Пневматическое оружие

Пневматическое оружие — разновидность стрелкового оружия, в котором снаряд вылетает под воздействием газа, находящегося под давлением.

Слово «пневматический» происходит от др.-греч. πνεῦμα «ветер, дыхание».

В соответствии с Федеральным законом России «Об оружии», пневматическое оружие определяется как «оружие, предназначенное для поражения цели на расстоянии снарядом, получающим направленное движение за счет энергии сжатого, сжиженного или отвержденного газа».

Современное пневматическое оружие предназначено преимущественно для спортивной и развлекательной стрельбы, а также охоты на птицу и мелкого зверя, вроде белок, кроликов или куниц. Поэтому его мощность обычно невелика: дульная энергия спортивной и развлекательной пневматики обычно не превышает 7,5 Дж, а охотничьей — 25 Дж. Между тем, никаких принципиальных теоретических пределов мощности пневматического оружия не существует.

Например, в XVII — первой половине XIX века оно вполне серьёзно рассматривалось как альтернатива огнестрельному в вооружении армии, так как имело по сравнению с примитивными пороховыми ружьями при сравнимой мощности большое число преимуществ — в частности, намного большую скорострельность и точность, нечувствительность к погодным условиям, меньшую шумность, отсутствие демаскирующего стрелка дыма при выстреле, и так далее.

Современная серийная высокомощная охотничья пневматика имеет калибр вплоть до 12,7 мм, дульную энергию порядка сотен джоулей и пригодна для охоты на крупную дичь. В России такое мощное пневматическое оружие законодательством не предусмотрено, поэтому сертифицировано быть не может и де-юре к гражданскому обороту не допущено (де-факто сертифицируется либо как «конструктивно сходное с оружием изделие» с дульной энергией до 3 Дж, находящееся в свободной продаже, либо как охотничье пневматическое категории «до 25 Дж», так как конструкция РСР-пневматики, к типу которой принадлежит это оружие, позволяет варьировать её мощность в крайне широких пределах).

Классификация

По принципу действия

В настоящее время известны следующие типы пневматического оружия:

• Духовые трубки, в которых метание снаряда производится силой легких стрелка;
• Пружинно-поршневая пневматика, в которой сжатый воздух для метания пули образуется непосредственно в момент выстрела за счет движения внутри цилиндра массивного поршня, разгоняемого разжимающейся пружиной:
  • газопружинная пневматика, в которой используется газовая пружина;
  • электропневматическое оружие — в котором сжатие боевой пружины осуществляется за счет энергии, запасенной в аккумуляторной батарее;
• Газобаллонная пневматика, в которой для метания пуль используется газообразная фаза углекислоты (CO₂):
  • со встроенным перезаправляемым резервуаром;
  • со сменным баллоном;

Газобаллонная пневматика на CO₂ по принципу действия резко отличается от использующей сжатый воздух или иной хранящийся под давлением газ: служащий в ней в качестве источника энергии баллон с жидкой углекислотой по сути представляет собой маленький паровой котёл, работающий за счёт притока тепла из окружающей среды. Если обычный паровой котёл, наполненный водой, для получения водяного пара необходимо нагревать за счёт сжигания топлива, то углекислота начинает кипеть уже при −57°С, так что даже комнатной температуры вполне достаточно для того, чтобы над заключённой в баллоне жидкой фазой CO₂ образовывался насыщенный пар — газообразная фаза углекислоты, которая может отбираться из баллона для совершения механической работы, в данном случае — метания снарядов.

При температуре в 20°С давление в баллоне будет составлять около 55 атмосфер, причём его падение, наступающее вследствие отбора очередной порции пара углекислоты, провоцирует повторное кипение жидкой фазы CO₂. Это, в свою очередь, вызывает повышение давления в баллоне вплоть до достижения им исходного значения, соответствующего термодинамическому равновесию системы в целом. Давление в баллоне будет восстанавливаться до тех пор, пока в нём будет оставаться жидкая фаза углекислоты (на этом же принципе, но с использованием воды в качестве рабочего тела, функционируют бестопочные паровозы).

Таким образом, в отличие от баллона со сжатым воздухом, давление в котором (а значит — и скорость выпускаемой оружием пули) необратимо снижается после каждого выстрела, баллон с жидкой углекислотой представляет собой до определённого предела саморегулирующуюся систему, способную поддерживать давление газообразной фазы на более или менее постоянном уровне. Достижение такой стабильности характеристик в пневмобалонной пневматике требует применения специального сложного устройства — редуктора.

Однако, как и в случае любого парового котла, если из баллона с углекислотой стравить слишком много пара — давление в нём упадёт до такой степени, что на его восстановление до исходного значения потребуется довольно значительное время. Кроме того, при кипении углекислоты баллон сильно охлаждается из-за активного поглощения тепла из окружающей среды, так что при активной стрельбе его температура может опуститься настолько, что кипение углекислоты на какое-то время станет вялым или даже практически вовсе прекратиться. Иными словами, повторяемость выстрелов из газобаллонной пневматики в большой степени зависит от темпа стрельбы: при соблюдении паузы между выстрелами, достаточной для восстановления давления в баллоне, она позволяет достичь высокой стабильности начальной скорости пули на протяжении большого числа выстрелов, однако при интенсивной стрельбе начальная скорость пули может на определённое время существенно падать.

С этой точки зрения выгодным является использование баллона как можно большего объёма, давление в котором меньше падает при каждом выстреле и быстрее восстанавливается. Однако процедура заправки баллона жидкой углекислотой ощутимо сложнее, чем сжатым воздухом. Так, перед заправкой пустой баллон необходимо охлаждать, так как попытка использоваться неохлаждённый баллон с высокой вероятностью закончится образованием в нём паровой пробки из газообразной углекислоты, не дающей заправить баллон полностью. Поэтому в большинстве случаев используются заправляемые в заводских условиях одноразовые стандартные баллоны небольшой вместимости — 8 или 12 граммов углекислоты, например — предназначенные для бытовых сифонов.

С точки зрения характеристик пневматического оружия использование в нём углекислоты является маловыигрышным и не позволяет достичь высоких характеристик. Так, скорость звука в CO₂ составляет лишь 260 м/с при 0°С, что существенно ограничивает максимальную начальную скорость пули. При низкой температуре окружающей среды давление в баллоне — а значит и начальная скорость пули — ощутимо падает, а время, уходящее на его восстановление после выстрела — значительно возрастает. Хотя в теории кипение углекислоты будет продолжаться вплоть до достижения температурой окружающей среды значения в −57°С, на практике уже при небольшой отрицательной температуре продолжительная стрельба из углекислотной пневматики становится практически невозможна. Содержащаяся в баллоне жидкая фаза углекислоты при определённом положении оружия при стрельбе (с поднятым кверху стволом, особенно при горизонтальном расположении баллона) может проникать через выпускной клапан в ствол и там немедленно затвердевать, что приводит к потере стабильности начальной скорости пули (при выстреле эта твёрдая фаза углекислоты выбрасывается из ствола в виде снега). Кроме того, углекислота способна разрушать резиновые уплотнения, которые требуют периодической замены из-за разбухания.

Все вышеперечисленные недостатки, однако, являются сравнительно малозначительными при применении углекислоты в развлекательном пневматическом оружии, что и является основной нишей углекислотной газобалонной пневматики.

• Компрессионная пневматика, в которой сжатый воздух для метания пули высвобождается в момент выстрела из специальной накопительной камеры. Воздух в накопительную камеру нагнетается перед каждым выстрелом при помощи расположенного на оружии ручного насоса:
  • компрессионная — с однократной ручной накачкой (взводом), как правило это маломощные чисто спортивные модели;
  • мультикомпрессионная — с многократной ручной накачкой, отличается намного большей мощностью при низкой скорострельности, так как перед каждым выстрелом приходится работать насосом, причём возможно регулировать начальную скорость пули за счёт различного числа качков; Характеризуется в первую очередь высоким постоянством начальной скорости пули, а также полным отсутствием отдачи.
• Пневматика с предварительной накачкой или пневмобаллонная пневматика, в которой сжатый воздух для выстрела дозируется из расположенного на оружии резервуара, заправка баллона сжатым воздухом осуществляется от внешних источников: ручных либо электрических компрессоров высокого давления, баллонов со сжатым воздухом либо гелием;
• Пневматическое оружие на пневмопатронах, в котором используются специальные многоразовые патроны, заправляемые сжатым воздухом. Конструктивно оружие на пневмопатронах в значительной степени сходно с огнестрельным, существуют специальные наборы для приспособления огнестрельного оружия под пневмопатроны с целью удешевления тренировок с ним и развлекательной стрельбы.
• Пневмоэлектрическое оружие, которое дополнительно содержит горючий элемент, расположенный с возможностью контакта со сжатым газом, и при выстреле сгорающий в сжатом газе.
• Пиропневматическое оружие, оно же пневматика с горючим газом - по сути является переходным этапом от пневматики к огнестрельному оружию. В качестве пропеллента использует смеси пропана и бутана с воздухом, бензовоздушные смеси. Позволяет вести автоматический огонь. Во многих странах может законодательно приравниваться к огнестрельному.

По дульной энергии и калибру

• до 3 Дж, любых калибров — с точки зрения законодательства РФ является не оружием, а «конструктивно схожим» с ним предметом, предназначенным для обучения стрельбе и развлекательной стрельбы;
• до 3 Дж, калибр 6 либо 8 мм — т. н. «мягкая пневматика» c имитацией внешнего вида настоящего боевого оружия. В основном — автоматическое оружие, приводимое в действие электродвигателем, однако так же распространены газовые и пружинные модели. Боеприпасы — пластмассовые шарики (BB) диаметром 6 либо 8 мм. Применяется для целей развлекательной стрельбы и для военно-спортивной игры «Страйкбол». По закону РФ также не является оружием;
• около 3,5 Дж, калибр 10 мм — для игры в «Пейнтбол», внешне копирующие реальное оружие (RAM — Real Action Marker), на территории РФ не является оружием и классифицируется как спортивный снаряд;
• до 7,5 Дж, калибр 4,5 мм — спортивное и охотничье пневматическое оружие, пневматическое оружие для начального обучения стрельбе и развлекательной стрельбы, также используется для военно-спортивной игры — «Хардбол»;
• около 14 Дж, калибр 17,3 мм — применяется в военно-спортивной игре «Пейнтбол», на территории РФ не является оружием и классифицируется как спортивный снаряд;
• свыше 7,5 до 25 Дж, калибры 4,5; 5,0; 5,5; 6,35 мм — т. н. магнум-пневматика. Спортивное и охотничье пневматическое оружие, в России продается по лицензии МВД и требует регистрации как и огнестрельное оружие;
• от 25 Дж и выше, практически любых калибров — спортивное и охотничье пневматическое оружие, пневматическое оружие для военного применения (тренировочной стрельбы); в России в основном не сертифицировано, так как существующее законодательство не предусматривает существования пневматического оружия с дульной энергией выше 25 Дж, в связи с чем его оборот законодательством никак не урегулирован (фактически — сертифицируется по категориям «до 3 Дж» или «до 7,5 Дж», так как конструкция многих видов пневматического оружия позволяет регулировать начальную скорость пули в широких пределах).
• пневматическая артиллерия — пневматические орудия, применявшиеся на «динамитном крейсере», миномёты, противолавинные орудия и т. п.

Боеприпасы

В англоязычных странах пули для пневматики, в отличие от пуль к огнестрельному оружию (bullets), как правило обозначают термином pellets. В русском языке такого различия не делается, но на бытовом уровне применительно к боеприпасам для пневматики часто употребляется уменьшительная форма «пульки».

Большинство пуль для пневматики делают из свинца, так как они предназначены для стрельбы из нарезного оружия и должны быть достаточно мягкими, чтобы нормально идти по нарезам. Тем не менее, форма большинства пуль предусматривает возможность стрельбы и из гладкоствольной пневматики за счёт наличия полого хвостовика-стабилизатора. Такая форма пули рассчитана только на дозвуковую скорость полёта. Даже если мощная пневматическая винтовка способна разогнать пулю до сверхзвуковой скорости, в полёте она из-за своей формы будет кувыркаться, и точность такой стрельбы будет крайне невысока. Поэтому для стрельбы из мощной пневматики применяют более тяжёлые пули, что обеспечивает сохранение дозвуковой скорости полёта. Увеличение массы пули соответственно ведёт к увеличению калибра. Массу пули принято измерять в гранах (Gr, лат. granum). В калибре 4,5 мм большинство пуль имеют массу от 6 до 10.5 гран.

Наиболее распространенные калибры пуль для пневматического оружия — 4,5 мм (.177) и 5,5 мм (.22); реже встречаются калибры 5,0 мм (.20) и 6,35 мм (.25). Существует и более крупнокалиберная пневматика, вплоть до 12,7 мм (.50). BB — стальные шарики диаметром 4,5 мм (калибр 0,177 дюйма), предназначенные для развлекательной стрельбы, преимущественно из гладкоствольного оружия. Обычно BB покрыты цинком или медью для предотвращения коррозии и уменьшения износа ствола при выстреле. Фактический диаметр стальных шариков обычно составляет от 4,4 до 4,45 мм и всегда меньше калибра ствола. Стрельба из нарезной пневматики ими теоретически возможна, но на практике приводит к ощутимо более интенсивному износу ствола. Кроме того, высокий разброс диаметра шариков иногда все же приводит к их застреванию в канале ствола. Стандартный омедненный стальной шарик диаметром от 4,4 до 4,45 мм весит приблизительно 0,3 грамма.

Иногда ошибочно полагают, что это название произошло от слов «ball bearing» («шарикоподшипник») или «bullet ball» («шариковая пуля», если она сделана из пластмассы), в действительности же это обозначение среднего размера дроби, находящегося между размерами «B» и «BBB».

Начальная скорость пули

Начальная скорость пули в пневматическом оружии ограничена скоростью распространения волны расширения в используемом в нём в качестве рабочего тела газе, которая равна скорости звука в нём и для воздуха составляет при комнатной температуре около 340 м/с. Фактически могут быть достигнуты и несколько большие скорости, особенно в пружинно-поршневых винтовках, в которых воздух при выстреле сильно нагревается (скорость звука при этом растёт), а часть используемой для него энергии образуется за счёт сгорания смазочного масла («дизелинг»).

У большинства пистолетов начальная скорость пули не превышает 100—150 м/с, у мощных винтовок может достигать и даже незначительно превышать скорость звука в воздухе (340 м/с). Пневматика с многократной накачкой позволяет разгонять пули до околозвуковых скоростей — 250—300 м/с. Некоторые модели пружинно-поршневой пневматики (ППП) позволяют незначительно превысить скорость звука в воздухе — 350—380 м/с, но при таких скоростях стандартные свинцовые пули для пневматического оружия уже не применяются, так как их форма не обеспечивает устойчивого полёта с такими скоростями, а после торможения до звуковой скорости происходит резкий скачок уплотнения в обтекающем пулю воздухе, нарушающий траекторию её полёта. Некоторые модели пневмобаллонной пневматики (РСР) позволяют получать скорость пули до 450 м/c и выше. Оружие, использующее в качестве рабочего тела углекислый газ, имеет более скромные характеристики, так как скорость звука в нём составляет всего 260 м/с. Напротив, использование газов с высокой скоростью звука (например, гелия) позволяет достигать существенно более высоких скоростей, чем при использовании атмосферного воздуха — это возможно в некоторых моделях PCP-пневматики.

Для достижения высокой кучности стрельбы большинство образцов пневматического оружия стреляют с дозвуковыми скоростями, а повышение мощности, при необходимости, обеспечивается за счет использования пуль увеличенной массы.

При закачке газа из баллона может использоваться не только воздух. Использование газов с более высокой скоростью звука позволяет поднять мощность выстрела.

Пневматические пистолеты

В настоящее время существует большое количество фирм-производителей пневматического оружия. В этом списке присутствуют и отечественные, и иностранные предприятия. Дизайн пневматических пистолетов придумывается фирмой-изготовителем, либо берётся путём копирования с огнестрельного аналога (конкретного — например, Colt 1911, Beretta M9, Smith Wesson, Пистолет Макарова, и так далее, — или сборного). Отечественные пневматические пистолеты зачастую превосходят импортные образцы по показателям мощности и надежности. Однако при более низкой цене нередко обладают производственными дефектами и требуют серьезных доработок.

Пневматические винтовки и карабины

Отечественные пневматические винтовки многочисленны и представлены преимущественно моделями для развлекательной стрельбы и начального обучения стрельбе. Количество отечественных охотничьих и спортивных пневматических винтовок невелико, что отчасти связано с вопросами законодательства — массовый отечественный производитель (ИжМех) «честно» сертифицирует свои охотничьи винтовки как охотничье оружие, что делает возможным их приобретение только при наличии лицензии, в то время, как заграничное оружие того же класса мощности (как и продукция более мелких частных российских фирм) находится в свободной продаже и, даже несмотря на более высокую стоимость, пользуется неизмеримо большим спросом. Фактически, охотничьи винтовки производства ИжМехЗавода обычно даже не представлены в ассортименте специализированных магазинов, так как желающих занимать ими место в «огнестрельной» лицензии обычно не находится. По техническим характеристикам они уступают лучшим импортным аналогам, но ценятся своей надёжностью и простой конструкцией (верно только до массового внедрения ИжМашем пластиков в конце 2000-х годов). Ассортимент импортного пневматического оружия значительно превосходит ассортимент отечественного, однако стоимость импортного оружия также значительно выше.

Пневматические орудия

Пневматическая артиллерия пережила короткую вспышку популярности сразу после изобретения первых мощных взрывчатых веществ, которые не могли быть применены в снарядах обычной пороховой артиллерии, так как имели слишком высокую чувствительность, либо при контакте с металлом во время хранения снаряда образовывали особо чувствительные соединения, и при выстреле могли самопроизвольно детонировать прямо в канале ствола. В таких условиях оказалась весьма привлекательна возможность пневматического оружия плавно регулировать нарастание давления, исключая резкий толчок при выстреле.

Наибольшего успеха добились американцы, в 1880-х годах разработавшие и принявшие на вооружение флота и береговых батарей гладкоствольные 8-дюймовые и 15-дюймовые пневматические орудия, стрелявшие продолговатыми оперёнными фугасными снарядами (часто описываемыми как «внешне напоминающие ракеты»), которые содержали, соответственно, около 50 и 100 кг взрывчатого вещества (влажного пироксилина). Начальная скорость снаряда достигала 250 м/с, предельная дальность стрельбы — 4,5…5 километров, при этом прямого попадания по вражескому кораблю не требовалось — помимо обычного контактного взрывателя, снаряды были снабжены также электрохимическим, который срабатывал с небольшой задержкой после попадания головной части снаряда в воду, поражая подводную часть корпуса вражеского корабля. Траектория снаряда была навесной, а время подлёта к цели достигало 12 секунд, поэтому в основном пневматические орудия рассматривали в качестве альтернативы тогдашним торпедам, не отличавшимся ни большой дальностью, ни высокой точностью стрельбы. Для питания орудия использовался 140-атмосферный компрессор, приводимый в действие паровой машиной. Первый вариант 15-дюймового орудия устанавливался в корпусе корабля стационарно, так, что наведение осуществлялось всем корпусом, однако это оказалось неудачным решением, и более поздние варианты разрабатывались уже в качестве обычных штыревых палубных установок.

Действие пневматических орудий по цели было более, чем удовлетворительным, и в литературе конца XIX века они описывались как оружие исключительной разрушительной силы, способное серьёзно изменить облик войны на море. Дело в том, что огромная мощность взрыва их снарядов, недостижимая для традиционной артиллерии того времени, не оставляла шансов даже броненосцам, а небольшая масса и отсутствие отдачи позволяли устанавливать пневматические орудия большой мощности на небольших кораблях или даже переоборудованных торговых судах:

Усовершенствование пневматической пушки было бы равносильно смертельному удару, нанесенному всем современным кораблям, так как трудно себе даже представить, чем их можно защищать от таких снарядов. Вследствие того что сотрясение при пневматической стрельбе весьма незначительно, такие пушки могут быть смело поставлены на коммерческие пароходы, что уже и было сделано на «Нитеройе» во время Бразильской войны — Х. Вильсон, «Броненосцы в бою».

Между тем, взрывчатые вещества быстро совершенствовались, и уже в Русско-японскую войну японцы с большим успехом применили разработанные в Англии мощные фугасные снаряды к обычной артиллерии крупного калибра, которые, как и ожидалось, оказались весьма разрушительным оружием. Японский 12-дюймовый (305 мм) фугасный снаряд содержал около 50 кг тринитрофенола («лиддит», «мелинит Шимозе») в особой защитной оболочке из оловянной фольги, которая при контакте с тринитрофенолом не образовывала особо чувствительных химических соединений. В России также были разработаны снаряды, начинённые особым образом стабилизированным пироксилином, однако их конструкция оказалась неудачной, взрыватели были ненадёжны, а разрывной заряд — слишком слаб, что стало одной из причин Цусимской трагедии русского флота. Позднее в снарядах к морской артиллерии стали также применяться тринитротолуол и тетранитропентаэритрит. Наконец, впоследствии, после появления боевой авиации, тот же самый принцип поражения корабля взрывом большого количества взрывчатого вещества был положен в основу принципа действия авиабомб, окончательно положивших конец эпохе броненосного флота.

Пневматическая артиллерия же не поспевала за развитием огнестрельной, и после того, как уже в начале XX века дальность стрельбы последней достигла 10 и более километров, оказалось неконкурентоспособной — установленная под Нью-Йорком береговая батарея пневматических орудий к тому времени могла быть с лёгкостью расстреляна с кораблей, находящихся далеко за пределами предельной дальности её стрельбы. К этому добавились также специфические проблемы пневматической артиллерии, связанные со сравнительно низким развитием технологий на рубеже XIX и XX веков — в частности, её постоянными спутниками были утечки воздуха и ненадёжная работа многочисленных клапанных устройств.

В США существовало также полевое пневматическое орудие системы Симса и Дадли калибром 2,5 дюйма (64 мм), в котором вместо компрессора использовался пороховой газогенератор, расположенный в параллельной стволу трубе. Орудие устанавливалось на обычном для тогдашней артиллерии колёсном станке. Единственным её преимуществом перед пороховым орудием была сравнительная бесшумность, благодаря чему она с ограниченным успехом использовалась в Испано-американской войне 1898 года для диверсионных целей, а впоследствии также вышла из употребления. Правда, в Первую мировую войну французы и австрийцы широко применяли в окопной войне пневматические миномёты, которые забрасывали мину калибром до 200 мм и массой до 35 кг на дальности порядка 1 км, но и здесь воздух оказался со временем вытеснен порохом.

Охота

На территории РФ, в соответствии с Федеральным законом «Об оружии», разрешено применение на охоте пневматического охотничьего оружия с дульной энергией не более 25 Дж, что было также подтверждено решением Верховного Суда РФ от 26.08.2005 № ГКПИ05-987 О признании пункта 22.3 Типовых правил охоты в РСФСР, утв. Приказом Главного управления охотничьего хозяйства и заповедников при Совете Министров РСФСР от 04.01.1988 N 1, в части, касающейся запрета применения на охоте пневматического охотничьего оружия с дульной энергией не более 25 Дж, недействующим и не подлежащим применению со дня введения в действие Федерального закона «Об оружии».

При этом фактически с 2005 года до настоящего времени никаких определённых правил охоты с пневматикой так и не было разработано, а допуск или недопуск вооружённых ей охотников в охотхозяйства производится де факто исключительно по произволу отвечающих за них егерей. На их усмотрение такая охота может быть, в частности, приравнена к браконьерству, по аналогии с запрещённой во многих местностях подзаконными актами, входящими в прямое противоречие с федеральным Законом «Об оружии», охотой с малокалиберными винтовками под патроны кольцевого воспламенения.

В мире охота с пневматическим оружием широко распространена, в особенности на птицу и мелких млекопитающих вроде сурков. По сути, любая имеющаяся в продаже пневматика калибра 5,5 мм и выше является по своему исходному назначению охотничьей — в качестве спортивного и развлекательного оружия оптимален «стандартный» калибр 4,5 мм. Крупнокалиберная (9 и более мм) пневматика используется для охоты на крупную дичь вплоть до оленей и кабанов.

Основные производители

Основными производителями пневматического оружия являются:

• Россия: ИЖМЕХ, Аникс, ООО «Калибр», ООО «ЭДган», ООО «Демьян», ЗАО КСПЗ;
• Чехия: CZ;
• Тайвань: KWC;
• Австрия: Steyr;
• Германия: Umarex, Weihrauch, Diana RWS, Walther, Suhl Haenel, J. G. Anschütz, Feinwerkbau;
• Дания: ASG;
• Англия, Швеция: Logun, Webley, BSA Guns, FX Airguns, Gunpower Airguns, Air Arms;
• США: Crosman, Daisy, Benjamin, Borner, Gletcher, AirForce;
• Испания: Norica, Gamo, Cometa;
• Турция: Hatsan, Kral, Torun Arms;
• Франция: Cybergun;
• Мексика: Mendoza;
• Китай: Shanghai, BAM, BMK;
• Корея: Evanix, Sumatra;

Нередки случаи, когда Crosman производит что-то для Umarex, как это происходит с пистолетами Beretta Elite II и Walther PPK/S.

Umarex производит большое количество оружия под брендами: Ruger, Walther, Colt, Browning, Hammerli, Beretta, Magnum.

Ссылки

• [www.vokrugsveta.ru/publishing/vs/archives/?item_id=1506 Статья о пневматическом оружии], журнал Вокруг Света

Отрывок, характеризующий Пневматическое оружие

– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.


31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.