим из платоновских государственных установлений». Трактат был сожжен как еретический, тем не менее, идеи Плифона проникли в Западную Европу и послужили одной из философских основ Возрождения.
В 1464 прах Плифона был перенесен его почитателем Сиджизмондо Малатестой в Римини.
Напишите отзыв о статье "Плифон"
Примечания
Ссылки
- [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Medv/06.php Медведев И. Мистра. Очерки истории и культуры поздневизантийского города.] — Л., 1973.
Литература
- Медведев И.П. Византийский гуманизм XIV - XV вв. - СПб., 1997. Гл. 8: Апофеоз Плифона.
- Masai F. Pléthon et le platonisme de Mistra. - Paris, 1956.
- Harris, Jonathan, 'The influence of Plethon's idea of fate on the historian Laonikos Chalkokondyles', in: Proceedings of the International Congress on Plethon and his Time, Mystras, 26–29 June 2002, ed. L.G. Benakis and Ch.P. Baloglou (Athens: Society for Peloponnesian and Byzantine Studies, 2004), pp. 211–17
- Keller, A., 'Two Byzantine scholars and their reception in Italy',in: Journal of the Warburg and Courtauld Institutes 20 (1957), 363-70
- Mandilas, Kostas, Georgius Gemistos Plethon (Athens 1997) ISBN 960-7748-08-5
- Tambrun, Brigitte. Pléthon. Le retour de Platon, Paris, Vrin, 2006 ISBN 2-7116-1859-5
- Woodhouse, Cristopher Montague, George Gemistus Plethon - The Last of the Hellenes (Oxford, 1986).
Отрывок, характеризующий Плифон
Наташе казалось, что еще когда она в первый раз увидала князя Андрея в Отрадном, она влюбилась в него. Ее как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и, как кажется, неравнодушен к ней. «И надо было ему нарочно теперь, когда мы здесь, приехать в Петербург. И надо было нам встретиться на этом бале. Всё это судьба. Ясно, что это судьба, что всё это велось к этому. Еще тогда, как только я увидала его, я почувствовала что то особенное».– Что ж он тебе еще говорил? Какие стихи то эти? Прочти… – задумчиво сказала мать, спрашивая про стихи, которые князь Андрей написал в альбом Наташе.
– Мама, это не стыдно, что он вдовец?
– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.
В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
