Подкопаево (Москва)
Поделись знанием:
Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
| Подкопаево | |
| История | |
|---|---|
| Первое упоминание | |
| В составе Москвы с | |
| Другие названия |
Подкопаи |
| Расположение | |
| Округа | |
| Районы | |
| Станции метро | |
| Координаты |
55°45′10″ с. ш. 37°38′29″ в. д. / 55.75278° с. ш. 37.64139° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.75278&mlon=37.64139&zoom=15 (O)] (Я) |
Подкопа́ево (Подкопа́и) — одно из древнейших поселений вятичей в центре нынешней Москвы на территории восточной части Белого города (урочище Кулишки), памятник археологии с региональной категорией охраны — «Село Подкопаево (место древнего поселения)».
Адрес памятника археологии: Подкопаевский переулок с прилегающими дворами Малого Ивановского переулка, Большого Трёхсвятительского переулка, Малого Трёхсвятительского переулка и Подколокольного переулка[1].
|
Культурное наследие Российской Федерации, объект № 7701682000 |
На месте древнего села Подкопаева и Кулишек находится Достопримечательное место «Хитровка» со статусом выявленного объекта культурного наследия.[2][3][4]
История
Академик Мокеев полагает, что село Подкопаево образовалось около древнего Копай-городка, находившегося на месте нынешнего Ивановского монастыря, а название Подкопаево производит не от глагола копай, а от слова капь, капище.
«Тогда „Подкопаево“ может указывать на более древнее довятическое святилище неизвестного божества аборигенов-голяди на красивейшем месте излучины Москвы-реки. Защитный городок был построен ильменскими словенами, видимо, в середине IX века при массовом „исходе“ вятичей на Мо́сковь от хазар. При крещении московлян в 1147 году (об этом далее) в Копай-городке была поставлена церковь во имя св. Николая Чудотворца. Возле „Копай-городка“: на речке Рачке возникло село „Подкопаево“. Название села появилось ещё от того, что оно было внизу „под“ этим городком.»[5]
Село Подкопаево два раза упоминается великокняжеским летописцем в 1493 году, когда государь и великий князь Иван III после сильнейшего пожара, истребившего его дворец в Кремле, некоторое время жил у церкви Николы в Подкопаях, пока не был выстроен новый дворец.
«Того же лета (7001), июля 16, во вторникъ, въ 11 часъ дни, зажже громъ с молоньею <…>. А изъ Заречья въ граде загореся князя великого дворъ и великіе княгини и оттоле на Подоле житници загорешяся и дворъ князя великого новой за Архаггеломъ выгоре и митрополичъ дворъ выгоре и оу Пречистые олтарь огоре подъ немецкимъ железомъ и во граде всеа лачюги выгореша, понеже бо не поспеша поставляти хоромъ после вешняго пожара, и церквы Иоаннъ Предтеча оу Боровицкихъ вороть выгоре и западе. И изъ города торгь загореся и оттоле посадъ выгоре возле Москву до Зачатия на Востромъ конць и по Васильевский Лугъ и по Все Святые на Кулишки и Стретенска оулица вся выгоре до Вьсполья и церковь каменаа оу Сретеніе огоре. И много бо тогда людемъ скорбости бысть: больший двою соть человекъ згоре людей, а животовъ бесчислено выгоре. А все то погоре единого полудни, а летописець и старые людие сказывають: какъ Москва стала, таковъ пожарь не бывалъ. Тогда же стоялъ князь великий оу Николы оу Подкопаева, оу Яузы, въ крестьянскихъ дворехъ».[6]
«Въ лето 7002, месяца ноября,<…> въ 10, в недѣлю, вшелъ князь великій в новой дворъ жити въ граде на Москве, а стоялъ после пожара оу Николы оу Подкопаева на крестьяньскихъ дворехъ».[6]
Почвоведческие работы на территории урочища Кулишки, где находилось село Подкопаево, показали,
"<...>что в подошве культурного слоя залегает мощный (до 12—15 см) гумусовый горизонт, формирование которого не могло происходить под сомкнутым пологом леса. Интенсивное гумирование почвы было вызвано существованием здесь на протяжении длительного времени луга с обильным травостоем. Ни на одном из пяти обследованных пунктов следов древней распашки не обнаружено. По-видимому, пашенное земледелие не было основным занятием населения крупного с. Подкопаева, расположенного в центре урочища. Древнейший слой, обнаруженный в сквере на углу Хохловского и Подкопаевского переулков, датируется XIV веком. Не случайно существование здесь же в конце XV века старых конюшен: для пастбищ и сенокосов были пригодны около 40 га лугов на месте Кулишек и примыкающего к ним Васильевского луга."[7]
Происхождение названия
По поводу происхождения названий Подкопаи, Подкопаево существует несколько версий.
По одной из них, название Подкопаево могло произойти от фамилии какого-либо Подкопаева, строителя или возобновителя церкви.[8]
Существует, впрочем, следующее предание… Воры собрались похитить из этой церкви имущество и подкопались под стену храма. Через подкоп они влезли в церковь, похитили серебряную ризу с иконы святителя Николая и удалились, но один из них в том подкопе был завален и умерщвлен обвалившимися камнями. Поэтому будто бы и церковь получила наименование «в Подкопаях».[8]
Известен также рассказ, опубликованный Сергеем Нилусом о чудесном избавлении Николаем Чудотворцем купца от разорения. По этому преданию Святитель разрешил купцу сделать подкоп в храм и забрать ризу с его чтимой иконы. А когда купец снова «встал на корень», то изготовил такой же оклад и возвратил его обратно в храм.[9]
Ещё одна версия объясняет название также подкопом, — здесь, у берегов реки Рачки находился карьер для добычи глины.[10] Под асфальтом до сих пор скрываются залежи отменной красной глины.
См. также
Напишите отзыв о статье "Подкопаево (Москва)"
Примечания
- ↑ [kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7701682000 Код памятника 7701682000 на сайте Министерства культуры Российской Федерации.]
- ↑ [fotki.yandex.ru/users/ser02020/view/239201/?page=0 Письмо из Управы Басманного района]
- ↑ Аввакумов Н. М. Хитровская площадь — прошлое, настоящее, будущее. // [terraplan.ru/arhiv/48-2-26-2010/825-568.html Журнал "Территория и планирование". № 2(26) 2010.] илл. С. 67—68 ISSN 2074—2037.
- ↑ [gpinfo.mka.mos.ru/ Достопримечательное место «Хитровка» в Генеральном плане развития города Москвы (см. книга 2 стр. 556) на сайте Комитета по архитектуре и градостроительству города Москвы]
- ↑ Мокеев Г. Я. Копай городок и Подкопаево. // Мо́сковь. М., 2007. С.42
- ↑ 1 2 [www.krotov.info/acts/16/possevino/tipograf3.html Полное собрание русских летописей, т. XXIV, М.: Языки русской культуры, 2000]
- ↑ Бойцов И. А. Реконструкция ландшафтов средневековой Москвы. В кн.: Природа, № 4. М., 1997 [www.rusarch.ru/boitsov2.htm публикация на сайте РусАрх]
- ↑ 1 2 Кондратьев И. К. Седая старина Москвы. М., 1893 [www.rusarch.ru/kondratiev1.htm публикация на сайте РусАрх].
- ↑ Нилус С. А. На берегу Божьей реки. Сергиев Посад, 1911 // [www.hram-podkopai.ru/predanie-o-chude-v-podkopajah.html публикация на сайте церкви Николая Чудотворца в Подкопаях]
- ↑ Сытин П. В. — Откуда произошли названия улиц Москвы. — М., Московский рабочий, 1959. С.238.
Литература
- Карпова М. Г. Церковь святителя Николая в Подкопаях. // Церковная археология Москвы. Храмы и приходы Ивановской горки и Кулишек. — Под общей редакцией доктора искусствоведения Баталова А. Л. — М., 2006. С. 136—154 ISBN 5-91150-014-0
- Мокеев Г. Я. Копай городок и Подкопаево. // Мо́сковь. М., 2007. С.40-43 [hitrovka.livejournal.com/216074.html].
Отрывок, характеризующий Подкопаево (Москва)
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
