Площадь Гагарина (Москва)

Площадь Гагарина Москва
Площадь Гагарина, дома 30 и 37 по Ленинскому проспекту. Эти дома по одной версии были построены по проекту Л. П. Берия. Рекламные конструкции «Panasonic» и «Сбербанк России», находящийся на крышах этих домов, были демонтированы в начале 2010-ых.
Общая информация
Страна	Россия
Город	Москва
Округ	ЮЗАО, ЮАО
Район	Гагаринский, Донской
Ближайшие станции метро	06 Ленинский проспект 14 Площадь Гагарина
Прежние названия	Площадь Калужской Заставы
Почтовый индекс	119071, 119334
[www.openstreetmap.org/?lat=55.70833&lon=37.58111&zoom=15&layers=M на OpenStreetMap]
[maps.yandex.ru/?ll=37.58111%2C55.70833&spn=0.15381%2C0.080341&z=16&l=map на Яндекс.Картах]

Площадь Гагарина (Москва)Площадь Гагарина (Москва)

Площадь Гага́рина — площадь в Юго-Западном и Южном округах города Москвы на Ленинском проспекте, от которой лучами расходятся улица Косыгина и Проспект 60-летия Октября. Под площадью в тоннеле проходят Окружная железная дорога и Третье транспортное кольцо. Одна из самых крупных по территории площадей в России.

Происхождение названия

Названа 11 апреля 1968 года в честь первого человека, совершившего полёт в космос, Ю. А. Гагарина в связи с тем, что на этой площади 14 апреля 1961 года жители Москвы встречали первого космонавта. Ранее северная часть площади именовалась площадью Калужской Заставы, так как здесь в 1742—1852 годах на Камер-коллежском валу находилась застава при въезде в Москву по Калужскому шоссе.

История

Площадь возникла на Калужском шоссе при проведении в 1742 году Камер-коллежского вала вокруг Москвы. Долгое время сюда не доходила жилая застройка города. Вокруг находилась пригородные слободы, Живодёрная и слобода при Андреевском монастыре. За заставой — овраг реки Кровянки. «Калужская застава — не из бойких. Она так же, как и Серпуховская и некоторые другие заставы, со стороны Москвы порядочно удалена от жилья». В 1903—1908 годах южнее площади прошла Окружная железная дорога. В начале 1940-х годов на северной стороне площади начали сооружение жилых домов с башнями, образующих парадный въезд в город. Этот архитектурный ансамбль закончили только в 1950 году.

В 1957 году, в связи с массовым жилищным строительством в Юго-Западном районе и прокладкой Ленинского проспекта, построили новый мост через Окружную железную дорогу. Таким образом, к югу от площади Калужской Заставы образовалась новая площадь.

Новую площадь, не имеющую ещё установленного Моссоветом названия, называют пока «Площадью трёх магистралей», так как, кроме идущего на юг с середины её Ленинского проспекта, отходит с неё слева на юго-восток Черёмушкинский проспект, а справа — на юго-запад Воробьёвское шоссе".

К 1958 году площадь застроили со всех сторон, а в 1962 году соорудили двухуровневую транспортную развязку (реконструирована в 2001 году).

К 1966 г. на площади и прилегающих магистралях сформировался крупный торговый центр, в который входят «Дом обуви», «Дом ткани», «Дом фарфора», магазин «Тысяча мелочей» и др.; всего здесь 32 предприятия торговли и службы быта.

В 1980 году на площади установили и 4 июля торжественно открыли 46-метровый памятник Ю. А. Гагарину, изготовленный на Балашихинском литейно-механическом заводе из специального титанового сплава.

В 2001 году в связи со строительством Третьего Транспортного кольца под площадью построен Гагаринский тоннель и подземная станция на Окружной железной дороге.

Здания, образующие ансамбль площади

Здания на площади имеют нумерацию по Ленинскому проспекту.

• № 37 и продолжение его — № 37а — 8-этажный жилой дом с 14-ти этажной башней (12 жилых этажей + 2 нежилых), образующий парадный въезд в город (1940—1941, архитекторы Е. А. Левинсон, И. И. Фомин.)
• № 30 — 8-этажный жилой дом с 14-ти этажной башней (12 жилых этажей + 2 нежилых), образующий парадный въезд в город (года постройки: 1946—1950, оригинальный довоенный проект: архитекторы Е. А. Левинсон, И. И. Фомин, после войны проект был отдан архитектору А. Е. Аркину на переделку)
• № 32 и 39 — жилые дома (1956—1957, архитекторы Л. Н. Павлов, Л. Ю. Гончар, И. А. Ядров), в которых находились гастроном «Спутник» и магазин «Тысяча мелочей», соответственно.
• № 34 и 41 — трапециевидные в плане жилые дома (1956—1957, архитекторы Г. Я. Чалтыкян, И. А. Катков, С. М. Марковский), в которых находились магазины «Дом обуви» и «Дом ткани», соответственно.
• № 32а — здание Президиума Академии наук СССР (1972—1986, архитектор Ю. Платонов)

Площадь в произведениях литературы и искусства

«Дом строился полукруглый на Калужскую заставу, с двумя крылами: одно — по Большой Калужской, другое — вдоль окружной. Всё делалось в восемь этажей, и ещё предполагалась шестнадцатиэтажная башня с солярием на крыше и с фигурой колхозницы в дюжину метров высотой. Дом был ещё в лесах, со стороны улицы и площади не кончен даже каменной кладкой. Однако, уступая нетерпеливости заказчика (Госбезопасности), строительная контора скороспешно сдавала со стороны окружной уже вторую отделанную секцию, то есть лестницу с прилегающими квартирами».

Памятник

• Памятник Ю. А. Гагарину (1980, скульптор П. И. Бондаренко, архитекторы Я. Б. Белопольский, Ф. М. Гажевский, конструктор А. Ф. Судаков).

Транспорт

Вблизи площади находится станция метро «Ленинский проспект» и платформа «Площадь Гагарина» Московского центрального кольца. Через площадь проходят маршруты троллейбуса № 4, 7, 33, 62, 84 и автобуса № 111, 196, 144.

Литература

• Мячин И. К. Площади и улицы Москвы: Путеводитель / Художник В. Александров; Фотокорреспондент А. Жиляков (†). — М.: Московский рабочий, 1982. — С. 358 - 369. — 464 с. — 39 000 экз.

Отрывок, характеризующий Площадь Гагарина (Москва)

[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.


Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.