Площадка молодняка Московского зоопарка

Площадка молодняка Московского зоопарка — экспериментальная экспозиция совместного содержания детенышей разного вида животных, организованная в 1933 году Верой Чаплиной при поддержке профессора П. А. Мантейфеля. Пользовалась большой популярностью у посетителей, просуществовала в Московском зоопарке более 40 лет и послужила примером для создания подобных площадок в других зоопарках.

История создания

Площадка молодняка была создана по личной творческой инициативе Веры Чаплиной, при этом появление в Московском зоопарке такой формы содержания молодняка стало следствием ряда объективных причин.

Главной из них была необходимость искусственного выхаживания и воспитания многочисленных детенышей-отказников, а также молодняка, в большом количестве поступавшего в те годы в зоопарк от охотников и дарителей. Размножение диких животных в неволе и сохранение потомства всегда было очень сложной задачей. Однако в 1930-е годы в Московском зоопарке не только остро не хватало технической базы и квалифицированных специалистов, чтобы добиваться приплода редких животных, но и слишком высока была смертность рождавшегося молодняка. Исходной и личной целью Чаплиной было её постоянное стремление спасать и выкармливать «тех звериных малышей, которые оставались без матери или которых приносили охотники». Но это стремление было ответом на объективно сложившуюся ситуацию в зоопарке, когда, добиваясь трудных успехов в спаривании редких диких животных, сотрудники постоянно сталкивались с тем, что матери до смерти затаскивают своих только что родившихся детенышей или отказываются их кормить. Поэтому часто приходилось идти на крайние меры и, отбирая детенышей у звериных матерей, выхаживать и воспитывать их самостоятельно. Так было с львенком Кинули, тигренком Сироткой, леопарденком Заботкой и с многими десятками других звериных малышей.

Забота о сохранения зверят требовала и удобной формы организации этой работы. «Раньше молодняк был разбросан по всему Зоопарку, и времени тратилось больше на беготню, чем на уход за молодняком. Тогда я задалась целью организовать площадку для молодняка, на которую собрать всех детенышей Зоопарка, воспитать их здоровыми и сделать так, чтобы разные животные мирно уживались друг с другом».

Еще одна причина создания площадки совместного воспитания и приручения молодняка была связана с тем, что в начале 1930-х годов в стране активно организовывались новые зоопарки, цирки, зверинцы, возник повсеместный интерес к «живым уголкам» с ручными животными при детских учреждениях. Всё это создавало потребность не только в максимальном сохранении звериного потомства в таких крупных и уже сложившихся зоопарках, как Московский, но и в подготовке среди молодняка большого числа ручных животных на продажу и обмен. Эта потребность была немаловажной причиной, обеспечившей Вере Чаплиной поддержку руководства зоопарка и Моссовета в деле организации и обустройства первой площадки молодняка.

Внешние изображения
	[img-fotki.yandex.ru/get/9833/159651311.2c/0_d81a8_48cfe393_orig План площадки молодняка на Новой территории зоопарка. Рисунок на форзаце книги В.Чаплиной «Мои воспитанники» (1937)]

Первая площадка — «показательная выставка молодняка» открылась 21 мая 1933 года. Под неё отвели ок. 1000 кв. м.. «Площадку сделали на новой территории Зоопарка, разместив на ней клетки так, чтобы у каждого вида животных была своя отдельная клетка, а для общей прогулки — большая просторная площадка, огороженная сеткой и особым карнизом, чтобы животные не могли вылезти на волю. Кроме того, для каждого животного приготовили соответствующие игрушки и разные приспособления: козочкам — качели, медведям — трапеции с лесенками и шестами, львятам – большие шары, а для общих игр молодняка — качели, горку, мячи, “ваньку-встаньку” ростом с медвежонка и много других игрушек. Был на площадке и бассейн, в котором в жаркие дни любили купаться зверушки. Одним словом, был устроен настоящий “детский сад” звериных малышей с расписанием дня».

По итогам работы первого сезона экспериментальной площадки молодняка в «Бюллетене зоопарков и зоосадов» № 10 за 1933 год была опубликована статья помощника заведующего научно-исследовательским сектором зоопарка (П. А. Мантейфеля) Николая Александровича Мышецкого «Опыт показательного воспитания молодняка в Московском зоопарке». Согласно его данным, всего на площадке молодняка в первый сезон (он длился до середины сентября) «перебывало 77 животных: 4 львенка, 4 медвежонка, 4 динго, 11 поросят с матками, 11 енотовидных собак с маткой, 5 волчат, 6 лисят, 1 шакаленок, 3 барсучат, 3 щенков дом. собак, 2 ягненка с матками, 2 козленка, 1 тар, 20 крольчат». В результате неравномерного роста молодняка были образованы старшая и младшая группы, в старшую входили: 4 львенка, 4 динго, 2 львенка, 3 щенков дом. собак, 4 лисят, 4 волчат. Ярким и подробным репортажем о совместном проживании молодняка на площадке 1933 года стала дебютная книга Веры Чаплиной «Малыши с зеленой площадки» (1935) с натурными рисунками Дмитрия Горлова.

Площадка молодняка в 1930-е годы

Эксперимент по совместному воспитанию детенышей столь разных животных вызвал большой интерес зрителей, и просторная площадка молодняка, устроенная на Новой территории в тени высоких деревьев, рядом с Островом зверей, в 1930-е годы стала одной из визитных карточек Московского зоопарка. При этом работники площадки, понимая, насколько разные животные собраны здесь вместе, во время совместных прогулок привлекали к дежурству юннатов-кюбзовцев и старались моментально реагировать на любые проявления агрессии, разводить или отвлекать драчунов, составляли компании из равноценных по силе или ловкости зверят для совместных игр. Важно было, предоставив максимальную возможность для игровой, щенячьей борьбы, не давать включаться механизмам настоящей, взрослой охоты.

Довоенная площадка молодняка работала сезонно, с мая по октябрь, и в состав очередной смены «детского сада» поступали детеныши, рожденные в зоопарке зимой-весной или подаренные охотниками, летчиками-полярниками и самыми разными людьми. Чаще всего это были медвежата, львята, волчата, лисята, щенки динго, еноты, козлята. В 1937 году на площадке содержались леопарденок Заботка, росомахи Бимбо и Бомба, в 1939 году — тигренок Сиротка и белый медвежонок Фомка. Периодически на площадку поступал и молодняк более крупных видов млекопитающих, таких животных держали в отдельных загонах рядом с основной площадкой. В 1936 году это были слоненок-подросток Володька и антилопа гну Жучок, в 1937 году — верблюжонок Бэби. По данным рабочих записей Чаплиной, в сезоне 1936 года на площадке молодняка содержалось почти 120 животных: «щенки динго (5), волчата (5), львята (2), медвежата обыкновенные (6), медвежонок гималайский, еноты уссурийские (8), козлята (4), ягнята (2), кошка с крысятами (1+3), кролики (14), белки разного возраста (6), слоненок, поросята (4), лосята (2), лисята (6), суслики (6), антилопа гну, винторогие козлята (2), сони (6), хомяки (9), «полувзрослые» ежата (6), хорьки (5) и др.».

Своеобразным исключением из общего правила стало содержание в сезоне 1936 года при площадке молодняка годовалой львицы Кинули со своей неразлучной спутницей шотландской овчаркой Пери. Это было сделано для того, чтобы львица в течение первого лета могла ежедневно видеть свою воспитательницу и легче адаптироваться к совершенно непривычной для себя зоопарковской обстановке. Там же, на зеленой площадке, Чаплина выводила Кинули на прогулки, отдельно от молодняка..

К концу очередного сезона многие подросшие питомцы площадки молодняка передавались в другие зоопарки, цирки, зверинцы, живые уголки, а также использовались для зарубежного обмена животными. Это приносило в те годы немалый доход Московскому зоопарку, в котором существовала специальная служба, заключавшая договоры на продажу животных, и представители организаций-покупателей получали тех или иных воспитанников площадки. Для Чаплиной и её коллег массовая распродажа зверей по окончании первого сезона «выставки молодняка» стала тяжелым испытанием, однако в конце концов им пришлось смириться с тем, что всех выращенных питомцев невозможно оставить в зоопарке, тем более, что вырученные средства помогали зоопарку решать многие насущные проблемы.

Из оставленных в Московском зоопарке выросших обитателей площадки молодняка периодически составляли смешанные группы привязавшихся друг к другу животных. Описывая мирную совместную жизнь на Острове зверей компании бывших воспитанников площадки, состоящей из 2 волков, бурого медведя, 3 барсуков, 6 уссурийских енотов и 6 лисиц, П. А. Мантейфель отмечал: «Напрасно любители сильных ощущений часами простаивали у поляны, ожидая, не начнется ли всеобщая потасовка. Разноплеменные обитатели поляны ни разу не переходили на военное положение. Порядок в этом необычном сообществе объяснялся тем, что звери с раннего возраста привыкли друг к другу и у каждого из них выработался рефлекс, не допускавший враждебных действий».

В феврале 1939 года Чаплина рассказывала в одной из своих газетных публикаций о судьбе прошлогодних обитателей площадки молодняка: в помещении для хищников «...в специально расширенной клетке находится группа зверей: молодые львы, собаки динго и медвежонок… Ловкие, резвые динго всегда впереди. Внезапно нападая или отскакивая, набрасываются они на молодого льва, который, добродушно отмахиваясь, старается уйти от слишком надоедливых собак…». В октябре директор зоопарка сообщил о развитии ситуации в этой группе животных: «…Львица Кинули и собака Пери находятся в львятнике, там же помещены в одной клетке два подросших льва с собаками динго. Это друзья по площадке молодняка. В прошлом году они вместе воспитывались там. Пятого друга — медведя — пришлось отсадить, так как он очень надоедал одному льву — сосал у него ухо. Лев доходил почти до “нервных припадков”, убегая от надоедавшего приятеля, но тот всюду следовал за ним и, зажмурив глаза, принимался за ухо…».

Площадка молодняка с первого же сезона пользовалась у посетителей «всеобщим успехом» и вскоре стала местом регулярного проведения киносъемок. В связи с этим площадку оборудовали различными приспособлениями для кинооператоров и устроили специальные клетки, упрощающие им съемки животных.

Площадка молодняка в послевоенные годы

Внешние изображения
	[img-fotki.yandex.ru/get/5011/159651311.3/0_7c388_dc59b335_orig Площадка молодняка на плане-схеме Старой территории зоопарка (1948)]

Спустя месяц после начала Великой Отечественной войны, в ночь с 22 на 23 июля 1941 года, Московский зоопарк подвергся первой бомбардировке. Вскоре после этого Новую территорию зоопарка, а вместе с ней и площадку молодняка, закрыли для посещения. В 1943 году площадка вновь была открыта, но уже на Старой территории. При этом значительно сократились её размеры и количество совместно размещаемых животных. Она перестала быть зеленой, но даже в таком виде неизменно пользовалась успехом у публики.

«Ежегодно, как только стает снег и пригреет солнце, на площадку переселяют медвежат, волчат, уссурийских енотиков, лисят, щенков австралийских собак динго. Это обязательные обитатели площадки. Иногда к ним присоединяют львят, тигрят, поросят, козлят и других животных. Вся эта разношерстная компания мирно уживается на площадке… Непрерывная возня, игры и забавы, соревнования в беге, силе, ловкости привлекают к площадке не только юных посетителей Зоопарка, но и взрослых, иногда часами наблюдающих шумную жизнь молодняка» — На «Площадке молодняка» // Московский зоопарк: путеводитель (1952).

«Особый интерес вызывает всегда так называемая Площадка молодняка. Каждый посетитель зоопарка, в особенности дети, подолгу задерживается перед большой площадкой, где дружно и весело живут самые разнообразные зверята. Среди них есть и хищники, и представители других отрядов млекопитающих. Здесь можно видеть лисят и енотовидных собак, бурых и белых медвежат, тигрят и многих других. На площадке был поставлен интересный опыт содержания вместе львят, динго и обезьян резусов. Потом они в течение нескольких лет жили вместе» — Туров С. Млекопитающие // Московский зоопарк (1961).

Внешние изображения
	[img-fotki.yandex.ru/get/17846/159651311.39/0_13ff5b_ceae52fa_orig Площадка молодняка (1960-е)]
	[img-fotki.yandex.ru/get/5900/159651311.39/0_13ff5c_c44079ae_orig Площадка молодняка (1970-е)]

В 1950-х и в начале 1970-х площадку дважды перестраивали, в результате до минимума сократив место для совместных прогулок молодняка. Последняя из этих реконструкций придала окруженной бетонной стеной площадке весьма мрачный вид. Площадка молодняка обеднела зверями и все меньше привлекала внимание публики, хотя в 1974 году директор зоопарка И. П. Сосновский еще писал о ней, как о «веселой площадке»: «Веселая и занимательная она ежегодно создается не только для развлечения. Собирая на ней самых разнообразных животных в молодом возрасте, воспитывая их в хороших условиях, мы добиваемся выращивания крепкого, закаленного и здорового пополнения для своих основных коллекций животных. Кроме того, на площадке изучаются поведение малышей, их рост и развитие. Совместное содержание хищников, копытных и других животных, которые всегда ухожены, а главное, сыты, наглядно показывает, что с изменением условий жизни изменяется и поведение. У хищников как бы затормаживается инстинкт нападения на добычу. Нет, например, необходимости волчонку бросаться на козленка, голод его не мучает, не пробуждает кровожадности… Кроме того, веселая площадка имеет и большое воспитательное значение. Десятки тысяч ребятишек, наблюдающих за питомцами площадки, проникаются к ним любовью, у них развиваются благородные чувства гуманного отношения к четвероногим друзьям».

Ликвидация площадки и её критика

В конце 1970-х, при новом директоре Московского зоопарка В. В. Спицыне площадка молодняка была ликвидирована, а в последующие годы в интервью официальных лиц зоопарка нередко можно было услышать критику идеи площадки молодняка, которую даже называли «сталинской концепцией воспитания потомства». В частности, такая позиция была заявлена пресс-секретарем Московского зоопарка Натальей Истратовой в передаче радиостанции «Маяк» «Чем сегодня живёт Московский зоопарк, его планы на будущее» от 10 июня 2013 года: «…Ведущий: — К площадкам молодняка вообще ходят маленькие дети. Н. Истратова: — Площадки молодняка уже, слава богу, нет, потому что площадка молодняка… Ведущий: – Жалко. Н. Истратова: — Нет, не жалко. Это очень хорошо, потому что на площадке молодняка, когда пытались вместе содержать детенышей разных видов, нарушалось их поведение. И эти животные в дальнейшем были неспособны к размножению, в общем, не могли нормально жить. Площадки молодняка сейчас не существует, хотя, действительно, это было очень привлекательно. И кроме того, площадка молодняка — это ведь отъем детенышей у матерей, это такая сталинская концепция воспитания потомства. Сейчас её нет. Сейчас мы стараемся всех детенышей оставить с матерью. И это нормальное воспитание, нормальное формирование поведения. Но, конечно, бывают случаи, мы все-таки зоопарк, бывают случаи, они и в природе, кстати, бывают, когда мать не способна по тем или иным причинам выращивать своего детеныша. Тогда мы его забираем и выращиваем отдельно…».

Площадки молодняка в других зоопарках

Опыт совместного воспитания детенышей разных видов животных на площадке молодняка Московского зоопарка послужил примером для многих зоопарков. В 1940-е годы площадка молодняка была организована в Ленинградском зоосаде, а позднее аналогичные площадки создавались в Свердловском, Челябинском, Пермском, Алма-Атинском, Рижском, Бухарестском и других зоопарках.

Площадка молодняка в художественной литературе

• Чаплина В. В. Малыши с зеленой площадки. М., Детгиз, 1935; рисунки Д. В. Горлова.
• Чаплина В. В. Малыши на площадке // «Мурзилка». 1935, № 8. С. 16—17; фотографии Э. Н. Евзерихина.
• Чаплина В. В. Копуша // газета «Пионер Востока» (Ташкент) от 9 февраля 1936 г.
• Чаплина В. В. Медвежонок Рычик и его товарищи. Детгиз, М., 1936; рисунки Д. В. Горлова.
• Чаплина В. В. Малыши зоопарка. Издательство Московского зоопарка, 1945; рисунки А. Н. Комарова.
• Чаплина В. В. Тапочка. Издательство Московского зоопарка, 1946; фотографии.
• Чаплина В. В. Рычик и Ласка. М., 1947; рисунки Д. В. Горлова.
• Чаплина В. В. Малыши в зоопарке // «Мурзилка». 1953, № 2. С. 17—19; рисунки Д. В. Горлова.
• Чаплина В. В. Вместо предисловия / Питомцы зоопарка. М., 1955.
• Чаплина В. В. Шалун и плакса. Детгиз, М., 1957; фотографии А. П. Анжанова
• Чаплина В. В. Варежка; Сиротка / Малыши в зоопарке. «Малыш», М., 1982; рисунки А. Волкова.
• Шкляр Н. Г. Повесть о зоопарке. Люди. Дела. Достижения. М., Детгиз, 1935. С. 187—193; рисунки А. Н. Комарова.
• Мантейфель П. А. Дружба зверей / Рассказы натуралиста. М.—Л., Детгиз, 1937. С. 32—33; рисунки А. Н. Комарова.
• Баруздин С. А. Как Снежок в Индию попал / Твои друзья — мои товарищи. Стихи, рассказы, повести. «Детская литература», М., 1967.

Фильмография

• Игровой короткометражный фильм «Похождения медвежонка». 1936. Производство киностудии «Рот-Фронт»; режиссёр Т. Арусинская, сценарист В. Чаплина, оператор Г. Рейсгоф, композитор М. Раухвергер (сюжет: юные натуралисты Московского зоопарка обнаруживают, что медвежонок Тяпа, открыв дверь клетки, исчез с площадки молодняка; после многих приключений беглеца удалось найти…).
• Документальный киносборник «СССР на экране» № 8, 1937 (1 часть, на французском языке, ч/б, немой). РГАКФ: уч. № 3476 (…8-й сюжет: Московский зоопарк: дети у площадки молодняка).
• Документальный киносборник «СССР на экране» № 5, [вторая половина 1930-х] (1 часть, ч/б, звуковой). РГАКФ: уч. № 32955 (…2-й сюжет: Московский зоопарк: Медвежата белые и бурые, волчонок, козленок — на площадке молодняка).
• Документальный киносборник «Звездочка» № 2, 1938 (1 часть, ч/б, звуковой). Производство: Московская студия Союзкиножурнал. Режиссёр: М. Верейкис, операторы: Н. Лыткин, И. Самгин. РГАКФ: уч. № 13540 (…один из сюжетов: Московский зоопарк: львята на детской площадке).
• Научно-популярный фильм «Исследование инстинктов у хищников и млекопитающих» (в 2-х частях, на немецком языке, ч/б, звуковой). 1939. Производство киностудии «Мостехфильм», режиссёр Б. Павлов, научный консультант В. Чаплина, оператор Г. Трояновский. РГАКФ: уч. № 32962 (…один из сюжетов: Московский зоопарк: животные играют на площадке молодняка, в их числе: бурые и белые медвежата, кошки, собаки, козлята, волчата, тигренок, львята).
• Документальный фильм «В Московском зоопарке» (в 2-х частях). 1951. Режиссёр Т. Лаврова, операторы: А. Левитан, С. Уралов. РГАКФ: уч. № 7892 (…один из сюжетов: площадка молодняка).
• Документальный сборник «Новости дня» № 20, апрель 1953 (1 часть, ч/б, звуковой). Производство ЦСДФ, режиссёр Л. Дербышева. РГАКФ: уч. № 15068. (…4-й сюжет: улицы и скверы Москвы, площадка молодняка в зоопарке).
• Документальный фильм «Приключение двух медвежат» (в 2-х частях). 1959. Производство ЦСДФ, режиссёр И. Венжер, оператор В. Копалин. РГАКФ: уч. № 15449 (…заключительный сюжет: медвежата на площадке молодняка Московского зоопарка).
• Документальный фильм «По зоопарку». 1961. Автор Р. Котс, оператор А. П. Анжанов (два сюжета фильма посвящены воспитанникам площадки молодняка — черному, бурому и белому медведям, а также льву Чандру и собаке Тобику).
• Документальный фильм «Праздник труда и мира», 1963 (2 части, цветной, звуковой). Производство ЦСДФ, режиссёр И. Сеткина, операторы: А. Хавчин, В. Ходяков. РГАКФ: уч. № 18740 (…один из сюжетов: Московский зоопарк, медвежонок на площадке молодняка).
• Документальный киносборник «Новости дня» № 21, 1964 (1 часть, ч/б, звуковой). Производство ЦСДФ, режиссёр А. Рыбакова. РГАКФ: уч. № 20802 (…5-й сюжет: Московский зоопарк. Площадка молодняка. Играют медвежата, щенки, лисенок и другие звери. Публика у барьера).
• Документальный киносборник «Новости дня» (1 часть). 1964, № 37. Производство ЦСДФ, режиссёр Б. Небылицкий. РГАКФ: уч. № 20818 (…один из сюжетов: Московский зоопарк, площадка молодняка)

Литература

• Мышецкий Н. А. Опыт показательного воспитания молодняка в Московском зоопарке // Бюллетень зоопарков и зоосадов № 10. — М., Научно-исследовательский сектор Московского зоопарка, 1933. — 16—20 с.
• Путеводитель по Московскому зоопарку (под редакцией С. Я. Калмансона). — М., 1935. — С. 54—55.
• Чаплина В. В. Малыши с зеленой площадки. — М., Детгиз, 1935.
• Степанов Г. Площадка молодняка. Рассказы о московском зоопарке // газета «Пионер» (Курск) от 4 октября 1936 г.
• Мантейфель П. А. Дружба зверей / Рассказы натуралиста. — М. —Л., Детгиз, 1937. — С. 32—33.
• Путеводитель по Московскому зоопарку (под редакцией проф. Б. М. Житкова). — М., 1938. — С. 63—64, 84—86.
• Островский Л. В. Зоопарк сегодня. — М., 1939. — С. 10—11, 26—30.
• Путеводитель по Московскому зоопарку (под редакцией проф. Б. М. Житкова). — М., 1940. — С. 8—9, 92—93, 96.
• Чаплина В. В. Молодняк зоопарка и его воспитание // Московский зоопарк (сборник статей под редакцией проф. С. И. Огнёва). — М., Московский рабочий, 1949. — 395—416 с.
• Московский зоопарк (путеводитель под общей редакцией И. П. Сосновского). — М., Московский рабочий, 1952. — 224 с.
• Сосновский И. П. Площадка молодняка / Московский зоопарк. — М., Московский рабочий, 1957. — С. 25—29.
• Туров С. Млекопитающие // Московский зоопарк (сборник статей). — М., Московский рабочий, 1961. — С. 199—200, 210, 218, 224, 249, 252, 260.
• Сосновский И. П. Веселая площадка / Питомцы Московского зоопарка. — М., Московский рабочий, 1974. — С. 40–46.
• Московский зоологический парк: к 140-летию со дня основания. Страницы истории. — М., Эллис Лак 2000, 2004. — 90, 99, 110, 133—134, 150, 288 с. — ISBN 5-902152-16-Х.
• Вавилова Е. Братство волка // газета «Московский комсомолец» от 5 февраля 2006 г.
• Тавьев М. Ю. Вера Чаплина и её четвероногие друзья. — М., Издательский проект «Архив писателя», 2015. — 224 с. — ISBN 978-5-00077-287-4.
• Тавьев М. Ю. Детский сад для зверят // Биология, № 12. — Издательский дом «Первое сентября», 2015. — 50-57 с.

Ссылки

• [vchaplina-arhiv.livejournal.com/44775.html Статья-репортаж Г. Степанова о площадке молодняка 1936 года с фотографиями из архива Веры Чаплиной]
• [vchaplina-arhiv.livejournal.com/16153.html Серия диапозитивов «Мохнатый детский сад» (1937)]
• [vchaplina-arhiv.livejournal.com/16417.html Серия диапозитивов «Малыши с зеленой площадки» (1940)]
• [vchaplina-arhiv.livejournal.com/42164.html Фотографии площадки молодняка 1950-х – 1960-х годов и фильм «По зоопарку» (1961)]

Отрывок, характеризующий Площадка молодняка Московского зоопарка

В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.