Локации мира Гарри Поттера

К:Википедия:Страницы на КУ (тип: не указан)

Эта статья является частью цикла статей о волшебном мире Гарри Поттера.

Жилища

Нора

Нора (в немецком переводе более точно — «Лисья нора») — дом, где живёт семейство Уизли. Видимо, изначально дом был меньше нынешнего, но с появлением новых детей в семье к дому пристраивали всё новые комнаты, и дом, сохраняя старый фундамент, оброс новыми этажами.

Кроме того, в доме живёт старый семейный упырь, который любит время от времени скрипеть и завывать.

Расположение

Нора находится недалеко от деревни Оттери-Сент-Кэчпоул. На дом наложены маглоотталкивающие чары, и даже почтальоны не знают о существовании дома. Уизли живут недалеко от многих волшебных семей: Лавгудов, Фоссетов и Диггори. За время существования дома, «Нора» был домом Артура и Молли Уизли и их детей. Также в доме гостили Гарри Поттер и Гермиона Грейнджер, а также некоторые члены Ордена Феникса.

Внешние помещения

Дом имеет два входа: парадный и задний. Возле парадного входа висит табличка «Нора», а на заднем крыльце — набор резиновых сапог разного размера, для всех членов семьи. На заднем дворе есть несколько вспомогательных построек. Маленькое помещение с гаражом, в котором стоял раньше Форд «Англия» Артура Уизли, курятник, каменный сарай, который Уизли преобразовали в чулан для мётел и где младшие Уизли держат свои летающие мётлы во время их пребывания дома. Джинни с шести лет тайком брала мётлы братьев и училась на них летать. В шестой книге Альбус Дамблдор и Гарри Поттер разговаривают в этом сарайчике перед тем, как войти в дом.

Позади дома есть большой сад с водоемом, полным лягушек. В саду живут гномы. Уизли регулярно выдворяют их, однако гномы всегда возвращаются. Сад часто используется Уизли, чтобы разместить столы, когда дома собираются обедать слишком много людей, а на улице не холодно.

Для свадьбы Билла и Флёр Делакур был убран сад и посажены новые кустарники около двери в кухню.

Интересно, что во втором фильме «Нора» окружена деревьями. В следующее появление деревьев нет.

Интерьер

Интерьер Норы удобен, хоть мебель разномастна: тут невозможно встретить две вещи, сделанные в одном стиле. В седьмой книге весь дом подвергся чистке и уборке при подготовке к свадьбе Билла и Флёр.

Кухня

На кухне есть большой деревянный стол с восемью стульями. В четвёртой и шестой книгах из-за большого количества гостей дома за кухонным столом не могли поместиться все, поэтому ужин устраивали снаружи.

Гостиная

Гостиная — удобная комната, с диваном и креслами. Есть большой камин, который входит в сеть летучего пороха. Из вещей тут также находятся деревянное радио, и большие волшебные часы.

Именно в этой комнате положили раненного Северусом Снеггом Джорджа Уизли, сюда пришли помянуть Аластора Грюма, когда Билл Уизли принёс весть о его гибели. В гостиной Руфус Скримджер зачитывал завещание Альбуса Дамблдора Гарри, Рону и Гермионе.

Спальни

В Норе есть по крайней мере шесть спален. Артур и Молли спят в одной спальне, Фред и Джордж — в другой. Другие братья тоже живут в комнатах по двое, но у Джинни, как единственной девочки в семье, собственная спальня. Её комната находилась на третьем этаже и была маленькой, но яркой. Она украсила комнату постерами «Ведуний» и капитана Холихедских Гарпий Гвеног Джонс. Гермиона Грейнджер часто жила в этой комнате вместе с Джинни, когда посещала семью Уизли. В отличие от Гарри, который был в комнате всего один раз, в его день рождения в книге «Гарри Поттер и Дары смерти». Флёр Делакур осталась в комнате Джинни на Рождество в шестой книге, к недовольству хозяйки комнаты.

На втором этаже жили Фред и Джордж. Они часто проводили там эксперименты; в результате спальня продолжала пахнуть порохом даже после того, как они съехали. После того, как они купили магазин и жили над ним, они всё ещё использовали комнату как склад. Спальня Перси была также на втором этаже. Перси оставил свою комнату в пятой книге. До свадьбы в комнате жили Флёр и Габриэль.

Билл имел собственную комнату и возвратился в неё, вернувшись в страну в пятой книге, чтобы помочь Ордену Феникса. В его комнате на Рождество жил Римус Люпин, а Билл поселился с Фредом и Джорджем.

У Рона есть маленькая комната наверху дома под чердаком. Его комната была заклеена эмблемами Пушек Педдл, и часто жил в ней с Гарри Поттером во время его пребывания в доме. Семейный упырь провел некоторое время в этой комнате во время поисков крестражей, загримированный под "заболевшего" Рона.

Годрикова Впадина

Годрикова Впадина (другие переводы «Годрикова Лощина», «Лощина Годрика» и даже «Годрикова Долина» (англ. Godric’s Hollow) — поселение на юго-западе Англии в серии романов про Гарри Поттера, где бок о бок живут маги и маглы. Место проживания семейства Поттеров до их смерти. Также тут жили семья Дамблдоров и историк Батильда Бэгшот.

Возраст деревни насчитывает не одну сотню лет. Именно здесь родился один из четырёх основателей Хогвартса Годрик Гриффиндор (в его честь и назвали поселение), здесь на кладбище находится и могила Игнотуса Певерелла, младшего из братьев Певереллов, кровь которых, по словам самой Джоан Роулинг, течёт в каждом маге. Также на знаменитом кладбище Годриковой Впадины похоронены Джеймс и Лили Поттер, Кендра и Ариана Дамблдор. Находящийся на окраине деревни Дом Поттеров сохранён магами как своеобразный мемориал «Мальчику Который Выжил». Магглы его не видят.

На калитке разрушенного дома Поттеров присутствует вывеска со сведениями о судьбе дома, родителей Гарри и его самого.

Литтл-Хэнглтон

Литтл-Хэнглтон — деревушка, примостившаяся между двумя холмами, на одном из которых стоит «Дом Реддлов». Сами Реддлы там не живут уже очень давно. Однажды они все были найдены мёртвыми. Полиция так и не нашла убийцу, честно говоря, не определили даже причину смерти: все трое, мистер и миссис Реддл и их сын Том, были на момент смерти абсолютно здоровы. Дом с тех пор поменял нескольких владельцев, но никто из них долго там не жил. Последний хозяин «Дома Реддлов» вообще там не появлялся.

На местном кладбище покоятся останки семьи Реддлов. Именно здесь, у могилы отца, возродился Волан-де-Морт. Здесь, на глазах у своих верных Пожирателей смерти он устроил дуэль с юным Гарри Поттером, которая закончилась ничьёй.

В Литтл-Хэнглтоне есть ещё одна достопримечательность, но мало кто из жителей о ней знает, а кто знает, не считает её достопримечательностью: она выглядит как старое полуразвалившееся жилище. Именно здесь жила семья Мраксов, последних прямых потомков одного из основателей Хогвартса Салазара Слизерина. Судьба этих людей печальна. Меропа Мракс сбежала с сыном владельцев Реддлов Томом, который потом её бросил беременной. Родив ребёнка, она умерла в маггловском приюте. Марволо Мракс пережил дочь всего на несколько лет, а Морфин Мракс, старший брат Меропы, закончил свои дни в Азкабане за убийство, которого не совершал.

Литтл Уингинг

Литтл Уингинг — небольшой городок, пригород Лондона, где живёт семья родной тёти Гарри Поттера Петуньи Дурсль и где жил сам Гарри Поттер. До одиннадцати лет он не покидал Литтл Уингинг, а после поступления в школу магии и волшебства Хогвартс, приезжает сюда на летние каникулы вплоть до седьмой книги включительно. Городок находится недалеко от Лондона: дядя Вернон ездит туда каждый день на работу.

Поместье Малфоев

Поместье Малфоев (Малфой-мэнор) — старинный особняк и участок земли с парком в Уилтшире, принадлежащий семье Малфоев и передающийся из поколения в поколение. Особняк долгое время был штаб-квартирой Пожирателей смерти.

Площадь Гриммо, 12

Дом по адресу Лондон, площадь Гриммо, 12 принадлежал семье Блэков. На момент появления этого дома в повествовании здесь проживает последний представитель семьи Блэков мужского пола — Сириус Блэк.

Когда-то на этот старинный дом отец Сириуса наложил все защитные заклинания, какие знал. Дом отсутствует на всех картах, как магловских, так и магических; дом невозможно увидеть или обнаружить при помощи зрения, обоняния, осязания, приборов и даже заклинаний. А после того, как Альбус Дамблдор навёл на дом заклятие Доверия («Фиделиус»), более безопасного места нельзя найти, пожалуй, во всей Англии, кроме Хогвартса и Гринготтса.

Когда-то здесь жили родители Сириуса, его брат и он сам. Потом в 16 лет Сириус сбежал из дома, Регулус исчез, и никто из домашних не знал куда. Скончался отец, и его не намного пережила мать. В доме остался только домашний эльф Кикимер. В пятой книге здесь разместилась штаб-квартира Ордена Феникса. Это была, практически единственная помощь, которую мог предоставить Ордену скрывающийся от магического правосудия Блэк. Дом стал, по сути, его добровольной тюрьмой: только тут Сириус был в безопасности.

После смерти крёстного, дом на пл. Гриммо, 12 переходит по завещанию Гарри Поттеру. Правомерность этого перехода Дамблдор проверяет очень просто: вызывает Кикимера и просит Гарри что-нибудь приказать эльфу. Поскольку домовик исполняет приказания Гарри молниеносно и беспрекословно, старый директор удовлетворён: дом действительно принадлежит Поттеру. А Гарри, испытывающий отвращение к дому, который был для Сириуса тюрьмой, разрешает Ордену и дальше держать там штаб-квартиру.

Дом на пл. Гриммо, 12 становится убежищем для Гарри, Рона и Гермионы, когда они вынуждены прятаться от Пожирателей смерти, рыщущих в поисках Гарри по всей стране. После смерти Дамблдора хранителями заклинания Доверия становятся все, кто входил в этот дом. Однажды, спасаясь от преследования, ребята трансгрессируют к своему убежищу с Пожирателем Яксли на хвосте. Яксли успевает увидеть дверь дома и заклинание Фиделиус разрушается. Теперь в этот дом может попасть Яксли, и любой, кого он с собой приведёт. Отныне ребятам приходится скрываться где угодно, но только не на пл. Гриммо.

Дальнейшая судьба дома в романе не описана.

Коттедж «Ракушка»

Коттедж «Ракушка» — небольшой милый домик на берегу моря, в котором поселились молодожёны Билл Уизли и Флёр Делакур.

Сюда пришёл младший брат Билла Рон в седьмой книге, когда рассорился с Гарри и Гермионой. Тут он отсиживался, пока не нашёл способа отыскать друзей вновь. Сюда перенёс Добби спасённых из подвалов усадьбы Малфоев пленников. И в саду коттеджа «Ракушка» Гарри выкопал для него могилу, потому что это спасение стоило Добби жизни. Проживая в этом коттедже после своего чудесного спасения, Гарри, Рон, Гермиона и Крюкохват разработали план ограбления «Гринготтса».

Ткацкий тупик

Ткацкий тупик — невзрачная улочка в бедном квартале, в котором находился дом Снегга. Рядом стоит фабрика (скорее всего, ткацкая), из труб которой поднимается едкий дым, из-за чего окрестная река и лес стали непригодными для жизни.

Но все же Снегг продолжает жить здесь, потому что недалеко всё ещё стоит дом Эвансов и детская площадка с качелями, где Северус познакомился с Лили, и рощица, где они сидели вместе и разговаривали…

Дом Снегга

Дом Снегга — это старое строение в Ткацком Тупике, рядом с ткацкой фабрикой. Мы видим только тёмную гостиную, с ветхими обоями, обставленную разномастной потертой мебелью. Комната заставлена рассохшимися шкафами, полными книг, и лишь на маленьком пятачке свободного места, в лужице света, бросаемой старой лампой, притулился колченогий столик и пара облезших кресел. Книги в шкафах в основном магические, хотя тут есть и маггловские: они, видимо, остались ещё от отца Северуса. Если приглядеться, то можно заметить, что за одним из шкафов скрывается узкая лестница, ведущая на чердак. Где-то тут есть ещё и ход на кухню. Дом выглядит заброшенным и пустующим, так как Снегг большую часть времени проводит в Хогвартсе. Однако он, профессор знаменитой в мире волшебников школы магии и волшебства, человек, вероятно не бедный, не спешит покупать себе пристанище поприличней. Возможно, из-за детских воспоминаний, связанных с Лили Поттер…

Дом впервые описывается в шестой книге, когда Нарцисса Малфой, сопровождаемая своей сестрой Беллатрикс Лестранж, приходит к старому другу за помощью. Именно в этом доме Снегг дает Нарциссе Нерушимую Клятву, обещая покровительствовать Драко Малфою, сыну Нарциссы, в его миссии, которую возложил на мальчика Волан-де-Морт.

Детский приют миссис Коул

Детский приют миссис Коул — магловский приют в Лондоне, куда поздним вечером 31 декабря 1926 годаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) добралась Меропа Мракс, уже почувствовавшая близящиеся роды. Именно здесь появился на свет Волан-де-Морт, величайший злой маг второй половины XX века. И именно здесь он, спустя час после рождения, стал сиротой.

От улицы приютский голый и пустой дворик отделяют чугунные ворота, унылое квадратное здание приюта окружает высокая решётка, пол прихожей выложен безрадостной белой и чёрной плиткой… Всё говорит о том, что денег попечителей и усилий миссис Коул хватает только на то, чтобы поддерживать в заведении чистоту и порядок. Дети накормлены, пусть бедно, но опрятно одеты и обуты, об их здоровье заботятся, раз в год их даже вывозят на природу. На то, чтобы дать бедным сиротам хоть толику любви, не хватает ни сил миссис Коул, ни желания двух её нерадивых помощниц.

Когда в седьмой книге Гарри, Рон и Гермиона пытаются найти здание приюта, надеясь, что там может быть спрятан один из крестражей Волан-де-Морта, выясняется, что приют давно снесён, и на этом месте стоит офис.

Дом Лавгудов

Дом Лавгудов расположен в районе деревни Оттери-Сент-Кэчпоул. Лавгуды живут недалеко от других волшебных семей, в частности, Уизли, Фоссетов и Диггори.

Дом напоминает чёрный цилиндр, похожий на шахматную ладью, над которым средь бела дня висит луна. Кухня в доме совершенно круглая, всё в ней изогнуто по форме стен: плита, рукомойник, шкафы с посудой — и всё расписано яркими цветами, птицами и насекомыми. Комната наверху является одновременно и гостиной, и мастерской, и типографией. Комната Полумны находится на третьем этаже; известно, что потолок был украшен пятью портретами — Гарри, Гермионы, Рона, Джинни, Невилла и словами «Друзья».

Оттери-Сент-Кэчпоул

Оттери-Сент-Кэчпоул — небольшая магловская деревушка на южном побережье Англии, рядом с которой находятся дома волшебных семейств Уизли («Нора»), Лавгудов, Диггори и Фосеттов. Оттери-Сент-Кэчпоул упомянута в «Истории магии» Батильды Бэгшот как полумагическое поселение, где бок о бок издавна живут маги и маглы.

Школы

Хогвартс

Хогвартс (официальное название Hogwarts School of Witchcraft and Wizardry или, реже, Hogwarts Academy of Witchcraft and Wizardry) — Школа/Академия Чародейства и Волшебства «Хогвартс» Если переставить слоги английского названия (Hogwarts), то получится слово warthog, то есть африканский дикий кабан, бородавочник.

Хогвартс, скорее всего, является единственной школой магии в Англии. Обучение длится 7 лет. В конце каждого года сдаются экзамены, но особенно важны для будущего учеников экзамены в конце 5-го и 7-го года. Количество учеников Хогвартса точно неизвестно, но скорее всего туда принимаются абсолютно все дети-волшебники из Великобритании. Если принять во внимание количество учеников на одном курсе одного факультета, а в среднем это 10 человек, то всего в школе учатся приблизительно 280 детей.

Управляют школой директор и заместитель директора. К моменту начала действия директором школы является Альбус Дамблдор, его заместителем — Минерва Макгонагалл. Директор отчитывается перед Советом Попечителей, состоящим из 12 человек.

Обучение в школе бесплатное, но книги и школьный инвентарь учащиеся обычно покупают сами. Однако есть специальный фонд для покупки учебников и школьного инвентаря малоимущим ученикам.

Шармбатон

Шармбатон (англ. Beauxbatons Academy of Magic, фр. Académie de Magie Beauxbâtons) — академия магии, находящаяся во Франции.

Директор — Олимпия Максим. В Академии обучается большее количество студентов, чем в Хогвартсе. Шармбатон принимает молодых волшебников не только из Франции, как принято считать, но и из ближайших европейских государств: Испании, Португалии, Нидерландов, Люксембурга и Бельгии. На гербе Шармбатона изображены две скрещенные золотые палочки, из каждой вылетает по три Красные (а на картинке не красные) звезды.

Одна из школ-основательниц Турнира Трех Волшебников. На турнир, описанный в книге Гарри Поттер и Кубок огня, студенты Шармбатона прибыли на огромной синей карете по воздуху. Карета была запряжена дюжиной золотых коней с белыми гривами, каждая величиной со слона и пьющих только ячменный виски. Честь представить Школу выпала Флёр Делакур, которая заняла последнее четвёртое место.

Дурмстранг

Дурмстранг — школа магии и волшебства. Месторасположение школы в книгах не указано, в школе проходят обучение в том числе болгарские волшебники. По косвенным данным можно только предположить, что Дурмстранг находится в какой-либо холодной стране на северо-востоке Европы, по упоминанию Виктора Крама: школа находится высоко в горах, где преобладает суровый северный климат. Стоит отметить двуглавого орла на парусе дурмстранговцев и славянские имена учеников. Форма: мантии кроваво-красного цвета. Поверх них носят шубы из клочковатого меха. Пояса — кожаные ремни со звездой. В мире волшебников славится тем, что в этой школе более глубоко изучаются Тёмные Искусства. В XIX веке там учился Геллерт Грин-де-Вальд, который был самым сильным Тёмным магом до пришествия Волан-де-Морта. Одно время директором Дурмстранга был Игорь Каркаров, бывший пожиратель смерти. Название школы обыгрывает немецкое выражение «Sturm und Drang» звучащее как «штурм уд дранг» и переводящееся как буря и натиск..

Колдовстворец

Колдовстворец - школа магии и волшебства в России. Одна из школ, участвующая в Турнире Зельеваренья.

Магловские школы

Академия Вонингс (Smeltings Academy) — частная школа-интернат, где учатся Дадли Дурсль и его друг Пирс Полкисс, а в своё время учился Вернон Дурсль. Лозунг: Caveat Smeltonia (пусть он бережётся вещей из Смелтона, или пусть она из Смелтона бережётся). Форма: тёмно-бордовый фрак, оранжевые бриджи, соломенная шляпы-канотье, щегольская трость. Тростями ученики лупят друг друга в отсутствие учителей, считается, что это очень полезно для подготовки учеников к будущему.

Хай Камеронс (Stonewall High) — государственная школа второй ступени, куда Петуния и Вернон Дурсли записали Гарри Поттера. Школьная форма серая. По словам Дадли, в первый день старшекурсники макают новичков головой в унитаз. Гарри Поттер должен был учиться в Хай Камеронс с 11 лет, но вместо этого попал в Хогвартс.

Школа святого Брутуса для неисправимых преступников с криминальными наклонностями (St Brutus's Secure Centre for Incurably Criminal Boys) — школа-интернат. Чтобы скрыть учёбу Гарри Поттера в Хогвартсе, Вернон рассказывает, будто Гарри учится в этой школе. Возможно, школа святого Брутуса является плодом фантазии Вернона.

Начальная школа Святого Грогория (St. Grogory's Primary School) — начальная школа, где до 11 лет учились Гарри Поттер и Дадли Дурсль.

Косой Переулок

Косой Переулок (англ. Diagon Alley) — улица в магической части Лондона, центр для покупки волшебных товаров. Попасть в Косой переулок можно через арку в стене рядом с мусорным баком на заднем дворе бара «Дырявый Котёл», невидимого для маглов. По описанию, Косой Переулок — «мощенная булыжником извилистая улица». К Косому Переулку примыкает Лютный переулок.

Офис Ежедневного пророка

Офис газеты «Ежедневный пророк».

Само здание в книгах не появляется, но упоминается его местонахождение — в Косом Переулке.

Империя сов Илопса

«Империя сов Илопса» (англ. Eyelop's Owl Emporium) — мрачный на вид магазин, из которого доносится тихое уханье. Кроме сов, в заведении продаётся совиный корм.

Кафе-мороженое Флориана Фортескью

«Кафе-мороженое Флориана Фортескью» (англ. Florean Fortescue's ice-cream parlour) — кафе в Косом Переулке.

Хозяин кафе многое знает о сожжении ведьм в Средние века. (судя по книге «Гарри Поттер и узник Азкабана»). В шестой книге витрина кафе-мороженого Фортескью была, как и многие другие лавки в Косом переулке, «заколочена досками».

Флориш и Блоттс

«Флориш и Блоттс» (англ. Flourish & Blotts) — книжный магазин, в котором продаётся огромное количество волшебных книг. В этом магазине школьники (в том числе Гарри Поттер и его друзья) покупают учебники для Хогвартса. На витрине магазина обычно стоят тисненные золотом книги с заклинаниями. В третьей книге «Гарри Поттер и узник Азкабана» вместо них там стояла клетка с сотней экземпляров «Чудовищной книги о чудищах».
В книге «Гарри Поттер и Тайная комната» в этом магазине Гарри впервые встречается со Златопустом Локонсом, который почти насильно втаскивает Гарри в кадр фотоаппарата репортёров «Ежедневного Пророка». Там же имела место быть драка между Люциусом Малфоем и Артуром Уизли. Там же Люциус Малфой подсунул Джинни Уизли в котёл с учебниками дневник Тома Реддла.

Гринготтс

Гринготтс (англ. Gringotts) — в серии романов Дж. К. Роулинг о Гарри Поттере, банк, основанный гоблином Гринготтом, в котором волшебники хранят свои сбережения. Единственный банк волшебников, упоминающийся в книгах.

Банк находится в Косом переулке в Лондоне. Однако существуют отделения банка и в других странах, например, в Египте. Прежде чем отправиться за покупками, студенты Хогвартса снимают деньги со счёта в банке.

Персонал банка составляют преимущественно гоблины. В Гринготтсе также работают Билл Уизли и Флёр Делакур.

Внешний вид

Ослепительно-белое здание, возвышающееся над близлежащими магазинчиками, две отполированные до блеска бронзовые и серебряные двери, ступени из белого мрамора. На серебряных дверях надпись (в переводе «Росмэн»):

Входи, незнакомец, но не забудь,
Что у жадности грешная суть,
Кто не любит работать, но любит брать,
Дорого платит — и это надо знать.
Если пришёл за чужим ты сюда,
Отсюда тебе не уйти никогда.

В огромном мраморном холле гоблины работают со своими гроссбухами. Из холла в разные стороны ведёт большое количество дверей.

Надёжность

Банк Гринготтс — самое надёжное место в мире, после Хогвартса. По словам Хагрида, «только псих его попытается ограбить». Хранилища банка находятся очень глубоко: они простираются на сотни миль под землёй и если кто-то и проникнет туда, то наверх ему добраться будет очень сложно. Подземелья Гринготтса представляют собой узкие каменные коридоры. Путь до камер очень запутан. В некоторых коридорах встречаются подземные озёра, а также сталактиты и сталагмиты. Кроме того, по подтверждённым сведениям, банк охраняется драконами.

При снятии денег со счёта клиент банка должен предъявить ключ от своей камеры, а также назвать её номер. Затем он должен проследовать за гоблином до своей камеры. По подземельям банка передвигаются на тележках, которые ездят настолько быстро, что у некоторых клиентов кружится голова и начинается рвота. К тому же, некоторые самые секретные сейфы не запираются на ключ. Их может открыть только гоблин, работающий в банке, прикосновением своей руки к поверхности дверцы сейфа. Если это сделает не гоблин, того несчастного засосет внутрь. В книге «Гарри Поттер и Философский камень» Гарри интересуется у гоблина Крюкохвата, часто ли они проверяют, есть ли кто внутри. Гоблин на это ответил «Примерно раз в десять лет».

Ограбление банка

Несмотря на все средства защиты, банк попытался ограбить Профессор Квиррелл по приказу Волан-де-Морта в день, когда Гарри Поттер и Рубеус Хагрид появились в Косом переулке. Грабитель хотел украсть Философский камень, хранившийся в камере 713, но у него этого не получилось, так как Рубеус Хагрид за несколько минут до ограбления забрал его.

Спустя шесть лет Гарри Поттер, Гермиона Грейнджер и Рон Уизли с помощью гоблина Крюкохвата ограбили банк. Они прокрались в хранилище, зарегистрированное на семейство Лестрейндж. По мнению Гарри и Гермионы, там находился один из крестражей Волан-де-Морта. Им удалось прокрасться в хранилище, но гоблины обнаружили грабителей и окружили их. Гарри и его друзьям удалось выбраться из банка с большим трудом, лишь с помощью освобожденного от цепей дракона-охранника. Это было первое успешное ограбление в истории банка.

Валюта

Волшебные деньги делятся на золотые галлеоны, серебряные сикли и бронзовые кнаты. В одном золотом галлеоне 17 серебряных сиклей, а в сикле — 29 бронзовых кнатов.

Банк также берёт на себя функции обмена магловских денег на волшебные. Один волшебный галлеон на 12 марта 2001 года примерно равен 5 фунтам.

Монета 1 галлеон изготовлена из золота 375 (9 карат) пробы. Диаметр монеты 19 мм, толщина 0,5 мм. Масса — 1,98 грамма.

Курс галеона к фунту изменяется в соответствии с ценой на золото. Достоверных сведений о размерах сикля и кната пока нет.

Дырявый котёл

«Дырявый котёл» (англ. The Leaky Cauldron) — невзрачный бар в Лондоне, который держит бармен Том. Имеет выход на Косой переулок и, таким образом, соединявший мир маглов и магов. Именно через этот бар Гарри Поттер впервые попал в мир волшебников и там познакомился с профессором Квиреллом, а также Дедалусом Дигнлом, тем самым волшебником, который поздоровался с Гарри, когда тот ещё не знал о своём происхождении. Известно, что Дырявый Котёл не могут увидеть маглы, вместо него они видят обычное здание. Внутри тёмный и обшарпанный. В магловском мире стои́т между большим книжным магазином и магазином компакт-дисков. Кроме бара, «Дырявый котёл» является своеобразной гостиницей.

Мантии на все случаи жизни

Магазин Мадам Малкин «Мантии на все случаи жизни» (англ. Robes for all occasions) находится в Косом переулке и является самым посещаемым магазином одежды в переулке. Здесь можно не только купить готовые мантии, но и подогнать их по фигуре посредством изменения их размеров. В этом магазине Гарри в первый раз увидел Драко Малфоя.

Волшебный Зверинец

«Волшебный Зверинец» (англ. Magical Menagerie) — волшебный зоомагазин, где продаются коты, жабы, черепахи, слизни, вороны, крысы, кролики. Также можно попросить совета по уходу за домашними питомцами и купить им необходимые лекарства.

У Олливандера

«У Олливандера» (магазин «Семейства Олливандеров») (англ. Ollivander's) — магазин волшебных палочек, основанный семьёй Олливандеров. «Семейство Олливандеров — производители волшебных палочек с 382-го года до нашей эры» — золотистыми буквами написано над входом. Магазин находится в «маленьком обшарпанном здании». Мистер Олливандер помнит каждую палочку, которую когда-либо продавал. Палочка стоит около 7 золотых галлеонов. Коробки с волшебными палочками лежат на полках в «слегка безумном порядке». Магазин закрыт после похищения мистера Олливандера в седьмой книге.

Котлы

В магазине котлов можно купить котел любого размера из бронзы, олова, серебра и золота. Предлагаются разновидности котлов: самопомешивающиеся и разборные. Возможно, именно в этом магазине Гарри купил себе весы и складной медный телескоп. Этот магазин находится близко к арке на заднем дворе «Дырявого Котла».

Всё для Квиддича

«Всё для квиддича» (англ. Quality Qidditch Supplies) — магазин в Косом переулке, где можно купить всё для квиддича, от спортивных мантий до скоростных мётел последней модели.

Аптека

В аптеке продаются зелья и их компоненты. В аптеке стоит запах тухлых яиц и гнилых кабачков. В ассортимент магазина входят сушеные травы, толченые корни, перья птиц, клыки, когти и многое другое. Также в Аптеке можно приобрести серебряные рога единорога (21 галлеон за штуку), глаза жуков (5 кнатов за ковшик) и печень дракона (1 галлеон за унцию).

Всевозможные волшебные вредилки

«Всевозможные волшебные вредилки» (англ. Weasleys' Wizard Wheeses) — магазин близнецов Уизли, который они открыли в пятой книге по адресу Косой переулок, 93. После второй войны Волшебного мира и смерти Фреда Уизли на помощь второму брату пришел Рон Уизли.

Основная специализация магазина — волшебные шутки и приколы. Однако этим он не ограничивается. В хохмазине можно купить и любовные напитки, и «Патентованные чары», и даже карликовых пушистиков (волшебные существа, представляющее собой розовые и лиловые пушистые шарики. Очень миленькие попискивающие создания, которые очень нравятся девочкам). Есть тут и вполне серьёзный отдел, продающий вещи, наделённые защитной магией: шляпы- мантии- и перчатки-щиты, Порошок мгновенной тьмы, Отвлекающие обманки… Единственное, что объединяет все эти разнообразные товары — неизменно высокое качество и потрясающий уровень магии. К тому же, многие вещи — эксклюзивные разработки Фреда и Джорджа, нигде вы не купите ничего подобного. И ещё одна отличительная черта товаров «от Уизли»: даже к самым, казалось бы, страшным вещам они подходят с юмором. Чего стоят, например, некоторые названия: «Съедобные Чёрные метки — всякого стошнит!» или «Висельник многоразового использования». А уж спародировать плакат Министерства магии, который висел во всех витринах Косого переулка в шестой книге — было не только смелым озорным поступком, но и прекрасным рекламным ходом:

Сами-Знаете-Кого боится всяк,

Но ещё страшнее ПОЛНЫЙ НЕПРОКАК!

Укрепляющая сенсация для расстроенной нации!

Неудивительно, что магазин братьев Уизли — прибыльное заведение.

Товары магазина

• Забастовочные завтраки (англ. Skiving Snackboxes):
  • Блевальные батончики (англ. Puking Pastilles)
  • Нуга носом-кровь (англ. Nosebleed Nougat)
  • Кровопролитные конфеты (англ. Blood Blisterpod)
  • Гриппозная галета (англ. Fever Fudge)
  • Обморочные орешки (англ. Fainting Fancies)
  • Помадки Канареечные-Кремовые
  • Ириски «Гиперъязычок» (англ. Ton-Tongue Toffee)
• Безголовая шляпа (англ. Headless Hat)
• «Висельник многоразового использования»
• «Набор начинающего негодяя»
• Драже-вонючки (англ. Stink Pellets)
• Отвлекающие обманки (англ. Decoy Detonators)
• Порошок мгновенной тьмы (англ. Instant Darkness Powder) (импортируется из Перу)
• Съедобные Чёрные метки
• Гарантированный десятисекундный прыщевыводитель
• Карликовые Пушистики
• Лжеволшебные палочки
• Волшебные перья для письма
  • Самозаправляющиеся перья
  • Перья с автоответчиком
  • Перья со встроенной проверкой орфографии
• Улётная убойма Уизли (англ. Weasleys' Wildfire Whiz-bangs)
  • Пакет простейших полыхалок (англ. Basic Blaze box)
  • Долбанады Делюкс (англ. Deflagration Deluxe)
  • Великолепная взрывчатка (англ. Exploding Snap)
• Наборы чудо-ведьма
  • Патентованные чары — грёзы наяву
  • Любовные зелья
• Драчливые телескопы
• Магловские фокусы (карточные и с верёвочкой)
• Одежда-щит
  • Плащи-щиты
  • Шляпы-щиты
  • Перчатки-щиты
• Удлинители ушей
• Портативное болото

Лавка старьёвщика

В книге «Гарри Поттер и Узник Азкабана» упоминается маленькая лавка, торгующая «сломанными волшебными палочками, испорченными медными весами, старыми заляпанными мантиями и прочим хламом». Также там продаётся потёртая брошюра «Старосты Хогвартса и их дальнейший жизненный путь».

Хогсмид

Хогсмид (англ. Hogsmeade) — единственная в Великобритании деревня волшебников из серии романов о Гарри Поттере английской писательницы Дж. К. Роулинг.

Хогсмид находится на другом берегу озера недалеко от Хогвартса. Ученики школы, начиная с третьего курса, могут посещать деревню по выходным, если у них есть разрешение от родителей или замещающих их лиц, в том числе маглов.

В Хогсмиде много магазинчиков таких, как «Зонко» — магазин волшебных приколов, «Сладкое Королевство» — магазин всевозможных сладостей, есть кафе и рестораны, например, «Кабанья голова» и «Три метлы», есть также отделение совиной почты.

На окраине деревни находится железнодорожная станция Хогсмид, куда каждый год 1 сентября прибывает Хогвартс-Экспресс, доставляющий учеников в Хогвартс, и оттуда же он отбывает летом в конце семестра.

К достопримечательностям Хогсмида относится Визжащая Хижина, заброшенное здание с заколоченными окнами на окраине деревни. Она имеет репутацию самого населённого призраками места во всей Англии — главным образом, из-за исходившего оттуда двадцать лет назад ужасного шума, воя и грохота, которые на самом деле издавал Римус Люпин, когда трансформировался в оборотня в школьные годы.

Считается, что Хогсмид был основан примерно в то же время, что и Хогвартс, волшебником по имени Хенгист из Вудкрофта.

В серии романов упомянуты три потайных хода, ведущие из Хогвартса в Хогсмид. Один из них скрыт в статуе горбатой старухи, открывается заклинанием «Диссендио» и ведёт в «Сладкое Королевство», другой начинается под Гремучей Ивой и ведёт в Визжащую Хижину, третий был скрыт в трактире «Кабанья голова» и вёл в Выручай-комнату.

Три метлы

«Три метлы» — паб Мадам Розмерты в Хогсмиде, расположенный на первом этаже небольшой гостиницы. Наиболее популярное место встреч студентов и преподавателей Хогвартса, и даже сотрудников Министерства магии.

Кафе мадам Паддифут

«Кафе мадам Паддифут» имеет репутацию пристанища для влюбленных парочек, в основном, студентов Хогвартса.

Зонко

«Зонко» — лавка диковинных волшебных штучек в Хогсмиде, чьи товары были весьма популярны у студентов Хогвартса. По крайней мере, до тех пор, пока в Косом переулке не открылся магазин братьев Уизли «Всевозможные волшебные вредилки». Во времена второго прихода к власти сторонников Волан-де-Морта лавка «Зонко» была закрыта, поскольку учеников не отпускали на выходные в Хогсмид, и спрос на товары резко упал.

Станция «Хогсмид»

Станция «Хогсмид» — одноимённая станция, чтобы добраться до станции Хогсмид, надо сесть на поезд «Хогвартс Экспресс», который отправляется с вокзала «Кингс Кросс» в Лондоне, с платформы 9¾. На платформу 9¾ можно попасть, пройдя через кирпичную стену, разделяющую платформы 9 и 10. (Платформы 9 и 10 на вокзале «Кингс Кросс» в Лондоне действительно существуют.) На карте, которую Дж. К. Роулинг нарисовала для съёмок фильмов по своим книгам, станция находится к юго-востоку от школы, а деревня Хогсмид — к северо-западу.

Кабанья голова

«Кабанья голова» — трактир в Хогсмиде, который держит Аберфорт Дамблдор. В отличие от паба «Три метлы», тут довольно грязно и темно: сквозь годами немытые окна свет с улицы едва пробивается, а земляной пол при ближайшем рассмотрении оказывается никаким не земляным, просто на нём лежит такой слой грязи… Не отличается особой чистотой и подаваемая здесь посуда. Недаром профессор Флитвик советует Гермионе, коль ей так приспичило пойти в «Кабанью голову», брать с собой стаканы.

Зато цены тут много ниже, чем в других пабах Хогсмида, а хозяин никогда не задаёт никаких вопросов: кто? откуда? какие дела привели вас к нам? может, помочь чем? В «Голове» спокойно отнесутся и к вуали до полу, и к надвинутому на самые глаза капюшону, и даже к продаваемой из-под полы контрабанде… Неудивительно, что у «Кабаньей головы» давняя и устойчивая репутация тёмного заведения. В трактире мало что изменилось с тех пор, как гоблины устраивали здесь штаб-квартиру своего восстания. Впрочем, «Кабаньей голове» грех жаловаться, что её золотые денёчки прошли. И в наше время тут происходят судьбоносные события. Именно здесь, в меблированных комнатах на втором этаже, Сивилла Трелони произнесла своё Пророчество, которое слышал, но не дослушал Северус Снегг. Здесь же состоялось первое собрание Отряда Дамблдора, которое краем глаза (из-под бинтов) видел мелкий хулиган Уилли Уиддершинс. Здесь был своеобразный «вокзал», когда нужно было срочно эвакуировать несовершеннолетних студентов Хогвартса и одновременно принять волшебников, прибывавших для участия в Битве за Хогвартс.

Так что, хоть «Кабанья голова» выглядит чуть ли не воровским притоном, она может похвастаться намного более интересной историей, чем любой другой бар в Хогсмиде.

Шапка-невидимка

«Шапка-невидимка» — магазин одежды в Хогсмиде. Туда наведались Гарри Поттер с друзьями, чтобы купить домовику Добби несколько пар носков в подарок.

Сладкое королевство

«Сладкое королевство» — знаменитая кондитерская в Хогсмиде, где продают всевозможные волшебные сладости на любой вкус: от драже «Берти Боттс» до сахарных перьев и карамельных бомб. Также в ассортимент кондитерской входят шоколадные лягушки, лакричные леденцы, шоколадные шарики, мятные мыши, желейные слизняки и многое другое.

Из подпола «Сладкого королевства» в Хогвартс ведёт подземный ход, которым пользовался Гарри Поттер, когда на третьем курсе не имел разрешения от ближайших родственников посещать Хогсмид (Гарри Поттер и узник Азкабана).

Владелец кондитерской — Амброзиус Флюм.

Визжащая хижина

Визжащая хижина — старый дом из серии романов о Гарри Поттере, Джоан К. Роулинг. Находится на краю деревни Хогсмид. Впервые упоминается в романе «Гарри Поттер и узник Азкабана».

Из Хогвартса в хижину можно попасть по подземному ходу, который берёт начало под Гремучей ивой. Она защищает вход с помощью своих длинных и гибких ветвей, круша всё, до чего может дотянуться. Чтобы «успокоить» дерево, необходимо нажать на сучок на её стволе.

Впервые Визжащая хижина упоминается в романе «Гарри Поттер и узник Азкабана» как дом, населённый призраками и находящийся на окраине деревни Хогсмид. Хижина стоит в одичавшем саду, а её окна заколочены досками. В романе Гарри узнает, что в дом ведёт тайный подземный коридор, вход в который находится под Гремучей ивой.

Именно в этом доме скрывался Сириус Блэк, сбежав из Азкабана. А за много лет до этого, когда в Хогвартсе учились родители Гарри, Визжащая хижина была убежищем Римуса Люпина во время полнолуния, когда он превращался в волка.

Гарри попадает в хижину, последовав за Сириусом Блэком, который в обличье чёрного пса схватил Рона и утащил в секретный тоннель. В Визжащей хижине Гарри, Гермиона и Рон узнают истину о Римусе Люпине, Сириусе Блэке и Питере Петтигрю.

В романе «Гарри Поттер и Дары Смерти» Волан-де-Морт командует армией Пожирателей смерти из Визжащей хижины, где скрывается сам и прячет свою змею Нагайну. Там же происходит убийство Северуса Снегга, после чего Тёмный Лорд покидает место своего укрытия. Гарри, Рон и Гермиона попадают в хижину через тайный вход и, скрываясь под мантией-невидимкой, наблюдают сцену убийства, при этом Гарри успевает получить от Снегга его воспоминания. Троица покидает хижину. После этих событий хижина в романах не упоминается.

В игре «Гарри Поттер и узник Азкабана», Визжащая хижина показана только в сюжетном ролике. В сюжете игры гораздо большую роль играет секретный коридор, где Гарри и Гермиона сражаются с врагами.

Гремучая ива

Грему́чая и́ва (англ. Whomping willow), встречается также перевод «Дракучая ива» — дерево, посаженное на территории Хогвартса Альбусом Дамблдором — директором Хогвартса. Начинает избивать ветвями любой предмет или живое существо, которое имело неосторожность попасть в «зону поражения». Гремучую иву посадили специально для того, чтобы она охраняла вход в подземный лаз, ведущий в Визжащую хижину. Именно в хижине каждое полнолуние отсиживался Римус Люпин, и ива была призвана не пустить к оборотню его потенциальных жертв.

Дерево можно «выключить», нажав на специальный узловатый нарост. Мадам Помфри останавливала дерево каждый раз, когда сопровождала Люпина к месту его ежемесячного карантина во время его учёбы в школе. Позже дерево отключал Питер Петтигрю, превратившись в крысу, когда все четыре «мародёра» собирались в Визжащей хижине для своих проделок. Профессор Стебель, надо думать, тоже знала, как утихомирить дерево, когда по настоятельному совету Златопуста Локонса накладывала на ветки шины (Гарри Поттер и Рон Уизли перед этим врезались в иву на летающем автомобиле мистера Уизли). Гремучую иву останавливал кот Живоглот, которого этому научил Сириус Блэк. Под ударами ветвей Гремучей ивы погибает «Нимбус 2000», метла Гарри, которую так неудачно отнесло ветром.

Последний раз Гремучая ива упоминается в сценах Битвы за Хогвартс. Гарри, Рон и Гермиона останавливают дерево, чтобы пробраться в Визжащую хижину, откуда Волан-де-Морт командовал своей армией.

Министерские Организации

Министерство Магии

Министерство магии (англ. Ministry of Magic) в мире романа — орган управления Магического Сообщества Соединённого Королевства. Каждая страна имеет своё собственное Министерство магии.

Азкабан

Азкабан (англ. Azkaban) — это вымышленная тюрьма для волшебников в серии романов о Гарри Поттере. Волшебники, которые нарушают законы магического сообщества Англии, отбывают заключение в этой тюрьме (не вполне ясно, есть ли там преступники из других стран, но такой вариант представляется вполне вероятным). В первых книгах цикла тюрьму охраняют дементоры, которые подчиняются Министерству Магии. Как правило, в Азкабан попадают волшебники, совершившие тяжкие преступления. Многие из заключенных — сторонники Лорда Волан-де-Морта. Во время второй магической войны Азкабан становится ненадёжным из-за того, что охранники тюрьмы — дементоры, переметнулись на сторону Волан-де-Морта.

В фильмах Азкабан представляется высокой башней, имеющей в плане треугольную форму.

Этимология

В переводе с англ. to ban — изгонять.

Местоположение

По роману «Гарри Поттер и Принц-полукровка» Азкабан находится на одном из островов Северного моря.

Репутация

В мире волшебников тюрьма Азкабан вполне оправданно считается ужасным местом. Тюрьму охраняло множество дементоров, которые, как известно, магическим образом вытягивают из человека все светлые эмоции и заставляют вновь переживать все самые худшие воспоминания в жизни. Сириус Блэк рассказывал, что многие заключенные просто прекращали есть и умирали от голода.

Известные узники Азкабана

Пожиратели смерти

• Бартемий Крауч младший
• Беллатриса Лестрейндж
• Люциус Малфой
• Рабастан Лестрейндж
• Рудольфус Лестрейндж
• Уолден Макнейр
• Августус Руквуд
• Антонин Долохов
• Игорь Каркаров
• Джагсон
• Эйвери
• Мальсибер

Другие виновные узники

• Персиваль Дамблдор (убил нескольких маглов, месть за свою дочь Ариану Дамблдор)
• Марволо Мракс (ранил 3-x сотрудников Mинистерствa Магии)
• Морфин Мракс (нападение на магла, сопротивление при аресте)
• Криспин Кронк (за незаконное содержание сфинксов в саду, появляется на карточке в играх)

Невиновные узники

• Сириус Блэк (подставлен Питером Петтигрю)
• Морфин Мракс (подставлен своим племянником Томом Марволо Реддлом)
• Рубеус Хагрид (после второго открытия Тайной комнаты, забран в Азкабан «на всякий случай»)
• Стерджис Подмор
• Мать Б. Крауча-младшего (сидела в Азкабане приняв облик своего сына)
• Стэн Шанпайк (за якобы пособничество Пожирателям Смерти)

Больница Святого Мунго

Больница Святого Мунго — больница для волшебников и ведьм из серии романов о Гарри Поттере.

Основатель больницы — Мунго Бонхем (1560—1659), известный целитель. Первый раз больница упоминается во второй книге «Гарри Поттер и Тайная комната», когда Златопуст Локонс попадает туда после попытки применить заклинание Забвения неисправной палочкой Рона.

В больнице Святого Мунго работают не врачи, а целители. Их форма — лимонные халаты, на которых вышит герб волшебников-целителей: скрещённые волшебная палочка и кость.

Снаружи здание выглядит как магловский универмаг с табличкой на двери: «Закрыто на ремонт». У витрины стоят манекены, которые могут двигаться, если к ним обратится волшебник. Чтобы войти внутрь, нужно всего лишь пройти через стекло, на что способен опять-таки только волшебник.

Целители больницы, упоминавшиеся в книгах

• Дервент Дайлис — бывший директор школы Хогвартс, целительница;
• Сепсис Август — целитель-стажёр;
• Сметвик Гиппократ — дежурный целитель;
• Страут Мириам — целительница;
• Янус Тики — целитель, работающий с больными, потерявшими память;
• Ланселот — целитель, родственник тетушки Мюриэль.

Отделения больницы

Отделения больницы Святого Мунго расположены на шести этажах:

1 этаж	Травмы от рукотворных предметов. Взрыв котла, обратное срабатывание волшебной палочки, поломка метлы и пр.
2 этаж	Ранения от живых существ. Укусы, ужаления, ожоги, застрявшие шипы и пр.
3 этаж	Волшебные вирусы. Инфекционные заболевания: драконья оспа, болезнь исчезновения, грибковая золотуха и пр.
4 этаж	Отравления растениями и зельями. Сыпи, рвота, неудержимый смех и пр.
5 этаж	Недуги от заклятий. Наговор, несовместимый с жизнью, порча, неправильно наложенные чары и пр.
6 этаж	Буфет для посетителей и больничная лавка.

Пациенты, упоминавшиеся в книгах

Пациентами больницы в разное время становились:

• Алиса Долгопупс — после пытки заклинанием Круциатус (лишилась рассудка) вместе с мужем;
• Фрэнк Долгопупс — после пытки заклинанием Круциатус (лишился рассудка) вместе с женой;
• Златопуст Локонс — попал в больницу с полной амнезией после неудачного применения им заклинания Забвения;
• Артур Уизли — после нескольких укусов Нагайны во время дежурства возле Отдела Тайн по делам Ордена Феникса;
• Нимфадора Тонкс — после сражения в Министерстве магии ей пришлось несколько дней провести в больнице;
• Билл Уизли — после драки с оборотнем Фенриром Сивым;
• Минерва Макгонагалл — попала в больницу после того, как в неё попало четырёхкратное Оглушающее заклятие.
• Бродерик Боуд — сотрудник Отдела Тайн Министерства Магии. Уже на стадии выздоровления был задушен присланным ему отростком дьявольских силков.
• Кэти Белл — попала в больницу после того, как дотронулась до проклятого ожерелья.

Платформа 9¾

Платформа 9¾ — заколдованная платформа на лондонском вокзале «Кингс Кросс». Видеть её и попасть туда могут только волшебники. Поэтому когда анимаг Сириус Блэк в пятой книге пробирается на платформу в виде огромной чёрной собаки, это выдаёт его, и оказавшийся рядом Люциус Малфой понимает, что Блэк в Лондоне.

Для того, чтобы пройти на платформу 9¾, необходимо пройти сквозь кирпичную стену, разделяющую платформы 9 и 10. В фильмах, снятых по мотивам книг о Гарри Поттере, герои проходят не сквозь стену, а сквозь колонну, поддерживающую крышу между 4 и 5 платформами, так как в реальности на вокзале Кингс Кросс платформы 9 и 10 разделены не стеной, а двумя параллельными путями.

Каждый год 1 сентября с платформы 9¾ отходит Хогвартс-экспресс, следующий до станции Хогсмид. Этот поезд отвозит также учеников на рождественские каникулы, привозит их в Хогвартс на второй семестр, и возвращает в Лондон после окончания учебного года. Как используется платформа 9¾ вне этого времени, неизвестно.

Тёмные места

Лютный переулок

Лютный переулок, "Дрянная аллея" (англ. Knockturn Alley) примыкает к Косому переулку и занимает меньшую площадь. Это кривая затемнённая улочка с лавками, в которых продаются тёмные артефакты и ингредиенты для тёмной магии. Самой знаменитой из них является лавка «Горбин и Бэрк». Волшебники, пользующиеся услугами этих заведений, обычно предпочитают этого не афишировать.

Горбин и Бэрк

«Горбин и Бэрк» — магазинная лавка «Горбин и Бэрк» располагалась в Лютном переулке — месте, в котором обитали воры, мошенники и торговцы Темными артефактами. Магазин «Горбин и Бэрк» специализируется на продаже ценных магических предметов и артефактов, в частности, Темных (проклятых, негативно влияющих на других людей и т. д.) В этой лавке было много по-настоящему могущественных Темных вещей — инструменты для пыток, маски, петли, проклятые предметы.

В «Горбин и Бэрк» отнесла Медальон Слизерина Меропа Мракс, когда, будучи на позднем сроке беременности, отчаянно нуждалась в деньгах. Хозяин магазина заплатил ей за эту уникальную вещь всего 10 галеонов.

В «Горбин и Бэрк» поступил на работу Том Реддл, надеявшийся (и не напрасно) с помощью магазина выйти на артефакты, связанные с именами основателей Хогвартса.

В «Горбин и Бэрк» попадает случайно промахнувшийся камином Гарри Поттер во второй книге и там получает немного полезной информации.

В «Горбин и Бэрк» спешит Драко Малфой, новоявленный Пожиратель смерти, чтобы, припугнув хозяина, заставить его починить стоящий тут Исчезательный шкаф и заодно заказать про́клятое ожерелье, которое чуть не отобрало жизнь Кэти Белл. А позже, именно через «Горбин и Бэрк», через Исчезательный шкаф, в Хогвартс попадает группа Пожирателей, ведомых тем же Драко.

Нурменгард

Нурменгард — тюрьма, созданная Геллертом Грин-де-Вальдом. Она была построена с целью заключения в ней идейных врагов Грин-де-Вальда. На вратах Нурменгарда выбита надпись: «Ради общего блага» и рисунок, символизирующий Дары Смерти. Проиграв дуэль с Дамблдором, Грин-де-Вальд был заточён в собственной тюрьме, где его убил Волан-де-Морт в седьмой книге.

Пещера с медальоном Слизерина

Пещера с медальоном Слизерина — пещера на берегу моря, где Лорд Волан-де-Морт спрятал один из своих крестражей, Медальон Слизерина.

Когда-то давно, во второй трети тридцатых годов XX века, в небольшую деревушку невдалеке от прибрежных скал привезли «на природу» воспитанников лондонского приюта. Среди сирот был и Том Реддл, только входящий во вкус открывшихся у него магических способностей. Облазив окрестности, он нашёл обрыв, в стене которого скрывалась большая пещера. К ней было опасно подбираться с суши, и уж совершенно невозможно — со стороны воды, но Том ухитрился не только сам залезть туда, но и сводить Эми Бенсон и Денниса Бишопа. Можно только догадываться, чем не угодили будущему Тёмному Лорду эти ребята и что именно произошло в пещере. Без сомнения, нечто страшное, потому что Эми и Деннис с тех пор «стали какими-то пришибленными», хотя на вопросы воспитателей отвечали только, что ходили с Томом осматривать окрестности.

Труднодоступность пещеры и приятное воспоминание о первом опыте полной власти над другими людьми сделало это место притягательным для Волан-де-Морта. Он решает спрятать тут Медальон Слизерина, будучи в полной уверенности, что крестраж невозможно ни найти, ни, тем более, достать. О том, что это не так, Тёмный Лорд не догадывался вплоть до седьмой книги, когда перед Битвой за Хогвартс проверил свои тайники.

Интересные факты

• В 2007 году журнал «Forbes» поставил банк Гринготтс на 22 место в списке богатейших вымышленных компаний, оценив её в 4,4 миллиарда долларов.

Литература

• Tere Stouffer. Part 3. Magical Places // The Complete Idiot's Guide to the World of Harry Potter. — Alpha, 2007. — 272 с. — ISBN 978-1592575992.
• Дэвид Колберт. Волшебные миры Гарри Поттера. Собрание мифов, легенд, удивительных фактов = The Magical Worlds Of Harry Potter. A Treasury of Myths, Legends, and Fascinating Facts. — Росмэн, 2002. — 166 с. — 15 000 экз. — ISBN 5-353-00787-5.
• Философия Гарри Поттера. Если бы Аристотель учился в Хогвартсе = Harry Potter and Philosophy: If Aristotle Ran Hogwarts / Дэвид Бэггет, Шон Э Клейн. — Амфора, 2005. — 432 с. — ISBN 5-94278-892-8.

Ссылки

• [ru.harrypotter.wikia.com/wiki/Заглавная_страница Поттеромания Викия]
• [ru.harrypotter.wikia.com/wiki/Нора Нора на Поттеромания Викия]
• [summoning.ru/notes/HarryPotterTour.shtml Где снимали Гарри Поттера в Лондоне]

Отрывок, характеризующий Локации мира Гарри Поттера

– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…


В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.



Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.
Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает.
В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают.
Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии.
Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.
Пока происходят споры и интриги о будущем поле сражения, пока мы отыскиваем французов, ошибившись в их месте нахождения, французы натыкаются на дивизию Неверовского и подходят к самым стенам Смоленска.
Надо принять неожиданное сражение в Смоленске, чтобы спасти свои сообщения. Сражение дается. Убиваются тысячи с той и с другой стороны.
Смоленск оставляется вопреки воле государя и всего народа. Но Смоленск сожжен самими жителями, обманутыми своим губернатором, и разоренные жители, показывая пример другим русским, едут в Москву, думая только о своих потерях и разжигая ненависть к врагу. Наполеон идет дальше, мы отступаем, и достигается то самое, что должно было победить Наполеона.


На другой день после отъезда сына князь Николай Андреич позвал к себе княжну Марью.
– Ну что, довольна теперь? – сказал он ей, – поссорила с сыном! Довольна? Тебе только и нужно было! Довольна?.. Мне это больно, больно. Я стар и слаб, и тебе этого хотелось. Ну радуйся, радуйся… – И после этого княжна Марья в продолжение недели не видала своего отца. Он был болен и не выходил из кабинета.
К удивлению своему, княжна Марья заметила, что за это время болезни старый князь так же не допускал к себе и m lle Bourienne. Один Тихон ходил за ним.
Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенной деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m lle Bourienne. Вид его и холодный тон с княжной Марьей как будто говорил ей: «Вот видишь, ты выдумала на меня налгала князю Андрею про отношения мои с этой француженкой и поссорила меня с ним; а ты видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».
Одну половину дня княжна Марья проводила у Николушки, следя за его уроками, сама давала ему уроки русского языка и музыки, и разговаривая с Десалем; другую часть дня она проводила в своей половине с книгами, старухой няней и с божьими людьми, которые иногда с заднего крыльца приходили к ней.
О войне княжна Марья думала так, как думают о войне женщины. Она боялась за брата, который был там, ужасалась, не понимая ее, перед людской жестокостью, заставлявшей их убивать друг друга; но не понимала значения этой войны, казавшейся ей такою же, как и все прежние войны. Она не понимала значения этой войны, несмотря на то, что Десаль, ее постоянный собеседник, страстно интересовавшийся ходом войны, старался ей растолковать свои соображения, и несмотря на то, что приходившие к ней божьи люди все по своему с ужасом говорили о народных слухах про нашествие антихриста, и несмотря на то, что Жюли, теперь княгиня Друбецкая, опять вступившая с ней в переписку, писала ей из Москвы патриотические письма.
«Я вам пишу по русски, мой добрый друг, – писала Жюли, – потому что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать говорить… Мы в Москве все восторжены через энтузиазм к нашему обожаемому императору.
Бедный муж мой переносит труды и голод в жидовских корчмах; но новости, которые я имею, еще более воодушевляют меня.
Вы слышали, верно, о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем; но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, недостает… и т. д.
Преимущественно не понимала княжна Марья всего значения этой войны потому, что старый князь никогда не говорил про нее, не признавал ее и смеялся за обедом над Десалем, говорившим об этой войне. Тон князя был так спокоен и уверен, что княжна Марья, не рассуждая, верила ему.
Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.