Плёссы (Могилёвская область)

Деревня Плёссы белор. Плёсы Страна БелоруссияБелоруссия Область МогилёвскаяМогилёвская область Район Бобруйский Координаты 53°03′47″ с. ш. 29°28′17″ в. д.53.0631861° с. ш. 29.4714639° в. д. / 53.0631861; 29.4714639    Первое упоминание 1560 Прежние названия Плосы Тип климата умеренно-континентальный Население 300 человек (2014) Национальный состав белорусы Часовой пояс UTC+3 Телефонный код +375 225 Почтовый индекс 281587

Плёсы (белор. Плёсы) — деревня в Телушском сельсовете Бобруйского района Могилёвской области Белоруссии.

География

Плёсы находятся на железнодорожной и автомобильной линии М5 Минск-Бобруйск-Жлобин-Гомель в 175 км от Минска и 130 км от Гомеля.

История

Территория всего района заселялась человеком с эпохи мезолита (ІX-V тысячелетия до н. э.). С IX столетия территория деревни входила в Туровское княжество на котором в основном проживали племена дреговичи (последнее со второй половины X столетия вошло в состав Киевской Руси).

В XIV столетии Туровское княжество вошло в состав Великого Княжества Литовского а затем Речи Посполитой. Для обозначения населения ВКЛ в исторических источниках использовался термин «литвин». В источниках XIII—XVI веков понятия «литвин», это определение государственной принадлежности «русинов», литовцев и представителей других народов что проживали на Подляшье и землях современной Белоруссии к Великому княжеству Литовскому.

По письменному источнику населённый пункт Плосы известен с 15 июня 1560 года как деревня в Великом Княжестве Литовском Бобруйского староства. Название деревни происходит от названия участка русла реки, Белица (плёса реки) — глубоководный широкий участок реки с медленным и спокойным течением, свободный от подводных опасностей, с ровным дном. Природа местности имела ярко выраженный полесский характер: территория низменна и покрыта на огромные пространства непроходимыми болотами и дремучими лесами. Почва малоплодородная, болотистая, песчаная и глинистая. Климат мягкий. Средняя годовая температура + 6. Вот как описывается местность в источниках:

«Огромные пространства торфа и торфяных болот, болотная железная руда, известняк и мел — исключительная черта Бобруйского уезда. Все реки низменной части уезда имеют весьма медленное течение, текут в низких, болотистых, а иногда и неопределенных берегах, образуют много рукавов, а при таянии снегов и в дождливое время разливаются на огромные пространства»..

1611 год г. Бобруйский староста Петр Тризна был ярым приверженцем силового насаждения католицизма (могущественный род в Речи Посполитой, один из высших военачальников), вместе со своей женой Анной Моссальской, внес выкуп королевской казне и получил право пожизненно владеть Бобруйским староством, так называемым Яснопольским двором — Трокская половина куда и входили Плесы (два посёлка,Старое село которое неоднократно выгорало в результате пожаров и имение). Известно, что в 1611—1613 годах в окрестностях происходили волнения. Одно мнение: они были вызваны политикой Бобруйского старосты. Другое мнение: волнения вспыхнули в результате поборов и — главное — повинностей, которые предшественник Петра Тризны (затеявший широкое амбициозное строительство в городе) возложил на горожан и крестьян.

1639 год в хозяйственных актах деревня Плоса — государственная собственность ВКЛ.

В 1738 году в деревне Плосы имелось 46 дворов, в 1765 году — 52 двора, есть харчевня и мельница, с 1793 года село в составе России. Управляющий Плёсс жил в фольварке Малинник, их было несколько. (В н.вр. растут кусты орешника в поле между Малинниками и Ст. Малинниками)

С 1795 года — деревня в Бобруйском уезде Минской губернии во владении древнего дворянского рода помещиков Кобылиных.

1863—1864 год — в деревне 59 дворов.

1870 год имение Плесы по наследству в собственности помещика Васькова Николая Ивановича. Род Васьковых имел родовой герб и упоминается с 1550 года. Все Васьковы — дворяне служили царям, имели генеральские звания, действительных статских советников, губернаторы, вице — губернаторы. За усердную службу царь пожаловал им деревни Плесы, Панкратовичи, Симгоровичи, Тажиловичи, Ламбово, Ивановка с крестьянами.

16 (28) ноября 1873 года был сдан в эксплуатацию (прошёл первый поезд) участок Либаво-Роменской железной дороги (длиной 141,8 версты), соединившей Бобруйск и Гомель.

В 1883 году в деревне основан винокуренный завод (располагался около шоссейной дороги в настоящее время — строительство развилки дороги М5). В деревне довольно хорошо развито пчеловодство.

Развитие винокуренного производство, торговли, привело к проведению «кирмашов» так в Плесах он проводился ежегодно 21 мая.

На начало XX века деревня Плёсы Турковской волости Бобруйского уезда состоит из 149 частных хозяйств с 1214 жителями, еврейское население проживающее в деревне доходило до 10 %.

Под влиянием революционного движения в 1905—1906 годах в окрестностях деревни проходили крестьянские выступления, в том числе самовольная вырубка леса и потрава помещичьих земель, в связи с чем государством была проведена земельная реформа, с образованием хуторских хозяйств. Деревня состоит из хуторов «Таукачи», «Коплевых», «Сопликовы», «Шлёмиха», «Буда». «Муськова», «Ванячкав», «Дранников», «Пиняров», «Чумаки», «Ковалевские» и других.

"Телеграмма лесопромышленника Магидсона

Минскому губернатору от 2 февраля 1905 года. «Крестьяне Турковской волости Бобруйского уезда уже шестой день большими толпами и сотнями подвод грабят лес из купленного мной леса при имении Плессы Бобруйского уезда, нападая на приказчиков и лесников, которые лишены возможности охранять лес из за угрозы убийства. Вынужден покорнейше просить Ваше Высокопревосходительство о помощи. Лесопромышленник Магидсон»..

В деревне действует церковно-приходская школа, постоялый двор, две мельницы (одна недалеко от школы ветряная, вторая рядом с винокуренным заводом водяная на реке Белица).

Рядом находится одноимённое помещичье поместье. В настоящий момент на месте поместья находится клуб, сохранились пруды и фрагменты липовой аллеи, ведущие к ним, липы напротив магазина.

В фольварке Малинник проживало 64 жителя. В начале ХХ века в фольварке был 1 двор, 46 жителей, с 1897 года дегтярный завод, занимались в основном производством «дегтя».

1917 год — в деревне 239 дворов с численностью населения 1488 жителей.2 6 июля Земельный комитет уезда конфисковал 88 десятин помещичьих земель в поместье Плёсы и передал их для распределения между бедняками.

1918 год в январе территория деревни являлась фронтовой и была оккупирована польскими войсками, Первого польского корпуса под командованием Ю. Довбор-Мусницкого, население в целом враждебно относилось к полякам. Крестьяне нападали на разбросанные по окрестным деревням гарнизоны поляков. В ответ легионеры проводили карательные операции, жертвами которых стали жители десятков деревень Бобруйского повета в том числе и Плесы. В середине мая оккупирована немецкими войсками. 26 ноября освобождена частями Красной Армии и подчинялись Турковскому ревкому.

1921 год — на базе былого фольварка Малинник создана сельскохозяйственная артель которая имела 139 гектар земли.

1923 год — открыта трудовая школа 1 степени, в которую пошли учится 215 детей из деревни Плёссы и окружающих сел и хуторов, Начата строительство грунтовой шоссейной дороги (всесезонная гужевая дорога) Бобруйск — Жлобин которая была закончена к 1929 году. Дорогу укладывали колотым камнем.

1924 год. Начата постройка новой школы, которая располагалась около деревенского кладбища.

1925 год — создан трудовой кооператив «Труд», образован драматический кружок и комсомольская ячейка.

1926 год. В деревне 245 дворов 1363 жителя.

1930 год. Образован колхоз «13 лет Октября». В Малинниках колхоз «Свобода». Началась коллективизация и строительство новых посёлков: Селянин, Жилинцы, Новый Быт, Слобода, Красный Остов, Красный пахарь. Жители хуторов подлежали расселению специальными посёлками в пределах районов прежнего своего проживания. Основу таких посёлков составляли хуторские домовладения, расположенные около железной дороги в урочищах Лесиши, Надеев, Старина, Муськово болотце, Церковище, Белка, Остров, Таукачи. Застройка двусторонняя, преимущественно деревянная, усадебного типа.

1941—1944 год. Около деревни Малинники рядом с железнодорожной остановкой находился военный полевой аэродром «Телуша» где проходили курсы обучения командиров звеньев и базировались самолеты управления 13-й бомбардировочной авиадивизии. Основной аэродром находился в г. Бобруйске. 24.06.41 в связи с бомбардировкой основного аэродрома личный состав без матчасти прибыл на аэродром «Телуша», 27 июня на аэродроме были взорваны склады и он был передислоцирован. В настоящее время места нахождения складов и строений заросло хмызняком.30 июня во время воздушного боя над деревней был сбит самолет, заместителя командира эскадрильи 219 Дальне-бомбардировочного авиаполка, ст. лейтенанта Мозгового Василия Емельяновича 1906 г.р.,служил Сибирский военный округ, в КА с ноября 1928 года, который был захоронен местными жителями около шассе, рядом с домам «Беляковых».(После войны перезахоронен ст. Телуша) В д. Плёссы располагались оккупационные военные формирования. Активные военные действия в деревне и на близлежащей территории не велись. Работало МТС на ст. Телуша.

Во время оккупации в деревне действовала подпольная группа возглавляемая Бондарчук Устином. Они совместно с подпольной группой д. Телуша, неоднократно уничтожала подземный кабель который был проложен вдоль железной дороги, добывала немецкое вооружение и амуницию с проходящих по железной дороге, составах, для партизан 1-й Бобруйской партизанской бригады.

В августе — сентябре 1943 года молодежь была отправлена в Германию или концлагерь «Азаричи».

В 1944 году немецкий штаб 45-й пехотной дивизии находился в деревни Панкратовичи, Телуша. Утром 27 июня 1944 года в районе деревни Мальево части советской 102 стрелковой дивизии при поддержке танков нанесли удар по позициям 135-го гренадерского полка и прорвав его оборону, что заставило немцев эвакуироваться в Дубовку, освободили деревню. 30 июля 1944 года 102 стрелковая дивизия которая освобождала деревню получила пополнение из 192-го резервного стрелкового полка куда были призваны более 150 человек из деревни в армию, из которых больше ста человек погибло на территории Польши, большинство перезахоронено на мемориальном кладбище Клешево г Пултуск.

1945 год. Восстановлен колхоз с названием «Победа», к нему были присоединены колхозы дер. Заболотья, Симгоровичи и стали его бригадами, организовано осушение болот. Зимой, для нужд государства осуществлялось лесозаготовка.

«Колхоз „Победа“ Ковалевского сельсовета первыми в Бобруйском районе приступили к сдаче свежих овощей. На участок Белпродовощ колхозники отвезли первые 1000 килограмм огурцов, 1200 кг моркови, и более 2 тонн свеклы»..

В колхозе была огородна-полеводческая бригада, которая специализировалась на выращивании овощей и фруктов, на «Ковалевском» действовала птицеферма. В д. Симгоровичи (Бобруйский район) имелась колхозная пасека.

1967 год. К деревне Плёссы присоединены деревни Жилинцы, Новый Быт, Слобода. В этом же году проведено электричество. До 1967 года деревня электричеством обеспечивалась от колхозной дизельной установки.

В 1970-е годы деревня развивается, построены два двухэтажные дома, около клуба, идет строительство жилых домов для колхозников, шоссейная дорога была покрыта асфальтом, в колхозе проживает 870 человек из них 350 в Плёссах. В конце 1970-х годов проложена вторая линия железнодорожной ветки.

1997 год — в деревне 160 дворов 350 жителей.

2010 год — СПК «Победа» деревни Плёссы присоединён к СПК «Дзержинского» в деревне работает клуб-библиотека, фельдшерский-акушерский пункт (ФАП), магазин, пункт бытового обслуживания населения, почтовое отделение.

2011 год — в деревне 137 дворов 314 жителей (до 16 лет — 50 человек, трудоспособных — 135).

2013 год. Начата реконструкция железнодорожной дороги. 29 сентября прошла первая электричка Минск-Жлобин. Начата реконструкция автомобильной дороги М-5.

2014 год — 1 марта в деревне 300 жителей 129 дворов. Активно ведется реконструкция автодороги. На территории мехдвора возведен мобильный асфальтобетонный завод. Снесены здания почтового отделения и пункта БОн.

В деревне до сентября 2009 года работала средняя общеобразовательная школа. До 1936 года школа была начальной, а затем семилетней.

Известные уроженцы

• Аврамчик, Николай Яковлевич — (1 января 1920 г) поэт, прозаик и переводчик, заслуженный работник культуры Белоруссии (1980) и почётный гражданин Бобруйского района (1998г).

• Липец, Исай Мойсеевич — (12 ноября 1897 — 12 апреля 1964), доктор медицинских наук, заведующий кафедры Витебского и Северно-Осетинского медицинских институтов
• Дятлов, Александр Николаевич — белорусский писатель, родился 3 июня 1936 в д. Турки Бобруйского района в семье учителей. Жил в д. Петровичи, а с лета 1944 г. — на родине матери, в д. Плёсы, где отец был директором местной школы.
• Сакун Александра Григорьевна 15 апреля 1932 года рождения. С 1950 года доярка колхоза «Победа» Герой Социалистического Труда — Указ ПВС СССР от 27 декабря 1957 г, Медаль за добросовестный труд, серебряной медалью ВДНХ СССР.Проживает д. Заболотье.
• Балясников Виктор Викторович (1918—1968) — награждён двумя Орден Трудового Красного Знамени.
• Кикоть Андрей Андреевич (1937—2004) — награждён Орден Ленина, орденом Трудового Красного Знамени. Избирался депутатом Верховного Совета БССР.
• Сакун Николай Борисович (1928—1999) — награждён орденами Трудового Красного Знамени, «Знак Пачета»
• Стельмак Алексей Михайлович (1931—2008) — директор Плеской средней школы, один из немногих педагогов Бобруйщины, кто Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 июня 1978 года награждён орденом Трудового Красного Знамени № 1096488.

Фотографии

• Ул. Интернациональная.jpg

  Улица Комсомольская

• 1910 год хутор на Лесищах.jpg

  1910 год хутор на Лесищах

• Дорога к шассе.jpg

  Дорога к шоссе

• Школа.jpg

  Плёсская средняя школа 2010 год

• Школа 1965 год.jpg

  Школа 1965 год

• Орденаносцы колхоза Победа в середине Балясников В В 50 года 19 ст.jpg

  Орденоносцы колхоза Победа в середине Балясников В В 50 года 19 ст

• Учителя школы 1970-е годы.jpg

  Учителя школы начало 1970-х годов

• ФАп.jpg

  Выпускницы медучилища, направленные на работу в ФАП. фото 25 мая 1958 г

• Галицкий Г.В. 1936=1941 г.jpg

  Галицкий Г. В. 1908 г.р. ур. д. Добосна Кировского района, участник ВОв с 7 июля 1941 года, политрук, чл. ВКПб, Директор школы 1936—1941 г.г

• 1947 год на колхозном дворе.jpg

  1947 год на колхозном дворе

• Центральный канал, ранее река Белица..jpg

  Центральный канал, раньше река Белица, на которой была водяная мельница

• Тракторист.jpg

  Тракторист колхоза "Победа" 1963 год

Ссылки

• [www.balandin.net/Gunin/Bobruisk/CHAPTER_3/3-BOBRUISK-03.htm Лев Гунин, «БОБРУЙСК», ГЛАВА ТРЕТЬЯ, РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ, ГОРОД И СТАРОСТВО]
• www.radzima.net/ru/volost/turkovskaya.html
• «Память» Бобруйский район. изд."Беларуская энциклопедия"Мн.1998 г.
• Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона изд. СПб., 1890.
• Российская родословная книга, изд кн. П.Долгоруким. СПб., 1857. ч.1,4
• И. Зеленский, "Материалы для географии и статистики России. Минская губерния" (СПб., 1864);
• Архимандрит Николай, «Историко-статистическое описание М. епархии»;
• "Памятные книжки М. губернии" за 1861, 1874, 1878, 1892, 1894 гг.;
• А. П. Смородский, "Столетие М. губернии";
• "Список землевладельцев М. губернии. 1882 г.";
• «Труды М. Губернского Статистического Комитета. 1870» (историко-статистическое описание 9-ти уездов), отчеты департаментов лесного, горного, неокладных сборов и др. официальные издания;
• Д.Дрозд «Землевладельцы Минской губернии 1900—1917» Спр. Мн."Медисонт" 2013 г.
• Деружинский В. В. Тайны беларуской истории. Минск: ФАУинформ, 2009. — 560 с.: илл. --(Неизвестная история)
• Борьба за Советскую власть в Белоруссии. 1918—1920 г.г. Сб. документов и материалов. Мн.1968.Т.1. стр.343-346
• Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927—1939. В 5 тт. Том 2. Ноябрь 1929 — декабрь 1930. — М.: РОССПЭН, 2000.
• Н. А. Ивницкий, доктор исторических наук. «Коллективизация и раскулачивание», М., 1994, с. 32—49, с. 106.
• Токць С. Беларуская вёска ў эпоху зьменаў. Другая палова XIX — першая траціна XX ст. Менск: Тэхналёгія, 2007. — 308 с.
• Воспоминания Аврамчик, Николай Яковлевич
• Россiя. Географическое описанiе Россiйское Имперiи по губернiямъ и областямъ съ географическими картами (СПб.1913 г.) стр 98,99
• Хованские: древо рода (фрагмент) www.rgfond.ru/rod/23040?add_depth_up=2
• www.chief-time.ru/people/list/892/
• www.etomesto.ru/shubert-map/17-8/
• www.sovrep.gov.by/index.php/.311.547...0.0.0.html

Отрывок, характеризующий Плёссы (Могилёвская область)

– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.