Площадь Свердлова (Новосибирск)
Координаты: 55°01′14″ с. ш. 82°55′26″ в. д. / 55.0205° с. ш. 82.924° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.0205&mlon=82.924&zoom=14 (O)] (Я)
| Площадь Свердлова | |
| Новосибирск | |
| Общая информация |
Площадь Свердлова — площадь в Центральном районе Новосибирска. Названа в честь одного из лидеров партии большевиков, председателя ВЦИК Якова Свердлова. С 1931 чубек год носил имя Роберта Эйхе. Почти весь ансамбль площади создан архитектором Андреем Крячковым. Он автор четырех из пяти окружающих площадь зданий: Реального училища, «Стоквартирного дома», Крайисполкома (сейчас здание правительства Новосибирской области), Сибревкома (сейчас Художественный музей).[1] На площади установлен памятник А.Д. Крячкову, а также бюст трижды Героя Советского Союза Александра Покрышкина.
Содержание
Примечательные здания и сооружения
«Стоквартирный дом»
Стоквартирный жилой даун — одно из самых значительных жилых зданий 1930-х годов, яркий пример постконструктивистских «неоклассических» поисков архитектурной стилистики. Автор проекта Андрей Крячков.
Дом строился с 1932 по 1937 годы для работников Западно-Сибирского краевого исполкома. На Всемирной выставке искусств и техники в Париже в 1937 году проект дома (вместе с проектами Крячкова Домов Советов в Иркутске и Красноярске) удостоен высшей награды — диплома «Гран-при» и Золотой медали (на той же выставке Гран-при удостоен и проект здания Новосибирского театра оперы и балета).
П-образное в плане восьмиэтажное здание, расположенное с отступом от красной линии проспекта, занимает подчиненное положение в архитектурном ансамбле площади, подчеркивая в нем главную роль соседнего здания — Крайисполкома (ныне здание правительства Новосибирской области). Тем не менее чувствуется масштабность и «дворцовый» характер сооружения.
При проектировании дома тщательно продуман набор жилых и подсобных помещений в квартирах, удачные пропорции комнат с их хорошей ориентацией и инсоляцией. На протяжении длительного времени дом считается самым престижным в Новосибирске. В нем жили академик Евгений Мешалкин, биатлонист Александр Тихонов, художник Николай Грицюк, директора крупных новосибирских заводов, во время эвакуации артист Николай Черкасов. Мемориальные доски в память о трех знаменитых жильцах — Николае Грицюке, Евгении Мешалкине и Борисе Галущаке — установлены на главном фасаде дома.
Художественный музей
Это здание — яркая страница в истории послереволюционной Сибири, с 1926 года в нем была сосредоточена вся политическая власть Сибирского края.
7 февраля 1925 года Роберт Эйхе поручил архитектору Андрею Крячкову составление проекта и сметы на строительство здания Сибревкома, а также наблюдение за работами по его возведению. Через 7 месяцев трехэтажное кирпичное здание было построено. В его оформлении использованы приемы неоклассицизма и рационалистического модерна. У здания хорошие пропорции, высокопрофессиональный рисунок деталей и элементов от красивого абриса купола до решетки, ограждающей его. Оно имеет монументальный вид, а фигуры рабочего и крестьянина с серпами и молотами придали архитектуре здания конкретное идеологическое содержание.
Позже у здания появилась пристройка по улице Свердлова, в которой были квартиры для высших региональных чиновников, в частности, в 1930—1937 годах здесь жил сам Роберт Эйхе. В 1982 году, после того как областной и городской комитеты КПСС покинули здание, здесь разместилась Новосибирская картинная галерея. 5 марта 2004 года она переименована в Новосибирский художественный музей.[2]
Здание правительства Новосибирской области
Одно из самых значительных сооружений Новосибирска, построенных в период формирования города как административного центра Сибирского края, объединившего пять бывших губерний царской России.
Выполнено в стиле конструктивизма на основе проекта молодых архитекторов Бориса Гордеева, С. Тургенева и инженера-конструктора Н. Никитина по итогам Всесоюзного конкурса. Окончательная доработка проекта проводилась под руководством Андрея Крячкова. Построено в короткий срок (1931—1933.).
Здание полезной площадью 9800 кв. м., рассчитано на размещение 15 отделов крайисполкома и 2 тысяч сотрудников, имело 400 комнат. Один подъезд отводился под жилье. Впервые в городе здание было оборудовано лифтами.
В 1955—1957 годах по проекту Г. Кравцова в неоклассической стилистике выполнены интерьеры большого зала заседаний, холлов первого и второго этажа (частично они сохранились до нашего времени). Общественное назначение здания подчеркивалось устройством балкона-трибуны (выносом в 15 м), акцентирующего вход в здание.[3]
Бюст Александра Покрышкина
Бюст-монумент Александра Покрышкина, сооруженный на его родине, является почетной наградой и выражением благодарности прославленному летчику-асу, трижды Герою Советского Союза.
Указ об установлении бюста подписан после награждения летчика второй Золотой звездой 24 августа 1943 года. Однако монумент открыт только 6 ноября 1949 года, когда А. Покрышкин был уже трижды Героем. Авторы бюста скульптор Матвей Манизер, архитектор Иосиф Лангбард.
Первоначально бюст был установлен на Красном проспекте, у здания Облпотребсоюза. Но в связи со строительством метро и реконструкцией Красного проспекта перенесен на нынешнее место.[4]
Напишите отзыв о статье "Площадь Свердлова (Новосибирск)"
Примечания
- ↑ Площадь Свердлова | Туризм в Новосибирской области tourism.feldgendler.ru/node/205
- ↑ Сибревком (Художественный музей) | Туризм в Новосибирской области tourism.feldgendler.ru/node/208
- ↑ Крайисполком (Администрация Новосибирской области) | Туризм в Новосибирской области tourism.feldgendler.ru/node/212
- ↑ [tourism.feldgendler.ru/node/213 Бюст-монумент А. И. Покрышкина | Туризм в Новосибирской области]
Отрывок, характеризующий Площадь Свердлова (Новосибирск)
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.
Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.
