Поалей Цион

Еврейская социал-демократическая рабочая партия «Поалей Цион»
ивр. ‏פועלי ציון‏‎, польск. Poalej Syjon
Дата основания:	1900
Дата роспуска:	лето 1928. В Польше существовала до 1950 г.
Идеология:	Социалистический сионизм, социал-демократия
Союзники и блоки:	Революционные организации периода Первой русской революции, РСДРП(и), РСРПИ и др.
Количество членов:	около 16000 человек (середина 1906) около 400 человек (сентябрь 1909) 2500 человек (февраль 1917) 12000-16000 человек (весна-лето 1917)
Гимн:	Ди швуэ (с измененным текстом)
Партийная печать:	«Еврейская рабочая хроника» (Полтава), «Дос идише арбетерворт» и др.

К:Политические партии, основанные в 1900 году

«Поалей Цион» (Рабочие Сиона) — Еврейская социал-демократическая рабочая партия «Поалей Цион».

История

Первая группа «Поалей Цион» на территории России образована в 1900-01 гг. в Екатеринославе по инициативе еврейских публицистов Б. Борохова и Ш. Добина. В 1901-02 гг. организации «сионистов-социалистов Поалей Цион» возникли в Варшаве, Вильно, Витебске, Двинске, Одессе и других городах Российской империи. Первоначально эти формирования не имели определённой программы и организационных связей друг с другом. Некоторые из этих организаций объявляли себя марксистскими, другие — народническими; ряд поалейционистов заявили, что стоят на позициях «ортодоксального марксизма», другие — отдавали предпочтение центризму или ратовали за социал-реформизм. Значительная часть групп выступала за создание самостоятельного еврейского государства в Палестине, меньшее число считало возможным создание своего государства в Уганде или Месопотамии и только в последнюю очередь в Палестине. Лидеры левого крыла в сионизме прилагали усилия для выработки теоретической платформы «пролетарского сионизма» и создания самостоятельной сионистской «рабочей партии». На основе кружков «Поалей Цион» в 1904-06 годах в России были созданы партии — Сионистско-социалистическая рабочая партия, Социалистическая еврейская рабочая партия, Еврейская территориалистическая рабочая партия.

В августе 1905 года поалейционисты-палестинофилы на конференции в Цюрихе объединились в Еврейскую социал-демократическую рабочую партию. В декабре 1905 году на конференции организаций «Поалей Цион» Юго-Западного края в Бердичеве произошёл раскол на почве понимания вопроса национальной автономии в диаспоре. В результате раскола часть групп (так называемая «сеймовцы») образовали СЕРП. Так называемые ортодоксы (во главе с Бороховым), главное своё внимание уделявшие сионизму и признававшие национальную автономию в голусе (жизнь евреев вне «земли предков») второстепенной задачей, созвали в феврале 1906 года в Полтаве Всероссийский съезд и подтвердили наименование Еврейская социал-демократическая рабочая партия «Поалей Цион».

Программа партии

Для выработки программы партии её руководством в конце марта 1906 года в Константинограде (Подольская губерния) созвана теоретическая конференция. 20-29 июля 1907 года на II съезде «Поалей Цион» в Кракове проект программы был доработан и утверждён. В период оформления программы большое влияние на членов партии оказала программная статья Борохова «Наша платформа» (1906 год, газета «Еврейская рабочая хроника»). Идеи этой публикации в значительной степени были положены в основу проекта программы и её окончательного варианта. Программа партии состояла из преамбулы под названием «Основные принципы Партии», состоящей из четырёх частей. В преамбуле указывалось, что программой-максимум партии является обобществление средств производства и переустройство общества на социалистических началах путём классовой борьбы еврейского пролетариата в рядах интернациональной социал-демократии. Основным пунктом программы-минимум являлось требование территориальной автономии на демократических началах для евреев в Палестине. В первой части программы подтверждалось, что в своей деятельности партия будет «руководиться интересами пролетариата — класса наёмного труда», а методы и цели партии будут идти «по направлению развития производительных сил человечества». Вторая часть содержала подробную картину развития капиталистического общества, борьбы рабочего класса за свои политические, экономические, социальные права. Господство в новом обществе должно неминуемо перейти к пролетариату, который «завоюет власть и использует свою диктатуру для уничтожения классовой структуры общества вместе с частной собственностью на орудия производства и средства сообщения», чтобы устранить всякую возможность хозяйственной конкуренции и эксплуатации. В третьей части программы давалось краткое изложение национального вопроса. Для осознавшего свои классовые интересы пролетариата угнетённых национальностей, по мнению авторов программы, центральным должно было стать требование достижения «национально-политической автономии». Центральная часть программы содержала историческое изложение еврейского вопроса и тех препятствий политико-экономического и социального характера, которые мешали благоприятному развитию еврейской нации в различных государствах. Авторы программы указывали, что реализация сионизма возможна только путём классовой борьбы и демократизации общества в диаспоре и в Палестине. Задачей сионистского движения, по мнению авторов программы, являлось планомерное регулирование стихийного процесса эмиграции евреев в Палестину и организация их жизни в форме территориальной автономии. В программе подчёркивалась также неразрывность интересов еврейского пролетариата и интернациональной социал-демократии в борьбе «за социальное и национальное освобождение, за политическую демократию, за гражданское и национальное равноправие, за социальную революцию».

Революция 1905—1907 годов в России

См. также: Революция 1905—1907 годов в России

По своему классовому составу в период Революции 1905-07 годов организации поалейционистов в России (в основном в северо-западных, юго-западных и южных губерниях) состояли главным образом из полупролетарских и мелкоремесленных элементов. В середине 1906 года в партии насчитывалось около 16 тысяч членов. Печатные органы в 1906-07 годаx: газета «Еврейская рабочая хроника» (Полтава), журнал «Молот» (Симферополь), а также печатные органы на идише — газета «Дос идише арбетерворт» («Еврейское рабочее слово», Ченстохов, Варшава), «Дер пролетаришер геданк» («Пролетарская мысль», Вильно), журнал «Форвертс» («Вперед», Вильно). Все эти издания были закрыты властями, а их редакторы привлечены к суду.

Члены партии участвовали в Революции 1905-07 гг.; входили в состав коалиционных стачечных комитетов и в группы самообороны (по данным партии в 1905-06 гг. в разных городах России в группы самообороны входило около 8 тысяч членов). Члены партии бойкотировали первою Государственную Думу, на выборах во вторую Государственную Думу выступили против соглашений с буржуазными партиями и сумели провести своих выборщиков в Лодзи, Нижнем Новгороде, Полтаве, Симферополе, Харькове. Наибольшую активность члены партии проявили в Царстве Польском (район Варшава-Лодзь-Ченстохов), где контролировали значительное число фабричных рабочих, объединённых в профсоюзы (члены партии отстаивали идеи непартийности и нейтральности профсоюзов).

После поражения Революции 1905-07 гг. партия пережила острейший кризис (в сентябре 1909 г. в неё входило всего около 400 человек). В период нового революционного подъёма партия укрепила свои позиции, прежде всего в ряде городов Царства Польского, Белоруссии, Литвы, на юге Украины, в Петербурге в мае-июле 1914 г. издавала журнал «Дос Ворт» («Слово»). В годы Первой мировой войны подавляющее большинство поалейционистов заняло интернационалистские позиции.

Революция 1917 года в России

См. также: Революция 1917 года в России

Накануне Февральской революции в партии состояло 2,5 тысячи членов, весной-летом 1917 г. её численность увеличилась до 12-16 тысяч членов. Политический курс партии в этот период был близок к левоменьшевистскому. Члены партии считали «неосторожным» выдвижение лозунга диктатуры пролетариата в стране, в которой «хозяйственная жизнь не дошла до соответствующей ступени развития». Все свои надежды поалейционисты возлагали на Учредительное собрание, призванное дать ответ на коренные вопросы революции. Осенью 1917 г. партия вступила в политический блок с меньшевиками-интернационалистами.

Октябрьскую революцию члены партии встретили враждебно, требовали перехода власти к Учредительному собранию, но отвергали насильственные методы борьбы против Советов. На Украине поалейционисты входили в правительства Центральной рады и Украинской директории, в Белоруссии (еще в июле 1917 г.) были в числе организаторов Белорусской рады. Враждебная деятельность большинства членов партии по отношению к Советской власти привела к исключению их в июне 1918 г. из состава Советов различных уровней, но все же за «Поалей Цион» было сохранено право на легальное существование. Деятельность партии проходила в условиях постоянных расколов и фракционной борьбы. Лидер правого крыла партии с 1917 г. — С. И. Гольдельман. Левое течение впервые оформилось на III съезде «Поалей Цион» в августе 1917 г. С 1918 г. лидером поалейционистов стал секретарь ЦК Н. И. Бару. Печатные органы: журнал «Еврейская рабочая хроника» (1917-18 гг., Петроград), «Борьба» (1918-20 гг., Москва), «Еврейская пролетарская мысль» (1919-26 гг., Киев-Москва).

В годы гражданской войны поалейционисты, подчёркивая свою оппозиционность к Советской власти, включились в борьбу с белогвардейцами. ЦК партии ввело своих представителей в организованный эсерами в Минске Белорусский повстанческий комитет, создало национальные формирования для борьбы с интервентами, объявило мобилизацию своих членов в ряды Красной армии.

Раскол в партии

В 1919 г. от «Поалей Цион» откололись правая группировка («Поалей Цион» Украинской народной республики), продолжавшая сотрудничество с украинцами, и левая фракция, образовавшая на конференции в Гомеле Еврейскую коммунистическую партию «Поалей Цион» (август 1919 г., центральный печатный орган — журнал «Накануне», 1919-21 г.). В августе 1920 г. ЕКП «Поалей Цион» вместе с родственными ей партиями ряда стран (Австрии, Италии, Латвии, Литвы, Польши и др.) создала Всемирный еврейский коммунистический союз «Поалей Цион» (Коммунистический Вельтфарбанд), активно пропагандировала сионизм и идею проникновения (через структуры Коминтерна) на Ближний Восток. В 1919-22 гг. после ожесточённой идеологической и политической борьбы с РКП(б) ЕКП «Поалей Цион» отказалась от сионистской идеологии и заявила о разрыве с Коммунистическим Вельтфарбандом. В декабре 1922 г. ЕКП «Поалей Цион» в советских республиках самораспустилась. Часть членов партии, перешедших на большевистские позиции, была принята в ряды РКП(б), другие отошли от политики, а представители правого крыла оформились в Еврейскую рабочую коммунистическую партию. Последние группы «Поалей Цион» в России прекратили своё существование летом 1928 г.

Литература

• Политические партии России: конец XIX — первая треть XX века. М., 1996.

Ссылки

• [dlib.rsl.ru/rsl01004000000/rsl01004114000/rsl01004114020/rsl01004114020.pdf Программа Еврейской социал-демократической рабочей партии («Поалей-Цион»)]
• [www.eleven.co.il/article/13247 По‘алей Цион] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
• [zezam.org/publications/12/1 ОТ ПОАЛЕЙ-ЦИОН И ЕВРЕЙСКОЙ САМООБОРОНЫ К СОЮЗУ ЕВРЕЙСКИХ ТРУДЯЩИХСЯ МАСС ]

Отрывок, характеризующий Поалей Цион

– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.