Пляж «Голд»
Координаты: 49°20′43″ с. ш. 0°34′18″ з. д. / 49.34528° с. ш. 0.57167° з. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=49.34528&mlon=-0.57167&zoom=14 (O)] (Я)
| Высадка на пляж «Голд» | |||
| Основной конфликт: Операция «Нептун»,Нормандская операция | |||
 Солдаты 50-й нортумбрийской пехотной дивизии высаживаются на берег у Ла-Ривьер-Сен-Совёр. | |||
| Дата |
6 июня 1944 | ||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
победа союзников | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
«Голд» — кодовое название одного из основных районов высадки союзных войск на территории оккупированной Франции в ходе Нормандской операции, во время Второй мировой войны. Высадка на побережье началась 6 июня 1944 г.
В плане вторжения пляж «Голд» был предназначен для высадки 50-й нортумбрийской пехотной дивизии, которой командовал генерал-майор Дуглас Александр Грэхэм и 8-й бронетанковой бригады из состава 2-й армии генерал-лейтенанта Майлса Демпси. Весь пляж был поделён с запада на восток на три основных сектора: «Айтем», «Джиг» (который, в свою очередь, был поделен на участки «Грин» и «Ред») и «Кинг» (также поделённый на участки «Грин» и «Ред»). Четвёртый сектор, названный «Хау», так и не был использован в операции.[2]
Участок высадки между Ле Хамель и Вер-сюр-Мер находился в ведении 50-й нортумбрийской дивизии (включавшей в себя девонширский, дорсетширский и восточно-йоркширский полки), усиленной некоторыми частями 79-й бронетанковой дивизии. 231-я пехотная бригада должна была высадиться в секторе «Джиг» у Анель, а 69-я бригада — в секторе «Кинг», напротив Вер-сюр-Мер. 47-й батальону морской пехоты было приказано высадиться в секторе «Айтем».
Содержание
Боевые задачи
Первостепенными боевыми задачами, возлагавшимися на 50-ю дивизию в день высадки, были захват плацдарма на побережье между Арроманшем и Вер-сюр-Мером (что позволило бы использовать искусственные гавани союзников), и продвижение в южном направлении к шоссе с последующим захватом города Байе и перекрытием дороги на Кан для противника.
231-я и 69-я пехотные бригады должны были первыми высадиться на побережье и захватить плацдарм, после чего следующие за ними 56-я и 151-я пехотные бригады при поддержке танков 8-й бронетанковой бригады начнут продвижение на юго-запад, к 13-му шоссе.
На западе, 47-й батальону морских пехотинцев предписывалось захватить Пор-эн-Бессен и соедининиться с американскими войсками, которые к тому времени высадятся на пляже «Омаха».
В задачу 50-й дивизии также входила соединение с канадскими войсками, которые должны были высадиться на пляже «Джуно».
Боевой порядок
Британские войска
Войска вермахта
Расположение немецких войск
Британским частям, высаживающимся на восточной части пляжа, противостояли соединения немецкой 716 (статической) пехотной дивизии: 4-я рота 441-го восточного батальона и 7-я рота 736-го пехотного полка. На западной части пляжа союзникам противостояли опытные части 1-го батальона 916-го пехотного полка 352-й дивизии. Эти соединения находились в прибережных специально укреплённых домах, разбросанных вдоль побережья между городами Ле Хамель и Ла-Ривьер-Сен-Совёр. Эти дома, однако, оказались очень уязвимы перед бомбёжками с моря и воздуха.
Центральный участок пляжа был болотистым, и он оборонялся только 3-й ротой 441-го восточного батальона, состоящего в основном из советских коллаборационистов. Основными орудиями в этом секторе являлись 50-мм пушки в бетонных укреплениях и 75-мм орудия, установленные в ДОТах.
Глубже в тылу было установлено несколько артиллерийских батарей в Мон-Флери, Ри, Марфонтен, Крёлли, и Крепоне. Огонь этих батарей должен был покрывать всю территорию пляжа.
На вершине скалы возле Лонг-сюр-Мер был расположен наблюдательный пункт для корректировки огня 155-мм орудий, находящихся примерно в километре пути, в глубине прибережной территории.
Первая атака
Перед тем, как началась сама высадка, немецкие оборонительные позиции были атакованы эскадрильями средних и тяжёлых бомбардировщиков, после чего обстрел немецких позиций продолжился, но уже силой корабельной артиллерии союзных крейсеров.
Сектор «Кинг»: Ла-Ривьер — Вер-сюр-мер
Высадка в секторе «Кинг» была назначена на 7:25 утра (на 50 минут позже, чем в американском секторе, учитывая разницу во времени прилива с запада на восток). Англичане знали, что пляж укреплён противотанковыми заграждениями и минами, поэтому, согласно плану, военные инженеры, находящиеся в первой волне высаживающихся, должны были устранить все эти препятствия. Однако, из-за сильного северо-западного ветра уровень воды на пляже был выше, чем ожидалось: вода накрыла большое число мин и преград, из-за чего военные инженеры не смогли их обезвредить. Те инженеры, которые смогли добраться до заграждений, попали под огонь неприятеля, что значительно затруднило расчистку побережья. Также было решено выгружать танки, оснащённые системой Duplex Drive, не в море у пляжа, а прямо на само побережье.
Первая волна солдат попала под сильный немецкий огонь и понесла большие потери. 1-й батальон пехотного хэмпширского полка буквально за первые минуты высадки потерял командира и его заместителя. За хэмпширцами следовали коммандос 4-й бригады морской пехоты — они также потеряли много людей из-за плотного огня неприятеля.
Решение спускать «ДД-танки» прямо на пляж во многом оказалось спасительным для пехоты: как только машины оказывались на побережье, они начинали оказывать поддержку пехоте, из-за чего немецкое сопротивление было быстро преодолено. Многие немецкие укрепления в то утро были уничтожены ещё до самой высадки, в ходе бомбардировок с моря, поэтому, к тому моменту, когда подошли сухопутные войска, держались уже только основные укрепления. К 10:00 город Ла-Ривьер-Сен-Совёр был освобождён.
Сектор «Джиг»: Ле Амель — Анель
Солдаты 6-го батальона полка «Грин Ховардс» высадились на берег при поддержке «ДД-танков» 4/7 драгунского и инженерных танков вестминстерского драгунского полков. В этом секторе оборона противника была слабой: прибрежные укрепления были легко уничтожены перед тем, как войска стали продвигаться вглубь побережья, чтобы уничтожить немецкие артиллерийские батареи.
Наступление на Ле Амель продвигалось медленными темпами и британские войска понесли ощутимые потери. Вмешательство 147-го полка королевской артиллерии позволило нейтрализовать немецкие укрепления в том районе и деревня была захвачена примерно к 16:00.
После Ле Амель, 69-я бригада продолжила наступление в южном направлении через Крёлли и Крепон. К 16:00 немцы контратаковали, но безуспешно — прорвать линию британских войск не удалось.
Сектор «Айтем»
47-й батальон морской пехоты высадился в секторе «Айтем», к востоку от Ле Амель. Задачей батальона являлось немедленное продвижение вглубь французской территории с последующим поворотом направо (на запад) и пересечением 16 км удерживаемой противником территории для захвата и удержания приморского города Пор-эн-Бессен. Захват этого небольшого порта был очень важен для союзников, так как именно в его гавани было бы удобнее всего устроить первоначальный пункт для снабжения высаживающихся войск. В частности, сюда планировалось подавать топливо по проложенным под водой трубопроводам, идущим от стоящих подальше от берега танкеров. Командос успешно высадились, стали двигаться на юг, прошли Арроманш и повернули на запад. Однако, примерно в двух километрах от Пор-эн-Бессена и к югу от батареи в Лонг-сюр-Мере, они были остановлены. Войскам пришлось окопаться на холме 72, и Пор-эн-Бессен пал только 8 июня 1944 г, после тяжёлых боёв.
На побережье
Несмотря на первоначальное ожесточённое сопротивление, британским войскам удалось прорвать оборону противника с относительно небольшими потерями, чему немало помогла поддержка со стороны 79-й бронетанковой дивизии, многие танки которой были оснащёны специальными инженерными приспособлениями — так называемыми «примочками Хоббарта».
Такие машины как танк «Шерман-краб», оснащённый бойковым тралом для прокладывания проходов в минных полях, оказалась жизненно необходимой. С помощью инженерных машин Хоббарта в районе высадки расчищались минные поля и укладывались фашины для преодоления рвов и вязких мест.
Высадившиеся войска смогли совладать со всеми препятствиями, ожидавшими их на пляже, и стали продвигаться вглубь оккупированной французской территории.
Поддержка с моря
Флотское подразделение «G», штурмовавшее пляж «Голд», было составлено из сотен судов. Среди них британские крейсеры «Аякс», «Аргонавт», «Эмеральд», «Орион» и линкор «Уорспайт». В операции также принимал участие крейсер войск Свободной Франции «Жорж Леги».
Немецкая оборона в глубине побережья
Значительное сопротивление, оказанное расположенными в глубине оккупированной территории артиллерийскими и миномётными батареями, затруднило высадку, но к 10:00 Ла-Ривьер-Сен-Совёр был взят, а через несколько часов был взят и Ле Хамель. Морские пехотинцы смогли закрепиться в полутора километрах от Пор-ен-Бессена после того, как обнаружили, что немецкая батарея в Лонг-сюр-Мер была уничтожена огнём крейсера «Аякс».
После высадки
После успешной высадки началась операция «Perch», целью которой было продвижение вглубь Нормандии с последующей попыткой захвата города Кан. Собственно, после высадки началась битва за Кан.
См. также
Напишите отзыв о статье "Пляж «Голд»"
Примечания
- ↑ [www.britannica.com/EBchecked/topic/971467 Gold Beach (World War II)] (англ.). — статья из Encyclopædia Britannica Online.
- ↑ Gold Beach — Battle Zone Normandy. Simon Trew. pp. 47-67
| В Википедии есть портал «Вторая мировая война» |
Отрывок, характеризующий Пляж «Голд»
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.
Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
