Подколзина против Латвии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Подколзина против Латвии (46726/99) — дело в Европейском суде по правам человека, решение по которому было принято в 2002 году.





Обстоятельства дела

И. Подколзина, член партии «Равноправие»,[1] в 1998 году была выдвинута кандидатом на выборах Сейма Латвии по списку ПНС. Она имела свидетельство, подтверждающее знание латышского языка. Список кандидатов был зарегистрирован 30 июля. 6 августа экзаменатор Инспекции государственного языка пришёл на работу к Подколзиной и проэкзаменовал её устно для оценки её знания латышского языка. 7 августа инспектор пришёл вновь, в сопровождении трёх лиц, которые должны были наблюдать за ней во время экзамена. Инспектор попросил заявительницу написать эссе на латышском языке. Заявительница изначально согласилась, но затем перестала писать и порвала свою работу. Инспектор составил отчёт, согласно которому знание заявительницей латышского языка не соответствовало «третьему уровню» — самому высокому из уровней знания, определённых в латвийских нормативных актах 21 августа ЦИК, на основании письма Центра государственного языка (инспекция входила в ЦГЯ), исключил Подколзину из списка кандидатов.

После безуспешного обращения в латвийские суды Подколзина обратилась в ЕСПЧ. Её в ЕСПЧ представляла член ЛКПЧ Илга Озиша, затем — британский адвокат Уильям Бауринг. В 2001 году жалоба Подколзиной была признана приемлемой[2].

Решение суда

Палата ЕСПЧ 9 апреля 2002 года единогласно признала, что была нарушена статья 3 протокола № 1 к ЕКПЧ (право на свободные выборы) и нет необходимости оценивать, были ли нарушены статьи 14 (запрет дискриминации) и 13 (право на средство правовой защиты) ЕКПЧ. Данное постановление было первым решением по существу ЕСПЧ в процессах против Латвии.[3]

Мотивация постановления включала (пкт. 36.) указания на то, что:

решение об исключении заявительницы из списков кандидатов не было основано на факте отсутствия у неё действительного свидетельства о знании языка, который требовался согласно пункту 5 статьи 11 Закона «О парламентских выборах». Напротив, на момент регистрации списка кандидатов она обладала свидетельством о знании латышского языка на высшем уровне, установленном латвийскими нормативными актами. Суд подчеркивает, что действительность свидетельства заявительницы никогда не ставилась под сомнение латвийскими властями. Он далее отмечает, что свидетельство было выдано заявительнице после экзамена, организованного советом, состоявшим из пяти экзаменаторов в соответствии с Положением от 25 мая 1992 г. «Об аттестации на знание государственного языка». Её знание латышского языка было определено путём обмена мнениями между экзаменаторами, которое завершилось голосованием, и в соответствии с объективными критериями оценки, установленными данным Положением (..)

Государственный языковой центр решил подвергнуть заявительницу новому языковому экзамену несмотря на то, что она обладала действительным законным свидетельством. Суд также отмечает, что из двадцати одного кандидата, представивших свидетельства о знании государственного языка, лишь девять, включая заявительницу, были обязаны сдавать второй экзамен. Суд испытывает серьёзные сомнения относительно юридических оснований для такого особого отношения к ним, а правительство не предоставило никаких объяснений по этому вопросу. В любом случае, даже если предположить, что юридическим основанием для дополнительной проверки была статья 13(3) Закона «О парламентских выборах», Суд отмечает, что имевшая место процедура проверки существенно отличалась от обычной процедуры аттестации лингвистических знаний, которая регулируется вышеупомянутым Положением от 25 мая 1992 г. В частности, дополнительная проверка, которой подверглась заявительница, проводилась одним экзаменатором, а не советом экспертов и экзаменатор не был обязан соблюдать процессуальные гарантии и критерии оценки, установленные в этом Положении. Таким образом, вся ответственность за оценку лингвистических знаний заявительницы была возложена на единственного государственного служащего, который в данном деле обладал чрезмерной властью. Более того, Суд может лишь выразить своё удивление по поводу того факта (который был сообщен заявительницей и не оспорен правительством), что во время экзамена заявительницу в основном расспрашивали о причинах её политической ориентации — предмете, который совершенно точно не имел отношения к норме, требующей от неё хорошего знания латышского языка.

Таким образом, Суд считает, что при отсутствии гарантий объективности, независимо от цели второго экзамена, примененная к заявительнице процедура была в любом случае не совместима с требованиями процессуальной справедливости и правовой определенности, которые необходимо соблюдать применительно к праву быть выдвинутым кандидатом на выборах

Заявителю была присуждена компенсация морального вреда в размере 7500 евро и возмещение судебных расходов в размере 1500 евро.

Последующие события

Хотя решение ЕСПЧ не устанавливало для Латвии обязательства отменить требования по владению языком к кандидатам, после указаний генерального секретаря НАТО и правительства США, что Латвии, как стране, стремящейся к членству в НАТО, это следует сделать, требования к уровню владения латышским языком в мае 2002 года были отменены — от кандидатов стали требовать лишь указать самооценку владения им[4]. В апреле 2002 года Верховный комиссар ОБСЕ по делам национальных меньшинств, сославшись на решение по делу Подколзиной, выразил поддержку задуманной латвийским правительством отмене языковых требований к кандидатам и назвал её необходимым условием фунционирующей демократии[5].

Напишите отзыв о статье "Подколзина против Латвии"

Примечания

  1. [www.delfi.lv/archive/print.php?id=354454 Latviju iesūdz Strasbūras tiesā valodas prasmes apliecības dēļ] (латыш.)
  2. [cmiskp.echr.coe.int/tkp197/view.asp?action=html&documentId=680273&portal=hbkm&source=externalbydocnumber&table=F69A27FD8FB86142BF01C1166DEA398649 Решение о приемлемости жалобы] (фр.)
  3. [cilvektiesibas.org.lv/media/attachments/30/01/2012/report_2002_en.pdf Human rights in Latvia in 2002 — p. 8.] (англ.) [cilvektiesibas.org.lv/media/attachments/30/01/2012/lcesc_2002_parskats_lv.pdf Cilvēktiesības Latvijā 2002. gadā — 8. lpp.] (латыш.) Латвийский центр по правам человека, 2003
  4. [cilvektiesibas.org.lv/media/attachments/30/01/2012/report_2002_en.pdf Human rights in Latvia in 2002 — p. 8.] (англ.) [cilvektiesibas.org.lv/media/attachments/30/01/2012/lcesc_2002_parskats_lv.pdf Cilvēktiesības Latvijā 2002. gadā — 9. lpp.] (латыш.) Латвийский центр по правам человека, 2003
  5. [www.osce.org/hcnm/54273 Statement regarding the adoption of regulations implementing the Latvian State Language Law] (англ.)

Ссылки

  • [europeancourt.ru/uploads/ECHR_Podkolzina_v_Latvia_09_04_2002.doc Постановление суда]

Отрывок, характеризующий Подколзина против Латвии

– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!