Подарки феи
«Подарки феи», «Волшебница» (фр. Les Fées) — сказка французского сказочника Шарля Перро о вознаграждении доброй девушки и наказании злой. Впервые опубликована автором в книге «Сказки моей матушки Гусыни, или Истории и сказки былых времён с поучениями» в 1697 году. По системе классификации сказочных сюжетов Aарне-Томпсона имеет номер 480: «добрые и недобрые девушки».
Сюжет
Жила-была когда-то вдова. Были у неё две дочери. Старшая дочь многим напоминала свою мать: и настроением, и манерами, и на лицо, так что все кто с ней встречались — принимали её за матушку. Кроме того, она как и её мать, была невыносимо вредной и надменной. А младшая дочь была как бы портретом своего отца: приветливая, честная и одна из самых красивых девушек в мире.
Мать без ума любила свою старшую дочь (свою принцессу), и с младшей обращалась как со служанкой: заставляла работать без отдыха и два раза в день ходить в лес по воду. Источник находился очень далеко от дома и приходилось набирать большой кувшин воды.
Однажды, когда она в очередной раз пошла к источнику за водой, то к девушке подошла бедно одетая женщина и попросила попить. Девушка согласилась: пополоскав кувшина, зачерпнула воды из чистого места источника, а когда женщина пила, то поддерживала сосуд рукою, чтобы той было удобнее было пить. Напившись воды, женщина похвалила девушку за её прилежание, вежливость, доброту и внимательность. Как оказалось, это была перевоплотившаяся фея-волшебница, которая таким образом намеревалась проверить доброту девочки. Фея решила наделить девочку волшебным даром: отныне, после каждого сказанного слова, из уст девушки будет выпадать цветок или самоцвет. После фея исчезла, а девочка, подивившись и, набрав в кувшин воды, пошла домой.
Дома мать отругала её за длительное пребывание в лесу. Девочка опустила голову и как только произнесла слова извинения, как из её уст выпали две розы, два жемчуга и два больших бриллианта. Видя такое чудо, мать очень удивилась, и впервые в жизни назвав её «дочкой», начала выспрашивать, почему это произошло. И бедняжка, чистосердечно поведала свою лесную историю (а бриллианты и жемчужины, так и сыпались при каждом слове).
«Вот оно как» — подумала про себя хитрая вдова и решила на этот раз послать к ручью свою любимую старшую дочь, чтобы и ту наделила фея таким ценным подарком. Но белоручка не намерена была куда-то идти, она капризничала и отказывалась. Насилу, заставила её матушка выбраться из дома. Тогда та взяла лучший серебряный кувшин, принарядилась, и, наконец, отправилась в путь.
Когда девушка подошла к ручью, то ей на встречу вышла хорошо одетая дама. Это была та же самая фея, только на этот раз она оделась как принцесса. И на этот раз фея, попросила попить, на что получила от неучтивой девушки суровую отповедь. Выслушав ответ, фея решила наделить и эту девушку соответственно её добродетелей: «отныне при каждом слове из твоего рта выползать змея или выскакивать жаба». И после сказанного, фея сразу же исчезла, а девушка пошла домой.
Как только мать увидела свою любимицу — мигом бросилась к ней, чтобы выспросить, как прошла встреча. Но дочь в ответ только пробурчала. И из её рта сразу же выпали две змеи и две жабы. Увидев такую оказию, мать ужаснулась и, сделав вывод, что все это проделка младшей дочери, со всех ног побежала за нелюбимым ребёнком, чтобы побить.
Бедняжка едва вырвалась и убежала в лес, чтобы спрятаться там. И именно так случилось, что тем лесом возвращался с охоты сын короля, а увидев такую красавицу в лесу — очень удивился и спросил что она здесь делает в полном одиночестве, и кто её обидел, что она так горько плачет. «Ах, сударь, моя мать выгнала меня из дома» — сказала девушка, и из уст вновь выпало пять или шесть жемчужин и столько же бриллиантов. Изумлённый принц попросил чтобы она рассказала ему всю свою историю. Пока девушка рассказывала о своих мытарствах — принц по уши в неё влюбился. Поэтому он взял её во дворец своего отца и предложил пожениться, а его отец-король очень обрадовался этой девушке, да ещё с таким приданым (жемчугом, бриллиантами).
А вот её сестра осталась дома и становилась всё более злобной и ненавистной всем окружающим, так, что даже собственная мать выгнала её из дома. И грубиянка, не найдя ни у кого убежища, погибла в лесу.
Происхождение и анализ сюжета
Известно, что свои сказки Шарль Перро написал под влиянием сочинений и переводов того времени, которые рассказывали в светской среде по всей Европе. Самым известным сборником сказочных сюжетов тогда являлся неаполитанский «Пентамерон» или «Lo cunto de li cunti overo lo trattenemiento de peccerille» (Сказка сказок, или развлечения для малышей), собранный в областях Италии и изданный придворным поэтом Джамбаттистой Базиле (Giambattista Basile). Именно из этого сборника 67-летний француз и взял сюжет для своей сказки, которая является переработкой истории «Les Deux Gâteaux» (IV-7). В отличие от обработки Шарля Перро, в итальянской сказке младший брат страдает от рук своей старшей сестры, но в итоге за свои добродетели наделён розами, жемчугом и бриллиантами, а сестра получила в воздаяние лягушек и змей.[1]
Похожий сюжет встречаются во многих народных сказках, и все они несут мораль о том, что доброта всегда вознаграждается, несмотря на внешние обстоятельства, тогда как тщеславие и капризность достойны осуждения. На этих сказках воспитывались многие поколения детей (на протяжении 5-7 столетий). Поэтому надменность и высокомерие всегда высмеивались и представлялись в литературе в уничижительной форме (часто такие герои представлялись безобразными, страшными и нечестными). Тогда как нравственные принципы часто ассоциировались с добротой и физической красотой (часто такие герои представлялись как молодые, красивые, положительные).[1]
Напишите отзыв о статье "Подарки феи"
Ссылки
Примечания
| ||||||
Отрывок, характеризующий Подарки феи
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.
Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
