Погостный список М. И. Муравьёва-Апостола
Поделись знанием:
декабрист-художник Николай Бестужев задумал и создал серию акварельных портретов[14] главных участников восстания, из которых 76 (в том числе Волконского, Трубецкого, Пущина, Якубовича, Лунина, Завалишина и др.) в 1944 году удалось разыскать и, тем самым, сохранить для потомков И. С. Зильберштейну[15][16]. Портретная галерея декабристов, созданная Бестужевым стала[17]
Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.
1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.
В фондах Государственного архива Российской Федерации по истории России XIX – начала XX в. хранится «Погостный список» декабристов с указанием дат и мест их смерти и захоронения, составленный М. И. Муравьевым-Апостолом в 1886 г.[1] Долгое время этот документ оставался единственным источником сведений об обстоятельствах кончины многих декабристов.
Содержание
Списки участников движения декабристов
Общее число задержанных по делу о восстании 14 декабря 1825 года превысило 3000 человек. Большая часть арестов пришлась на вторую половину декабря 1825 года – январь 1826 года. Только офицеров было арестовано около 500 человек[2].
Учреждённая Николаем I Следственная Комиссия начала разбор дел задержанных и должна была «злодеев закоренелых отделить от легомысленных преступников, действоваших по увлечению». Правитель дел этой комиссии А. Д. Боровиков готовил материалы о степени вины каждого из арестованных [3]. На основе этих материалов им был составлен «Алфавит членам бывших злоумышленных тайных обществах и лицам, прикосновенным к делу, произведенному высочайше учрежденною 17-го декабря 1825-го года Следственною Комиссиею составлен 1827-го года»[4]. Список содержал 579 имен.
Из них Верховному уголовному суду были преданы 121 человек, включенных в итоговую «Роспись Государственным преступникам, приговором Верховного Уголовного Суда осуждаемых к разным казням и наказаниям»[5].
В донесение Следственной Комиссии, кроме общего списка подсудимых, были включены на усмотрение «особенному уважению Верховного уголовного суда»[6]:
- список подсудимых, признавших собственную вину и поставленных вне установленных общих разрядов:
Павел Пестель, Кондратий Рылеев, Сергей Муравьев-Апостол, Михайло Бестужев-Рюмин, Петр Каховский;
- список подсудимых, вина которых усиливалась особыми обстоятельствами:
Щепин-Ростовский, Сутгоф, Панов;
- список подсудимых, вина которых ослаблялась обстоятельствами:
| № | Фамилия | № | Фамилия | № | Фамилия |
|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Матвей Муравьев-Апостол | 16 | Фон-визин | 31 | Петр Бестужев |
| 2 | Артамон Муравьев | 17 | Штабс-капитан Поджио | 32 | Веденяпин 1-й |
| 3 | Александр Бестужев | 18 | Фаленберг | 33 | Князь Голицын |
| 4 | Никита Муравьев | 19 | Корнилович | 34 | Фурман |
| 5 | Князь Сергей Волконский | 20 | Корнет Муравьев | 35 | Веденяпин 2-й |
| 6 | Якушкин | 21 | Лейтенант Кюхельбекер | 36 | Мозгалевский |
| 7 | Повало-Швейковский | 22 | Полковник Александр Муравьев | 37 | Шахирев |
| 8 | Дивов | 23 | Люблинский | 38 | Враницкий |
| 9 | Свистунов | 24 | Лисовский | 39 | Бодиско 1-й |
| 10 | Басаргин | 25 | Кривцов | 40 | Граф Коновницын |
| 11 | Анненков | 26 | Толстой | 41 | Кожевников |
| 12 | Ивашев | 27 | Поливанов | 42 | Лаппа |
| 13 | Торсон | 28 | Граф Булгари | 43 | Капитан Пущин |
| 14 | Барон Штейнгель | 29 | Берстель | ||
| 15 | Батеньков | 30 | Андреев |
- список подсудимых, не признавших собственную вину:
Николай Тургенев, Горский, Шаховской, Цебриков.
Около 100 активных участников движения декабристов были направлены на каторжные работы и поселение в Сибирь.
Достоверные сведения о дальнейшей судьбе осужденных на годы были скрыты в делах секретного архива III отделения («Алфавит» с дополнительными материалами и уточненными биографическими данными был опубликован только в 1925 году).
Историку и публицисту П. В. Долгорукову, собиравшему материалы к задуманной книге[7] «История заговора 14 декабря 1825 года», удалось составить реестр из 114 имен декабристов с данными об их каторжно-ссыльной судьбе вплоть 1846 года[8].
М. Бестужев оставил список 82 членов Обществ декабристов, доставленных несколькими партиями в 1827 году в Читинский каземат и содержавшихся там до перевода в 1830 году на каторжные работы в Петровский завод [9]:
| Северного общества: | Южного общества: | Общества Соединенных славян: |
|---|---|---|
| Кн. Трубецкой | Кн. Серг. Волконский | Борисов 1-й |
| Кн. Оболенский | Давыдов | Борисов 2-й |
| Ник. Муравьев | Кн. Барятинский | Спиридов |
| Кн. Щепин-Ростовский | Алек. Поджио | Горбачевский |
| Мих. Бестужев | Артам. Муравьев | Бечаснов |
| Арбузов | Повало-Швейковский | Пестов |
| Ник. Бестужев | Вадковский | Андреевич 2-й |
| Панов | Тизегаузен | Люблинский |
| Сутгоф | Крюков 1-й | Тютчев |
| М. Кюхельбекер 2-й | Фаленберг | Громницкий |
| Ив. Пущин | Лорер | Киреев |
| Кн. Одоевский | Краснокутский | Веденяпин 1-й |
| Якубович | Лихарев | Шимков |
| Репин | Вольф | Мозган |
| Алек. Муравьев | Крюков 2-й | Иванов |
| Якушкин | <Иос.> Поджио | Фролов |
| Фон-Визин | Аврамов | Мозалевский |
| Лунин | Янтальцев | Лисовский |
| Муханов | Ивашев | Выгодовский |
| Митьков | Басаргин | Берстель |
| Завалишин 1-й | Корнилович | Шахирев |
| Бар. Штейнгейль | Бобрищев-Пушкин 1-й | |
| Торсон | Бобрищев-Пушкин 2-й | |
| Беляев 1-й | Абрамов 2-й | |
| Беляев 2-й | Загорецкий | |
| Свистунов | Барон Черкасов | |
| Анненков | А. П. Юшневский | |
| Кривцов | ||
| Алек.Муравьев 2-й | ||
| Нарышкин | ||
| Фон-дер-Бригген | ||
| Бар. Розен | ||
| Глебов | ||
| Граф Чернышев |
М. И. Муравьёв-Апостол, вернувшийся из Сибири после амнистии 1856 года и состоявший в переписке со многими ссыльными и их родственниками, составил своего рода синодик – список погибших и умерших декабристов, внеся в него собранные на тот период сведения: после его смерти в 1886 году в живых остался только один декабрист – Д. И. Завалишин (умер в 1892 году). В «Погостном списке» приведено 108 фамилий (Е. П. Оболенский упомянут дважды)[10].
Погостный список
«Погостный список», составленный М. И. Муравьевым-Апостолом
| Год | Месяц Число | Фамилия | Место кончины и похорон | Примечание издателя 1907 г. |
|---|---|---|---|---|
| 1826 | Янв. 3 | Муравьев-Апостол, Ипполит Иванович, род. в Париже 7 августа 1805 | Киевская губ., Богуславского уезда, близ деревни Трилесы застрелился из пистолета | |
| ” | ” | Щепилло, Михаил Алексеевич, убит картечью | ||
| ” | ” | Кузьмин, Анастасий Дмитриевич | ||
| ” | Июля 13 | Пестель, Павел Иванович | Приняли мученичество на валу Кронверской куртины Петропавловской крепости в С.Петербурге | |
| ” | ” | Рылеев, Кондратий Федорович | ” | |
| ” | ” | Муравьев-Апостол, Сергей Иванович, род. в Петерб. 1796 в октябре | ” | |
| ” | ” | Бестужев-Рюмин, Михаил Павлович, род. в 1804 г. | ” | |
| ” | ” | Каховский, Петр Андр.* | ” | * Григорьевич |
| 1832 | Апр. 15 | Репин, Николай Петрович | Сгорели в Верхоленске, Иркутской губернии,на берегу Лены | |
| ” | ” | Андреев, оба гвард. офиц. | ” | |
| ” | Дек. 25 | Пестов, Александр Семенов. | В Петровской тюрьме за Байкалом | |
| 1834 | Враницкий, Вас. Ив., чех, полков. Генер. штаба, в 1813 перешел в нашу службу † | В Ялуторовске | ||
| ” | Веденяпин | |||
| 1832 | Заикин, Никол. Фед. † | В Ишиме на Лене** | **Илимске | |
| 1834 | Шаховской, Фед. Петр. † | В Суздале (в монастыре) | ||
| ” | Коновницин, Петр Петров. † | Во Владикавказе, от холеры | ||
| 1837 | Июля 7 | Бестужев, Александр Александр. | Убит у мыса Адлер, на Черном море, на Кавказе | |
| 1835 | ” | Корнилович, Александр Осипов. † | В Темир-хан-Шуре от горячки, спасши тонувш. солдата | |
| ” | Берстель | На Кавказе изрублен на орудии в деле против черкесов | ||
| 1837 | Шимков, Иван Федор. † | В Верхн.-Удинском округе, за Байкалом | ||
| 1838 | Абрамов, Павел Васильев. † | В Оёке, Иркутской губ., близ Иркутска | ||
| 1839 | Дивов | Убит на Кавказе | ||
| ” | Авг. 12 | Одоевский, Александр Иванов. † | На Кавказе между Субисаи и Сочи, на берегу Черного моря | |
| 1840 | Андреевич, Яков Максимович † | В Верхнее-Удинске Иркут. губ. | ||
| ” | Лихарев, Владим. Николаев. | Убит на Кавказе в сражении на Валерике | ||
| ” | Дек. 28 | Ивашев, Васил. Петров. † | В Туринске, Тобольской губ. | |
| 1841 | Краснокутский, Семен Григор. † | В Тобольске | ||
| 1842 | Фохт, Иван Федоров. † | |||
| 1843 | Апр. 28 | Муравьев, Никита Михайлович † | В Урике близ Иркутска | |
| ” | Мозган, Павел Дмитр. | Убит на Кавказе | ||
| 1844 | Янв. 7 | Вадковский, Федор Федорович † | В Оёке, близ Иркутска, по якутскому тракту | |
| ” | ” | Юшневский, Алексей Петров. | В Разводной, близ Иркутска | |
| ” | Авг. 19 | Барятинский, Александр Иван.*** † | В Тобольске | *** Петрович |
| 1845 | Мая 10 | Повало-Швейковский, Иван Семенович | В Кургане, Тобольской губ. | |
| ” | Янв. 27 | Ентальцев, Андрей Васильевич † | В Ялуторовске, Тобольск. губ. | |
| ” | Сен. 10 | Якубович, Александр Иван.† | В Енисейске | |
| ” | Нояб. 5 | Муравьев, Артамон Захарьевич † | В Разводной, близ Иркутска | |
| ” | Дек. 8 | Лунин, Михаил Сергеевич † | В Акатуе за Байкалом | |
| 1846 | Авг. 11 | Кюхельбекер Вильгельм Карлов. | В Тобольске | |
| 1848 | Янв. 8 | Поджио, Осип Виктор. | В Усть-Куде, близ Иркутска | |
| ” | ” | Иванов, Илья Иванов.† | В Каменке на Ангаре, близ Иркутска | |
| ” | ” | Чижов Алексей Никол. | ||
| 1849 | Окт. 23 | Митьков, Михаил Фотьевич † | В Красноярске | |
| 1850 | Янв. 14 | Панов, Николай Алексеевич † | В Урике, близ Иркутска | |
| 1851 | Торсон, Константин Петров.† | В Селенгинске, Иркутской губ., за Байкалом | ||
| ” | Глебов, Михаил Николаев.† | В Кабанском, Иркутской губ., за Байкалом | ||
| ” | Громницкий, Птр Федор.† | В Черемхове, близ Иркутска | ||
| 1854 | Фев. 12 | Муханов, Петр Александр.† | В Иркутске | |
| ” | Апр. 30 | Фонвизин, Михаил Александрович † | В Марьине близ Бронниц, Московской губ. | |
| ” | Мая 30 | Крюков, Николай Александр.† | В Минусинске, Енисейской губ. | |
| ” | Сен. 30 | Борисовы, Петр и Андрей Ивановичи † | В Разводной, близ Иркутска; оба брата в один день | |
| ” | Дек. 21 | Спиридов, Михаил Матвеевич † | В селе Дроникине, близ Красноярска | |
| 1853 | Нояб. 24 | Муравьев, Александр Михайлович † | В Тобольске | |
| 1854 | Дек. 20 | Вольф, Фердинанд Богданович | В Тобольске | |
| ” | ” | Норов, Василий Сергеевич † | В Ревеле | |
| 1855 | Мая 14 | Бестужев, Николай Александрович † | В Селенгинске, Иркутской губ., за Байкалом | |
| ” | Давыдов, Василий Львович † | В Красноярске | ||
| ” | Черкасов, Алексей Иванович † | В Москве | ||
| 1856 | Тютчев, Алексей Иванович † | В Минусинске, Енисейской губ. | ||
| ” | Абрамович, Иван Борисович | Оба зарезаны у себя на дому в Туруханске, Енисейской губ. Жили вместе | ||
| ” | Лисовский | ” | ||
| 1826 | Поливанов | В Петропавловской крепости, в С.П., от чахотки | ||
| ” | Булатов | В Петропавловской крепости, уморил себя голодом | ||
| 1856 | Фурман † | В Сургуте, на Оби, Тобольской губ. | ||
| ” | Выгодовский | |||
| ” | Лаппа | |||
| ” | Вишневский | |||
| ” | Бодиско | Убит на Кавказе | ||
| ” | Люблинский | |||
| ” | Булгари | |||
| ” | Мозгалевский † | В Минусинске, Енисейской губ. | ||
| ” | Оржицкий† | В Петербурге | ||
| 1857 | Авг. 11 | Якушкин, Иван Дмитриевич † | В Москве, похоронен на Пятницком кладб. | |
| ” | Окт. 25 | Тизенгаузен, Василий Карлович † | В Нарве | |
| 1859 | Апр. 3 | Пущин, Иван Иванович † | В Марьине, усадьбе близ Бронниц, Моск. губ. | |
| ” | Июня 29 | Бригген, Александр Федорович † | От холеры в Петергофе, близ С.П. | |
| ” | Щепин-Ростовский, Дмитрий Александрович † | В Ярославской губ. | ||
| ” | Башмаков, Флегонт Миронович † | В Тобольске. Не принадлежал к обществу. Жил в бедности у Сер. Иван., ничего не знал о Т.О. | ||
| ” | Кюхельбекер, Михаил Карлович † | В Баргузине, Иркутской губ., за Байкалом | ||
| ” | Бечаснов, Владимир Александрович † | В Смоленщине, близ Иркутска | ||
| 1861 | Февр. | Басаргин, Николай Васильевич † | В Москве, в доме Дубовицкого, на Тверском бульваре | |
| 1862 | Мая 11 | Чернышев, Захар Григорьевич † | В Риме | |
| 1863 | Янв. 2 | Нарышкин, Михаил Михайлович † | В Москве, похор. в Донском монастыре | |
| ” | Окт. 29 | Батенков, Гавриил Степанович † | В Калуге | |
| ” | Дек. 18 | Муравьев, Александр Николаевич † | В Москве, похоронен в Ново-Девичьем монаст. | |
| 1864 | Мая 3 | Кривцов, Сергей Иванович † | В Орле | |
| 1865 | Фев. 13 | Бобрищев-Пушкин, Пвел Сергеевич † | В Москве, на Ваганьковском кладбище | |
| ” | Фев. 26 | Оболенский, Евгений петрович † | В Калуге | |
| ” | Беляев, Петр Александр. | |||
| 1866 | Июня 21 | Киреев, Иван Васильевич † | В Туле | |
| ” | Цебриков, Николай Романович † | В Петербурге | ||
| ” | Арбузов, Антон Петрович † | В Минусинске Енисейской губ. | ||
| ” | Штейнгель, Владимир Иванович † | В Петербурге | ||
| ” | Ингельстром † | В Таганроге | ||
| ” | Соловьев, Вениамин Николаевич † | В Рязанской губ. | ||
| ” | Рукевич | |||
| ” | Мазалевский | |||
| ” | Колесников | [11] | ||
| 1869 | Фев. 20 | Горбачевский, Иван Иванович † | В Петровском заводе, за Байкалом | |
| ” | Мая 25 | Пущин, Михаил Иванович † | В Бобруйске | |
| ” | ” | Кузьмин, Анастасий Дмитриевич † | ||
| 1871 | Июня 21 | Бестужев, Михаил Александрович † | В Москве, похор. на Ваганькове | |
| 1872 | Сутгоф, Александр Николаевич † | В Боржоме, летнем местопребывании кавказского наместника | ||
| ” | Быстрицкий, Андрей Андреевич † | В губернии Подольской | ||
| 1873 | Фев. 13 | Фаленберг, Петр Иванович † | В Белгороде, похор. в Харькове на лютеранском кл. | |
| ” | Мая | Лорер, Николай Иванович † | В Полтаве | |
| ” | Июня 6 | Поджио, Александр Викторович † | В Воронках, Черниговской губ., Нежинского уезда | |
| 1865 | Нояб. 28 | Волконский, Сергей Григорьевич † | В Воронках, Чернигов. губ., Нежин. у. | |
| ” | Фев. 26 | Оболенский, Евгений Петрович † | В Калуге | [12] |
Сведения, приведенные, как в «Погостном списке», так и в «Алфавите» послужили источником многочисленных исторических исследований и были впоследствии уточнены в части некоторых дат, написаний имен и географических названий[3].
Иконографические списки и коллекции
Историческим памятником иконографии участников восстания 14 декабря 1825 года является сохранившийся в архиве III Отделения документ - сводный перечень, описывающий внешность 86 декабристов[3], так как, по правилам тех лет, перед отправкой в Сибирь на каждого был составлен словесный портрет.
Несмотря на то, что Николай I повелел[13]
|
воспрепятствовать поселенцам из государственных и политических преступников на будущее время снимать с себя портреты и направлять оные к родственникам или к кому бы то ни было | 
|
|
|
важным видом мемуарного, исторического, художественного закрепления их дела. |
|
Напишите отзыв о статье "Погостный список М. И. Муравьёва-Апостола"
Примечания
- ↑ [guides.rusarchives.ru/browse/guidebook.html?bid=201&sid=680377 Фонды личного происхождения. Ф. 1002. Муравьёвы-Апостолы].
- ↑ Нечкина М.В. Движение декабристов (в 2 тт.) – М.: Изд-во АН СССР, 1955, т.2, с.394
- ↑ 1 2 3 Декабристы. Биографический справочник / Под ред. М. В. Нечкиной. — М.: Наука, 1988, 448 с.
- ↑ Алфавит декабристов -/в кн.: Восстание декабристов. Документы. Т.VIII – М.-Л.: Центрархив, 1925
- ↑ Декабристы. Сб. отрывков из источников -/сост. Ю.Г. Оксман – М.-Л.: Госиздат, 1926, 484 с.
- ↑ Восстание декабристов – М.: Наука, 1980, т. XVII, 296 с., сс. 103-139
- ↑ Колокол, №№73-74, 15 июня 1860 г., сс. 612-613
- ↑ Эйдельман Н.Я. Вьеварум. Лунин -М.: Мысль, 1995, 582 с., - сс. 201-201
- ↑ Приводится по кн.: И дум высокое стремление - /сост. Н.А. Арзуманова – М.: Сов. Россия,1980, 400 с., -сс. 180-181
- ↑ «Погостный список», составленный М.И. Муравьевым-Апостолом -/в кн.: Декабристы. Материалы для исследования (под ред. П.М. Головачева) – М.: Изд-во М.М. Зензинова, 1907, сс. 172-176
- ↑ Колесников Василий Павлович не участвовал в восстании декабристов, но отбывал заключение в Петровском заводе по доносу Ипполита Завалишина
- ↑ Повторная запись в опубликованном списке
- ↑ Сохранилась расписка о соблюдении этого повеления, подписанная В. Тизенгаузеном, И. Якушкиным, Е. Оболенским, И. Пущиным и М. Муравьевым-Апостолом
- ↑ Головачев П.М. Декабристы. 86 портретов, вид Петровского завода – М.: Изд-во М.М. Зензинова, 1906, 502 с.
- ↑ Зильберштейн И.С. Художественное наследие и иконография декабристов -/Серия «Литературное наследство», т.60, кн. 2 – М.: АН СССР, 1956, 472 с.
- ↑ Зильберштейн И.С. Художник декабрист Николай Бестужев – М.: Изобр. искусство, 1988, изд. 3, доп., 680 с.
- ↑ Эйдельман Н.Я. М.С. Лунин и его сибирские сочинения - в кн.: М.С. Лунин. Письма из Сибири - М.: Наука, 1987, 496 с., -с. 314
Отрывок, характеризующий Погостный список М. И. Муравьёва-Апостола
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.
1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.
