Подводные лодки типа «Балао»
Подводные лодки типа «Балао» (англ. Balao) — серия крейсерских подводных лодок ВМФ США времён Второй мировой войны. Благодаря построенным 122 единицам[1] считается самым многочисленным классом, построенным для ВМФ США. Представляя собой развитие более раннего типа «Гато», эти субмарины имеют некоторые отличия от своих предков. Наиболее значимым усовершенствованием является использование для обшивки и набора прочного корпуса[2] более толстой стали с более высоким пределом текучести, что позволило увеличить рабочую глубину до 400 футов (120 м). На практике же USS Tang в тестовом погружении удалось превысить расчетную глубину,[3] а затем, уклоняясь от столкновения с эсминцем,[4] превысить и её, набрав воду в передний торпедный отсек достигнув глубины 612 фута (187 м) по показаниям глубиномера.
Двигательная установка
В основном двигательная установка субмарин типа «Балао» идентична системе субмарин типа-предшественника «Гато». Как и их предки они были полностью дизель-электрическими, благодаря четырём электрогенераторам, вращаемым дизельными двигателями и электромоторам, вращающим валы. Прямого соединения между дизелями и валами не было.
- General Motors Model 16-248 V16 diesel engine.jpg
дизельный двигатель General Motors модели 16-248 V16
Основные двигатели лодок типа «Балао» поставлялись двумя фирмами: Fairbanks-Morse поставляла «Модель 38D8⅛» — двигатель со встречным движением поршней и General Motors (подразделение «Кливленд Дизель» (англ. Cleveland Diesel) поставляла «Модель 16-248» и Модель «16-248А» двигателей V16 . Первоначально Fairbanks-Morse поставляла 9-цилиндровые двигатели, но впоследствии, начиная с USS Sand Lance (SS-381), лодки начали получать 10-цилиндровые дизеля. Лодки, снабжённые двигателями General Motors начали получать обновленный дизель «Модель 16-278A» начиная с USS Perch (SS-313). В обоих случаях обновленные версии имели больший рабочий объём, но примерно такую же мощность — Среднее эффективное давление (компрессия) была снижена для обеспечения большей надёжности. Двигатели обоих поставщиков являлись двухтактными.
Две субмарины — USS Unicorn (SS-429) и USS Vendace (SS-430) должны были получить дизеля Hooven-Owens-Rentschler (H.O.R.), однако заказ был отменен.
Электромоторы субмарин типа «Балао» так же поставлялись двумя поставщиками: Elliott Company ставились в основном на лодки с двигателями Fairbanks-Morse, а General Electric ставились на лодки, снабжённые дизелями General Motors. Впрочем, некоторое количество лодок с дизелями F-M получило электромоторы GE. Так же на лодках с SS-530 по SS-536 должны были быть установлены электромоторы фирмы Allis-Chalmers , однако их строительство было отменено ещё до получения собственных имён.
Ранние субмарины снабжались четырьмя высокоскоростными электромоторами (по два на вал), снабжёнными понижающими передачами, для обеспечения приемлемой скорости вращения винтов. Однако такая схема была достаточно шумной, что делало лодки легкообнаруживаемыми при помощи гидрофона, поэтому большинство поздних лодок типа «Балао» снабжались двухъякорными низкоскоростными электромоторами, вращавшими валы напрямую, что делало эти субмарины значительно более тихими. Надо, впрочем, добавить, что до появления последующего типа «Тенч» это усовершенствование было не обязательным. Так как дизеля не были соединены с валами, их вращение постоянно обеспечивалось электромоторами.
В целом, тип «Балао» был весьма успешен, и именно лодке этого типа — USS Archer-Fish (SS-311) принадлежит своеобразный рекорд — самый большой корабль, потопленный субмариной. Именно она уничтожила авианосец Императорского флота Японии «Синано» (59 000 брт) 29 ноября 1944 года.
Субмарины в строю
На 2007 год во всем мире в строю оставалось лишь две субмарины типа «Балао», построенные во время Второй мировой войны. Одной из них является переданная Тайваню в начале 1970x USS Tusk (SS-426).[5][6]
Музеи
Восемь субмарин типа «Балао» открыты для публичного доступа. В основном они содержатся на деньги, вырученные с продажи билетов, и поддерживаются в рабочем состоянии в соответствии со стандартами ВМФ США, проходя ежегодную инспекцию и получая «карту осмотра». Некоторые лодки, такие как Batfish и Pampanito в целях повышения патриотического духа позволяют даже переночевать на борту группам добровольцев, дабы они смогли проникнуться духом.
Полный список музеев-субмарин типа «Балао»:
- USS Batfish (SS-310) в мемориальном военном парке Мускоги (Оклахома)
- USS Becuna (SS-319) в Независимом Портовом Музее в Филадельфии (Пенсильвания)
- USS Bowfin (SS-287) предсталяющая сама себе музей in Гонолулу (Гавайи)
- USS Clamagore (SS-343) в морском музее "Patriot's Point" в Маунт Плезант (Южная Калифорния)
- USS Ling (SS-297) в Военно-морском музее Нью Джерси в Хакенсак (Нью-Джерси)
- USS Lionfish (SS-298) в Бэттлшип Коув в Фолл-Ривер (Массачусетс)
- USS Pampanito (SS-383) в Историческом мемориальном парке Сан-Франциско в Сан-Франциско (Калифорния). Именно эта лодка играла роль USS Stingray в фильме Убрать перископ
- USS Razorback (SS-394) в Морском наземном музее Арканзаса в Северном Литтл Роке (Арканзас)
См. также
- Подводные лодки типа «Гато» — предыдущий проект
- Подводные лодки типа «Тенч» — последующий проект
- Типы подводных лодок ВМС США
- Программа GUPPY — программа интенсивной модификации части субмарин класса.
Напишите отзыв о статье "Подводные лодки типа «Балао»"
Примечания
- ↑ Lenton, H.T. American Submarines (New York: Doubleday, 1973), p.5.
- ↑ Peter T. Sasgen. Red scorpion: the war patrols of the USS Rasher. — Naval Institute Press, 2002. — P. 17.
- ↑ Richard H. O'Kane. Clear the Bridge! The War Patrols of the USS Tang. — Presidio Press, 1977. — P. 40.
- ↑ Richard H. O'Kane. Clear the Bridge! The War Patrols of the USS Tang. — Presidio Press, 1977. — P. 111.
- ↑ [www.maritime.org/taiwan/index.htm Museum documents an operating US, WW II built submarine in Taiwan]
- ↑ Jimmy Chuang. [www.taipeitimes.com/News/taiwan/archives/2007/04/17/2003356990 World's longest-serving sub feted], Taipei Times (Tuesday, Apr 17, 2007), стр. 2.
Ссылки
- На Викискладе есть медиафайлы по теме Подводные лодки типа «Балао»
|
Отрывок, характеризующий Подводные лодки типа «Балао»
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.
На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.