Плоть и дьявол

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Плоть и дьявол
Flesh and the Devil
Жанр

мелодрама

Режиссёр

Кларенс Браун

Автор
сценария

Фредерика Сэгор Маас

В главных
ролях

Грета Гарбо
Джон Гилберт

Кинокомпания

MGM

Длительность

109 минут

Бюджет

373000 $

Страна

США

Год

1926

IMDb

ID 0016884

К:Фильмы 1926 года

«Плоть и дьявол» (англ. Flesh and the Devil) — немой чёрно-белый фильм 1926 года.





Сюжет

Лео фон Селлентин и Ульрих фон Клецинг ещё в детстве на крови поклялись друг другу в дружбе и преданности. Повзрослев, они вместе поступают в военную академию. Во время каникул Лео знакомится на балу с прекрасной, но несвободной Фелиситас. Между ними начинается роман. Однажды муж Фелиситас застает Лео в её будуаре и вызывает его на дуэль. На дуэли Лео убивает его. В наказание император отсылает его на дипломатическую службу за границу, что равносильно ссылке. Перед отъездом Лео просит Ульриха позаботиться о Фелиситас.

Проходит три года. Вернувшись, Лео обнаруживает, что его друг и возлюблённая поженились. В отчаянии Лео пытается возродить чувства Фелиситас, и в итоге Ульрих — как её супруг — не может не вызвать его на поединок. Спеша к месту дуэли, Фелиситас проваливается под лёд на реке, и её смерть спасает дружбу Лео и Ульриха.

Интересные факты

  • На съемках этого фильма между Гарбо и Гилбертом начался роман, который едва не окончился свадьбой.
  • В фильме снималась Барбара Кент, прожившая более 104-х лет и умершая 13 октября 2011 года, а сценарий писала Фредерика Сэгор Маас, которая умерла 5 января 2012 года в возрасте 111,5 лет.

В ролях

Напишите отзыв о статье "Плоть и дьявол"

Ссылки

  • [tcmdb.com/title/title.jsp?stid=153 О фильме на TCMdb.com]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Плоть и дьявол

– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.