Погодная аномалия середины 2006 — начала 2007 годов

Июль 2006, конец осени — начало зимы 2006—2007, а также весна 2007 года на территории Европы и всей России были ознаменованы погодными аномалиями различного характера. В отличие от общественного мнения, метеорологи не склонны связывать их с глобальным потеплением, называя различные частные причины.

Июль 2006

В июле 2006 года были побиты рекорды максимальной температуры во многих городах западной части России — в Санкт-Петербурге был установлен новый максимум месяца, равный +34,3 °C, в Пскове +35,0 °C. В Калининграде июль 2006 стал самым теплым за всю историю наблюдений (+21,2 °C). При этом в центральной России особой жары не наблюдалось — в Москве средняя температура июля 2006 оказалась немного ниже нормы, несмотря на жару в 10-х числах месяца, а 30 июля был даже повторён рекорд минимальной температуры 1973 года. В восточной части ЦФО и ПФО июль оказался значительно ниже нормы.

Ноябрь 2006

В конце октября по Европе прошёл атлантический циклон «Бритта», вызвавший ураганный ветер с порывами до 43 м/с. За ней устремились массы арктического воздуха, вызвавшие обильные снегопады (до 40 см в Швеции и Норвегии). В первых числах ноября «Бритта» добралась до Калининграда и Санкт-Петербурга, сформировав здесь тёплую дождливую погоду. В Калининграде в первую декаду ноября выпало 120 мм осадков (4 декадных нормы).

В Москве и Подмосковье в начале ноября также выпал снег и подморозило, однако в дальнейшем в ноябре установилась достаточно тёплая для этого месяца погода (до +7 градусов).

Одновременно с «Бриттой» в Сибири сформировался свой циклон. Большие контрасты температур в зоне циклона привели к большому ассортименту меняющихся погодных явлений: от ливней до метелей.

Однако уже в начале ноября в Западную Сибирь хлынули потоки тёплого среднеазиатского воздуха. В Кемеастях температура держалась на 7—10 градусов выше нормы, чего не было уже 70 лет. В Томске, где снег выпадает в первую неделю ноября, первый слабый снежный покров установился лишь 20 ноября, в то время как температура неожиданно опустилась ниже климатической нормы на 2,5 градуса. Такого в городе не было с 1874 года. Всё это привело к нарушению функционирования ледовых переправ и угрозе гибели озимых и садов.

В начале месяца на Приморье и Камчатку обрушились ураганы, ветер достигал 45 м/с, как и в Калининграде выпало несколько месячных норм осадков (в Охотске 5,2, из них полторы в один день 10 ноября). Сильные ветры принесли тёплые массы воздуха и в Восточную Сибирь: на полюсе холода в Оймяконе температура превысила норму на 18 градусов, выпало 15 мм осадков, на Колыме установлен температурный рекорд (+6): выше предыдущего сразу на 4 градуса.

Во второй половине ноября на Камчатке установились сильные морозы (до −33 градусов на Начикинском перевале и −20 в районе Усть-Камчатска) при полном отсутствии снега, чего не было с 1914 года.

В середине месяца по Европе прошёл второй атлантический циклон. Потоки тёплого воздуха на восток не иссякали до начала декабря, из-за чего на Европейской территории России установилась аномально тёплая погода. На деревьях начали набухать почки, положительные температурные аномалии достигли 12 градусов.

Декабрь 2006

Европа

Во многих странах Европы зафиксированы самые высокие температуры декабря за все время наблюдений: в Великобритании — с 1659 года, в Нидерландах — с 1706 года, в Дании — с 1768 года. В Великобритании весь 2006 оказался самым тёплым, побив рекорд 1990-го, британские метеорологи прогнозируют, что в 2007 рекорд поставит и глобальная температура, что связывается ими с активностью Эль-Ниньо.

Европейская часть России

15 декабря в Москве был побит температурный рекорд 1972 года (+4,4 градуса), что стало уже пятым подобным рекордом в этом месяце, тогда же установлен абсолютный рекорд месяца и сезона (+9,2) и в столице разразилась гроза. Вторая гроза была зафиксирована 28 декабря. За месяц выпало лишь 54 % осадков от нормы, весь декабрь (кроме одного дня 21 декабря) среднесуточная температура держалась выше нормы. Метеорологи заявляют о том, что история не знает аналогов декабрю 2006.

На экстренном совещании в мэрии Калининграда 3 декабря из-за обильного выпадения мокрого снега (23 см за сутки) был введён режим чрезвычайной ситуации. По утверждению синоптиков последний раз такой снегопад в городе был лишь 70 лет назад.

Причиной данных аномалий стала повышенная активность атлантических циклонов. Впоследствии они оттеснили морозный азиатский антициклон на юго-восток континента где он, став холодным зимним муссоном с материка отодвинул тропический фронтальный раздел к экватору, что привело к декабрьским наводнениям в Малайзии и Индонезии.

Западная Сибирь

В середине декабря начался ледоход на 250 км течения Енисея и на реке Томь. В то же время в Томской области наконец начались снегопады, однако, настолько сильные, что 13 декабря губернатор Виктор Кресс был вынужден ввести режим чрезвычайной ситуации.

Восточная Сибирь

Несмотря на тепло ноября, в декабре в Якутии начались морозы. 29 декабря в Оймяконе похолодало до −58, что стало рекордом отрицательных температур всей планеты в этом сезоне.

Январь 2007

В самом конце 2006 года в Европейскую часть России устремился арктический воздух, похолодало и выпал снег. Однако уже 31 декабря серия быстрых циклонов с Атлантики вернула туда тёплую погоду. 2 января 2007 были установлены новые температурные рекорды: в Москве +3,6 вместо +2,7 (1959), в Санкт-Петербурге +4,1 вместо +3,7 (1923). Прошли дожди. В первые дни января 2007 года в Москве снежный покров отсутствовал — такого не случалось за всю историю метеонаблюдений в столице.

Первые 20 дней января в Москве характеризовались средней температурой в +1,5 градуса, отклонение от климатической нормы составило +11 градусов, что оказалось даже больше чем в декабре (+9). Западный воздушный поток поддерживал аномально тёплую погоду не только на европейской территории России, но и в Сибири, и даже на Дальнем Востоке, где положительные отклонения от нормы достигали тех же значений.

Ураган «Кирилл» прошедший 17—18 января по западной Европе, достиг 19 января Европейской территории России уже сильно ослабленным. Тем не менее, именно он, наконец, вызвал установление снежного покрова: 20 января прошли обильные снегопады. Однако за «Кириллом» с запада на ЕТР пришёл циклон «Ланселот», 21 января вновь вызвавший оттепель. Однако, он оказался последним в череде атлантических циклонов: над Северной Атлантикой сформировался антициклон, заблокировавший западно-восточный перенос воздушных масс и увеличивший меридиональную составляющую в циркуляционных процессах атмосферы. Арктический воздух двинулся на юг, наконец принеся с собой «зимние» температуры. В республике Коми и Мурманске 22 января похолодало до −30…−31, в Ленинградской области до −6…−15, в Московской до −3…−9.

Март 2007

Несмотря на зимнюю погоду в феврале (в третьей декаде в Москве даже были 25-градусные морозы), весна пришла строго по календарю, и март 2007 года в Центре и Юге Европейской России также выдался аномально теплым.

• В Москве месяц оказался теплее обычного на 6,6 градуса, в течение 11 дней максимальная температура превышала +10 °C и 4 дня +15 °C. Установлено 9 новых температурных рекордов, в том числе и новый абсолютный максимум месяца (+17,5 °C) 30 марта. Снежный покров сошел полностью уже к середине месяца.

• В Нижнем Новгороде в этот же день было +17,3 °C

• В Туле 29 марта воздух прогрелся до +19 °C
• Также аномально тёплая погода наблюдалась и на севере ЕТР. В Мурманске с 23 по 29 марта зафиксирована серия температурных рекордов, а сам март месяц вышел рекордно теплым за весь период наблюдений, средняя температура составила -0,6 °C при норме -5,5 °C

Рекордно тепло было и в других городах Центрального федерального округа России

Май 2007

С 27 по 31 мая показания термометров в Москве превышали 30-градусную отметку (средняя суточная температура в эти дни превышала +26 °C, что выше нормы на 10-12 градусов). В центральных районах города температура достигала +35 °C.

• 28 мая температура на метеостанции ВВЦ в Москве поднялась до +33,2 °C, что стало новым абсолютным максимумом мая за всю историю метеонаблюдений в городе.

Аналогичная ситуация сложилась в тот период на всей центральной и южной части Восточно-Европейской равнины (Украина, Центральная Россия, Поволжье, Юг России — здесь также повсеместно были перекрыты абсолютные максимумы температуры).

Август 2007

Положительная аномалия в Москве составила +30,8 °C, на протяжении 10 дней максимальная температура поднималась выше +30 °C (максимально +33,2 °C 21 августа). Сильная жара была и на юге России: в Астрахани был установлен абсолютный рекорд месяца +40,8 °C

Среднегодовая температура

В итоге 2007 год повторил значение самой высокой среднегодовой температуры в Москве, установленной в 1989 году — +7,1 °C. В 2008 году и он был перекрыт, достигнув + 7,3 °C. А 2015 год был еще более теплым,среднегодовая температура составила +7,4°С.

Ссылки

• [www.vz.ru/society/2006/11/16/57310.html Погодные аномалии]

Отрывок, характеризующий Погодная аномалия середины 2006 — начала 2007 годов

– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.