Погром в Кракове

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Часть серии статей об

История · Хронология
Арабы и антисемитизм
Христианство и антисемитизм
Ислам и антисемитизм
Новый антисемитизм
Расовый антисемитизм
Религиозный антисемитизм
Антисемитизм без евреев

Категории:

История еврейского народа

Антисемитизм · Евреи
История иудаизма

Погром в Кракове — малоизвестный погром евреев в польском городе Краков 11 августа 1945 года.

Считается, что погром вызвали сплетни о том, что евреи похищают католических детей для ритуальных убийств. Подобные сплетни стали причинами и других погромов в истории Польши, в том числе и в Кельце в 1946 году. Поляки ограбили несколько еврейских магазинов и мастерских, повредили синагогу, избили неизвестное количество евреев. Определить точное количество погибших не представляется возможным.





Ход событий

Из телеграммы комиссара госбезопасности Н. Н. Селивановского:[1]

Утром 11 августа с. г. в синагогу на улице Судьбовой, где молились евреи, неизвестные подростки начали бросать камни в окна. Сторож синагоги задержал одного хулигана, который стал кричать, что его избивают. На крик собралась толпа с близлежащего базара и начала избивать евреев. В это время в толпе неизвестное лицо начало распространять слухи, что евреи в этой синагоге убили польских детей и что кровь польских детей евреями сдается для Красной Армии.

После того как отдельными милиционерами и неизвестными в польской форме были произведены задержания евреев, якобы виновных в убийстве польских детей, погромные проявления усилились. В районе Медовой улицы собралась тысячная толпа народа. В погроме приняла участие милиция, в частности работники 2-го комиссариата города Кракова, которые вместе с некоторыми солдатами Польского войска, а также лицами из железнодорожной охраны и участниками польской физкультурной молодёжной организации задерживали евреев, грабили и избивали их. Так, например, группа вооруженных и гражданских лиц напала на еврейский дом по улице Перемышльской, где избили и ограбили находившиеся там еврейские семьи. В полдень того же числа четыре милиционера и несколько гражданских лиц ворвались в квартиру еврейки Кляйнер, проживающей на улице Эстера #10, избили её, а также её дочь и находившихся там евреев Финкельштейн, Охрих и Деклера, после чего всех ограбили…

В результате погрома убита еврейка Бергер 55 лет и тяжело ранено пять человек. Несколько евреев легко ранено, а некоторые, по поступившим сведениям, пропали без вести. Толпой полностью разгромлена синагога Купа…

Погромные явления были прекращены в тот же день 11 августа с. г. путём ввода в район волнений польских частей, в том числе полка внутренних польских войск. Наши войска участия не принимали

Количество погибших

После погрома информационное агентство Польпресс заявило, что в нём погиб один человек и пятеро было тяжело избиты[2]. Анна Цихопек, издавшая книгу в Историческом Еврейском Институте, на основе фотографии похорон евреев, где видны 5 гробов, пишет о пятерых погибших[2]. Тем не менее, по словам Цихопек, документы указывают на гибель только одной женщины[2]. Юлиан Квек на основе документов, также изданных в этом Институте, утверждает, что была только одна жертва[3] и, по его мнению, называть случившееся погромом нельзя. Дариуш Либёнка в своей рецензии утверждает, что Цихопек ошибается и на той фотографии, на которой она основывалась, изображены другие похороны[4].

Расследование

В ходе расследования было задержано 145 человек, из них 40 милиционеров, шесть солдат Польского войска и 90 гражданских лиц.

Выяснилось, что погром стал следствием провокации. Подросток, бросавший камни в синагогу, показал на допросе, что ему предложили это сделать за деньги, а затем бежать и кричать, что евреи хотят его убить. Трое поляков в военной форме задержали в синагоге четырёх евреев и привели их в 1-й комиссариат милиции к дежурному милиционеру Шевчику. Там они назвались военнослужащими Краковского военного округа Василевским Яном, Перек Тадеушем и Гацек Романом. При этом они дали показания дежурному милиционеру, что были очевидцами, как доставленные ими четыре еврея убивали польских детей в синагоге. В дальнейшем выяснилось, что таких военнослужащих в округе нет. После показаний об убийствах детей некоторые польские милиционеры стали арестовывать и избивать евреев, что дополнительно спровоцировало толпу погромщиков. Личности зачинщиков и провокаторов погрома не были установлены[1].

Впоследствии высказывались предположения, что погром мог быть спровоцирован органами НКВД для дискредитации польского антикоммунистического подполья[1].

Во время Второй мировой войны поляки совершили военные преступления против своих соседей-евреев как минимум в 24 районах страны. К такому выводу пришла правительственная комиссия, расследовавшая события в Польше, относящиеся к началу Второй мировой войны[5].

См. также

Напишите отзыв о статье "Погром в Кракове"

Примечания

  1. 1 2 3 [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=16690 «Мы хотим вырезать всех евреев, а всех сталинчиков выгнать»]
  2. 1 2 3 Anna Cichopek, Pogrom Żydów w Krakowie, 11 sierpnia 1945 r., Żydowski Instytut Historyczny, 2000, str. 87.
  3. Julian Kwiek, Wydarzenia antyżydowskie 11 sierpnia 1945 r. w Krakowie: dokumenty, Biuletyn Żydowskiego Instytutu Historycznego, nr 1/2000 str. 77-89.
  4. [pl.wikipedia.org/wiki/Dyskusja:Pogrom_w_Krakowie#Opinia_eksperta_w_sprawie_liczby_ofiar_podanej_przez_Anne_Cichopek Комментарий Дариуша Либёнки в обсуждении статьи]
  5. [www.sem40.ru/index.php?newsid=191020 «Едвабно было только началом» Центральный Еврейский Ресурс SEM40]

Ссылки

  • [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=16690 «Мы хотим вырезать всех евреев, а всех сталинчиков выгнать»]

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Погром в Кракове

Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.