Поджог стадиона в Загребе (1941)
| Поджог стадиона в Загребе | |||
| Основной конфликт: Народно-освободительная война Югославии | |||
 Стадион «Максимир», построенный на месте сожжённого стадиона | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
стадион сожжён дотла | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Поджог стадиона в Загребе (серб. Паљење стадиона у Загребу, хорв. Paljenje stadiona u Zagrebu) — диверсионная акция югославских коммунистических партизан, совершённая 22 июля 1941 года в Загребе[1]. В ходе событий девять человек сожгли дотла старый деревянный стадион в загребском районе Максимир.[2]
Предыстория
С самого начала правления хорватских фашистов в Загребе, подчинявшихся руководству Третьего Рейха, в столице Хорватии было неспокойно, несмотря на кажущуюся тишину и не менявшийся темп жизни. Большая часть населения Загреба не приветствовала новую власть, считая её не освободительным движением, а коллаборационистами и предателями. Среди недовольных было особенно много членов Союза коммунистической молодёжи Югославии и прочих антифашистов. Самым первым диверсионным актом против власти усташей стал поджог стадиона в районе Максимир. Бывшие ученики средних школ Загреба были возмущены тем, что на стадионе, на котором ранее проводились тренировки клуба ХАШК, теперь было невозможно просто провести тренировку или разминку: загребские власти решили разобрать стадион, а дерево пустить для военного производства. В ответ на это молодёжь решила сжечь стадион и оставить усташей без ценного ресурса. Первые две попытки не увенчались успехом, и пожарные дважды успешно справились с пламенем.
Поджог
В третий раз хорватская молодёжь решила подготовиться куда более тщательно. Инициатором поджога стал Мартин Моймир[2], член загребского горкома СКМЮ. Помощь ему оказывали Крешо Ракич, Станко Бронзин, Брацо Белич и Гвозде Будак (выпускники-члены СКОЮ), Любо Шарич, Степан Млинарич, Борис Триглавчан и Райка Бакович (школьники). Райка заняла должность курьера в этой команде[3].
С учётом неудачного опыта заговорщики решили подготовить побольше горючей смеси: на квартире у Мартина Моймира они постоянно проводили эксперименты с нитроглицерином, пытаясь получить нужное им взрывоопасное вещество. После одного из таких экспериментов в квартире прогремел взрыв: пострадавших, к счастью, не оказалось, но одна из комнат Моймира обгорела. В конце концов молодёжь изготовила достаточно взрывоопасного вещества, после чего в 9 часов вечера, разделившись предварительно на две группы, направились к сокольскому стадиону в Максимире. Им удалось тайно пробраться мимо охранников и расставить резервуары с горючей смесью со всех сторон стадиона. Выполнив работу, группа подожгла стадион и незаметно сбежала. К утру выяснилось, что стадион сгорел дотла[2].
Последствия
Хорватские власти были в бешенстве, узнав о подобном поджоге, однако до ноября 1941 года им не удавалось даже выйти на след подозреваемых. После долгих допросов и пыток усташская полиция узнала всё-таки имена нескольких заговорщиков. 22 ноября 1941 агенты Усташской надзорной службы на углу Хайнцловой и Звонимировой улиц арестовали Крешо Ракича, Степана Млинарича, Велько Драговича и ещё одного неизвестного, у которого были обнаружены листовки Коммунистической партии Югославии. Милан Ивекович, агент УНС, должен был их доставить в дом 2 по Звонимировой улице на третий этаж, однако Млинарич выхватил пистолет и застрелил агента[2]. Крешо Ракич был арестован, и вскоре его расстреляли ещё с 17 антифашистами в Ракове-Потоке[2]. В память о нём в загребском пригороде Трнско были переименованы начальная школа и культурный центр[4].
В массовой культуре
В 1977 году Душан Вукотич снял фильм о событиях под названием «Операция „Стадион“» (серб. Акција стадион).
Напишите отзыв о статье "Поджог стадиона в Загребе (1941)"
Примечания
- ↑ [forum.net.hr/forums/t/53319.aspx forum.net.hr: Zagreb antifasisticki grad! Bio i ostao!, sa portala forum.net, pristupljeno 6. rujna 2010.] (хорв.)
- ↑ 1 2 3 4 5 [sites.google.com/site/zagrebsebori/oru%C5%BEaneakcijeidiverzije sites.google.com: Oružane akcije i diverzije, sa portala Zagreb se bori, pristupljeno 6. septembra 2010.] (хорв.)
- ↑ [www.znaci.net/00001/10_11.htm znaci.net: Biografija Rajke Baković na portalu Narodni heroji Jugoslavije]
- ↑ [www.novi-zagreb.info/kvartovi/trnsko/ Novi Zagreb — Informativni web portal, pristupljeno 7. septembra 2010.] (хорв.)
Ссылки
- [www.lupiga.com/vijesti/index.php?id=5376 Kultura zaborava — upoznavanje nepoznatog Zagreba] (сербохорв.)
Отрывок, характеризующий Поджог стадиона в Загребе (1941)
Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.
Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
