Пляж «Сорд»

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Пляж Сорд»)
Перейти к: навигация, поиск

Координаты: 49°18′23″ с. ш. 0°19′16″ з. д. / 49.30639° с. ш. 0.32111° з. д. / 49.30639; -0.32111 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=49.30639&mlon=-0.32111&zoom=14 (O)] (Я)

Высадка на пляж «Сорд»
Основной конфликт: Операция «Нептун», Нормандская операция

Британские пехотинцы под огнём противника. Пляж Сорд, утро 6 июня 1944.
Дата

6 июня 1944

Место

Уистреам, Сент-Обен-сюр-Мер, Мервилль, Нормандия

Итог

победа союзников

Противники
Великобритания

Свободная Франция

Германия
Командующие
Джон Крокер
Томас Ренни
Вильгельм Рихтер
Эдгар Фейхтингер
Силы сторон
28,845 127 танков Pz IV, 40 штурмовых орудий
Потери
630 человек убитыми и раненными[1] неизвестно, потеряно 50 танков
 
Нормандская операция

«Сорд» (англ. Sword Beach) — кодовое название одного из пяти основных участков высадки войск союзников в ходе операции «Нептун», являвшейся частью Нормандской операции, в июне 1944 г. Участок представлял собой полосу побережья длиной в 8 км, он простирался от города Уистреам до Сент-Обен-сюр-Мер и являлся самым восточным из всех мест высадки. Город Кан расположен всего в 15 км от тех мест, а другие ближайшие участки высадки, пляжи «Голд» и «Джуно», находились соответственно в 16 и 6 км от «Сорда».

Первоначальные высадки прошли с небольшими потерями, однако позднее британские войска столкнулись с очень прочной обороной противника на участке, находящимся за прибрежной полосой. 6 июня пляж «Сорд» оказался единственным сектором высадки, где войскам пришлось отражать атаку немецкой танковой дивизии.





Предыстория

После падения Франции, премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль пообещал вернуться в континентальную Европу, чтобы освободить народы, находящиеся под немецкой оккупацией. Западные союзники согласились открыть второй фронт в 1942 г, чтобы помочь Советскому Союзу, однако, из-за нехватки ресурсов вторжение пришлось отложить. Вместо этого был разработан план операции «Следжхаммер»: в случае критического ослабления немецких войск или возможного падения Советского Союза планировалось провести ограниченную высадку союзных войск во Франции. Одновременно разрабатывался план крупномасштабного вторжения во Францию в 1943 г — операция «Раундап», однако и в 1943 г союзникам пришлось отказаться от высадки из-за нескольких причин: ощущалась серьёзная нехватка десантных судов и прочих средств для высадки, надо было довести до конца битву за Атлантику и оказать дополнительное давление на страны «Оси», высадившись в Италии.

Теперь высадка во Франции называлась «операцией Оверлорд» и была запланирована на 5 июня 1944 г. План операции предусматривал, среди прочего, наступление британской 2-й армии на участке между рекой Орн и Пор-ан-Бессен, захват оккупированного немцами города Кан и формирование линии фронта от юго-восточных окрестностей Кана до Комон-л’Эванте с целью захвата аэродромов и защите с фланга 1-й армии США, в планы которой входил захват Шербура. Захват Кана и окрестностей давал 2-й армии хорошие первоначальные позиции для продвижения на юг для захвата города Фалез — важного опорной точки для наступления на Париж.

Приготовления союзников

Основной целью первого дня высадки для 3-й британской пехотной дивизии был норманский город Кан. Для наступления на Кан дивизия была усилена 27-й отдельной бронетанковой бригадой, 1-й бригадой британских коммандос, включавшей в себя отряды коммандос «Сражающейся Франции», 41-й батальоном королевских морских коммандос из 4-й бригады, а также частью соединений британской 79-й бронетанковой дивизии.

3-ей дивизии было приказано наступать на Кан, находящийся в 12 км от пляжа «Сорд», в то время как 3-й канадской пехотной дивизии, находящейся на правом фланге британцев, предстояло захватить аэродром в Карпике, лежавший в 18 км от пляжа «Джуно», в предместьях города. Британцам было также приказано прийти на помощь соединениям британской 6-й воздушно-десантной дивизии, удерживавашим мосты через реку Орн и канский канал, захваченные в ходе операции «Тонга», а также овладеть высотами к северу от Кана и «если возможно, самим Каном». Непосредственно перед вторжением командующий 1-м корпусом, генерал-лейтенант Джон Крокер, инструктируя солдат дивизии, сказал, что к ночи город должен быть или захвачен, или «эффективно блокирован» войсками, базирующимися к северу от города и в Бенувиле.

Пляж «Сорд» простирался на 8 км от Сент-Обен-сюр-Мер до устья реки Орн. С запада на восток участок высадки был поделён на четыре сектора: «Обо», «Питер», «Куин» и «Роджер». Каждый сектор также был поделён на многочисленные зоны. Для наступления предназначался участок шириной в 3 км между зонами «Уайт» и «Ред» сектора «Куин», так как мелкие рифы блокировали доступ к другим секторам. Возглавить наступление было поручено двум пехотным батальонам, при поддержке танков, оснащённых системой Duplex Drive. Вслед за этими соединениями должны были пойти коммандос, за ними — остальные соединения дивизии. Высадка была запланирована на 07:25 утра.

Силы Третьего рейха

Директива фюрера от 23 марта 1942 г призывала к официальному созданию серии оборонительных сооружений получивших название «Атлантический вал». До конца 1943 г фортификационные сооружения строились, в основном, в районах крупных портов, после чего были распространены и на другие районы. На побережье пляжа «Сорд» и за ним было построено 20 ДОТов, включающих в себя несколько артиллерийских батарей. Побережье пляжа было усеяно минами, противотанковыми «ежами» и надолбами, за которыми были расположены траншеи, пулемётные гнёзда, миномёты и орудия. Немецкие позиции были окружены колючей проволокой. Проволока была также натянута и вдоль пляжа.

Чтобы усилить укрепления, на побережье были возведены шесть ДОТов, содержащих в совокупности по меньшей мере восемь 50-мм противотанковых орудий, четыре 75-мм орудия и одно орудие калибром в 88 мм. Один такой ДОТ, названный «Треска», был возведён прямо напротив сектора «Куин». Выходы из пляжей были блокированы различными преградами. Глубже, за пляжами, было установлено шесть артиллерийских батарей, три из которых были установлены в ДОТах. Эти три батареи имели вместе четыре 100-мм орудия и до семи орудий калибра 155-мм. Дополнительно, восточнее реки Орн была установлена мервилльская артиллерийская батарея, вооружённая четырьмя 100-мм гаубицами чехословацкого производства, которые также могли открыть огонь по пляжу «Суорд» и прибывающему флоту. Всего между Шербуром и рекой Сена находилось 32 батареи, имевшие возможность обстрела пляжей, на которых высаживались союзные войска. Половина из этих батарей находилась в железобетонных казематах со стенами толщиной в 1.8 м.

Начиная с весны 1942 г на 716-ю пехотную дивизию генерал-лейтенанта Вильгельма Рихтера была возложена оборона участка побережья Нормандии, принадлежащего департаменту Кальвадос. В марте 1942 г 352-я пехотная дивизия приняла контроль над западным побережьем Кальвадоса, и в вединии 716-й дивизии, располагающейся севернее Кана остался лишь участок побережья шириной в 13 км. Дивизия состояла из четырёх регулярных пехотных батальонов, двух батальонов из «Восточных легионов» и соединений артиллерии. Четыре пехотные роты были рапределены вдоль пляжа «Сорд», из них две — вдоль сектора «Куин», ещё четыре роты находились в глубине территории, за пляжем. Ещё южнее, на берегах реки Орн, вокруг Кана, была расквартирована 21-я танковая дивизия генерал-лейтенанта Эдгара Фейхтингера, насчитывающая 16 297 человек. В случае высадки союзников дивизии предписывалось немедленно организовать контратаку.

В мае 1944 г под командование Рихтера были переданы также два батальона панцергренадиров и противотанковый батальон из состава 21-й танковой дивизии. Эти перестановки привели к тому, что 21-я дивизия была оставлена в мобильном резерве. Один из переданных батальонов, вместе с противотанковыми пушками и несколькими мобильными 155-мм орудиями был размещён на хребте Перье, находящемся на высоте в 50 м выше уровня моря в 4.8 км к югу от пляжа «Сорд».

Высадка

Преодоление прибрежных укреплений

Высадку осуществляли соединения 2-й британской армии под предводительством генерал-лейтенанта Майлса Демпси. Войска 1-го корпуса генерала Крокера должны были штурмовать побережье. Основная масса войск высаживалась в зоне «Куин», на побережье города Эрманвиль-сюр-Мер. Главная задача войск состояла в захвате города Кан и аэродрома в городе Карпике, находящегося неподалёку, на западе. Высадка началась, как и было запланировано, в 07:25 утра: 3-я дивизия высадилась в зонах «Питер» и «Куин». На 1-ю и части 4-й бригады коммандос, которые принимали участие в высадке, была возложена задача по контролю за мостами через реку Орн и канским каналом. Командос должны были соединиться с десантниками из 6-й воздушно-десантной дивизии, которые к тому времени уже удерживали мосты и успели уничтожить батареи в Мервилле.

Сопротивление высадке было слабым. В 8:00 утра, через 45 минут после начала, бой был уже перенесён в глубину территории противника, а на восточном фланге к часу дня коммандос достигли реки Орн, соединившись там с высадившимися ранее британскими парашютистами. Войска смогли соединиться с высадившимися западнее канадцами гораздо позднее. Единственная серьёзная немецкая контратака в день высадки произошла на пляже в 16:00: в ходе двух атак, 21-я танковая дивизия прошла весь путь от Кана до побережья между городами Лион-сюр-Мер и Люк-сюр-Мер. Полностью нейтрализовать противника британцам удалось только поздно вечером. 54 из 98 немецких танков были уничтожены или выведены из строя.

21-я танковая дивизия контратакует

Британские войска не могли соединиться с канадцами, высадившимися, согласно плану, на пляже «Джуно». В это время по британцам нанесла удар 21-я немецкая танковая дивизия. 192-й полк мотопехоты из состава дивизии достиг пляжа к 20:00, хотя значительная часть его техники была уничтожена огнём королевских ВВС. Потери в технике оказались велики из-за того, что орудия зенитной артиллерии, прикреплённые к дивизии, были распылены между всеми различными соединениями, что привело к неспособности дать серьёзный отпор авиации.[2]

22-й полк мотопехоты вместе с 50 танками также атаковал укрепившиеся на побережье войска. Британцы организовали успешную оборону, и контратака была отбита. Несмотря на это, одной немецкой роте удалось пройти сквозь бреши в английской обороне к побережью у Лион-сюр-Мер. Немцы обнаружили тамошние оборонительные укрепления неповреждёнными и решили ещё больше укрепить их, чтобы помешать высадке прибывающих войск. По совпадению, над этим районом побережья пролетали 250 планёров с солдатами 6-й воздушно-десантной дивизии на борту — солдаты должны были усилить группировку войск на берегах реки Орн. Немцы испугались возможного окружения и оставили прибрежные укрепления. К концу дня 6 июня, 21-я дивизия потеряла 50 танков от огня британских противотанковых пушек.[3]

Последствия

В конце дня высадки на пляже «Сорд» высадилось 28 845 британских солдат, было потеряно 630 человек. Между тем, войска не достигли города Кан, поэтому, чтобы избежать ожесточённого сопротивления (за время, прошедшее с начала высадки, в город могли подоспеть подкрепления), наступающие войска остановились в 6 км от города. Британские соединения оставались недалеко от побережья, куда прибывали всё новые и новые войска, техника и снаряжение.

После того, как 21-я немецкая танковая дивизия отступила, на следующее утро британские войска соединились с канадцами, высадившимися на правом фланге.[4] 21-я дивизия не сразу оправилась от потерь, понесённых 6-го июня, поэтому в тот день атаки больше не предпринимались. Однако, на следующий день, 7-го июня, точно на том же участке в атаку пошла 12-я дивизия СС. Наступление было безуспешным — дивизия потеряла 31 танк и ничуть не продвинулась вперёд.[5]

См. также

Напишите отзыв о статье "Пляж «Сорд»"

Литература

  • D’Este, Carlo. Decision in Normandy: The Real Story of Montgomery and the Allied Campaign. Pengiun Books. 1994.
  • Fortin, Ludovic (2004). British Tanks In Normandy. Histoire & Collections.
  • Reynolds, Michael. Eagles and Bulldogs in Normandy 1944. Havertown, PA, USA.

Примечания

  1. [www.historylearningsite.co.uk/sword_beach.htm Sword Beach]
  2. D’Este 1994, p. 138.
  3. D’Este 1994, p. 140.
  4. John Keegan, Six Armies in Normandy, p. 143.
  5. John Keegan, Six Armies in Normandy, p. 147.

Отрывок, характеризующий Пляж «Сорд»

Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.


Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.