Подмосковные вечера

«Подмосковные вечера» — широко известная советская песня послевоенного времени, сохраняющая многочисленных почитателей и по сей день. Написана композитором Василием Соловьёвым-Седым на слова Михаила Матусовского.

История создания

В 1955 году на московской студии документальных фильмов начали монтировать картину «В дни спартакиады» — о Спартакиаде народов РСФСР. Дабы разнообразить фильм, было решено вставить в него лирическую песню.

Заказ дали творческому дуэту — поэту Михаилу Матусовскому и композитору Василию Соловьеву-Седому. Звонок застал авторов на даче в Комарово. Было жарко, заниматься сочинительством авторам не хотелось, к тому же они понимали, что фильм проходной. Но не хотелось и мимо денег пройти.

Вот тогда Соловьёв-Седой порылся в ящиках стола и извлек лист с написанной двумя годами ранее мелодией, навеянной тихим летним ленинградским вечером, покоем, близостью любимого человека. Впрочем, композитор тогда счёл её неудачной, потому и отложил. Михаил Матусовский набросал слова. Так появилась песня «Ленинградские вечера». По мысли авторов фильма песня должна была прозвучать на фоне кадров Подмосковья, где спортсмены отдыхают на спортбазе, набираясь сил перед ответственными стартами, и Матусовский «ленинградские» вечера сделал «подмосковными». Мелодию тоже чуть изменили, после чего авторы отправились с песней в Москву.

Художественный совет киностудии принял песню в штыки: и слова скучные, и музыка не очень выразительная. Как вспоминала впоследствии вдова поэта Евгения Матусовская, расстроенные авторы вышли после обсуждения и Соловьёв-Седой сказал: «Михей, наверное, они правы. Будем считать, что это наша неудача». Тем не менее, песню приняли — исключительно по той причине, что другую написать уже никто не успевал.

Исполнить «Подмосковные вечера» предлагали популярнейшему в то время певцу Марку Бернесу. Музыка ему показалась «ничего», а о словах он сказал так: «Ну, и что это за песня, которая слышится и не слышится? А что это за речка — то движется, то не движется?». А прочитав слова «что ж ты, милая, смотришь искоса, низко голову наклоня», расхохотался и сказал: «Ребята, я бы от такого взгляда девушки тоже онемел, как и ваш герой».

Нашли другого певца. Его исполнение авторам не нравилось. В итоге песню исполнил не профессиональный певец, а актёр Московского художественного театра Владимир Трошин.

Фильм, где песня прозвучала лишь как фон, как и предполагалось, не имел никакой популярности, но фонограмму с песней однажды прокрутили по радио… После этого почтальоны стали приносить в Радиокомитет тюки писем: пожалуйста, повторите снова песню о речке, которая движется и не движется, и вся из лунного серебра. Песню повторили. Количество тюков с письмами удвоилось, потом утроилось…

В 1957 году песня «Подмосковные вечера» в исполнении Владимира Трошина стала торжественной песней Московского фестиваля молодёжи и студентов. Полной неожиданностью для Соловьёва-Седого стало присуждение ему Первой премии и Большой Золотой медали фестиваля за «Подмосковные вечера».

С тех пор «Подмосковные вечера» не только стали хорошо знакомы каждому советскому человеку, но и за рубежом снискали себе славу одной из наиболее известных советских и российских песен. В 1960 году эту песню по просьбе президента Индонезии Сукарно пела для Никиты Хрущева, посетившего Индонезию с официальным визитом, индонезийская певица Титик Пуспа, выучившая слова на русском языке.

Песня была перепета на многих языках — итальянском («Le serate a Mosca», «Mezzanotte a Mosca», «Tempo di mughetti»)^{[нет в источнике]}К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан), французском («Les nuits de Moscou» и «Le temps du muguet»)^{[нет в источнике]}К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан), английском («Midnight in Moscow» или «Moscow Nights»)^{[нет в источнике]}К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан), испанском («Noches de Moscú»)^{[нет в источнике]}К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан), шведском («En natt i Moskva»)^{[нет в источнике]}К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан), венгерском («Moszkvai esték»)^{[нет в источнике]}К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан), китайском (莫斯科郊外的晚上^{[нет в источнике]}К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)), японском^{[нет в источнике]}К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) и финском (Juha Suominen «Moskovan illat»)^{[нет в источнике]}К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан), а также на ивритe («לילות מוסקבה»).

В 1965 году по песне снят мультфильм «Песня летит по свету» (режиссёр Анатолий Каранович). В мультфильме кроме русского текста песни звучат фрагменты переводов на французский, испанский и немецкий языки.

В 1964 году Анатолий Соловьяненко исполнил «Подмосковные вечера» (в переводе «Le serate a Mosca») в итальянском песенном конкурсе «Napoli contro tutti» и занял третье место.

Также первые такты мелодии используются в качестве позывных Радио «Маяк». Также в течение всего века мелодией заканчивался каждый час эфира радиостанции Голос России^{[нет в источнике]}К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) на английском языке.

Было сделано множество аранжировок песни в различных жанрах. Одна из наиболее известных — джазовая версия Кенни Болла «Midnight in Moscow» (1961).

В телепередаче 2000-х гг.,^{[какой?]} посвященной юбилею многолетнего главы советских композиторов Тихона Хренникова, последний сказал: "Он (Соловьев-Седой) обогнал меня. Мы оба шли к этой мелодии, к этой песне, через полгода-год эту песню написал бы я". Как полагает культуролог С. Борисов, эта фраза свидетельствует о наличии в мелодии песни "Подмосковные вечера" не субъективно-личностных черт художественного мира Соловьева-Седого, а некоего труднонаходимого звукосочетания, имеющего объективный общеевропейский музыкальный смысл и могущего в принципе быть вычисленным, выявленным (как философский камень) любым русским композитором.

В издании к 25-летнему юбилею альбома Fireball рок-группы Deep Purple звучит мелодия "Подмосковных вечеров" (авторы: Sedoi / V.P.Soloviev)

В альбоме немецкой группы U.D.O. Holy в песне «Shout it Out» в качестве соло звучит мелодия этой песни.

В компьютерной игре Metro 2033 на станциях, которые контролируют коммунисты, звучат мотивы этой мелодии в исполнении музыкального коллектива Anthesteria.

Анализ

«Народный характер» поэзии придаёт стилизация в духе кольцовского пятисложника, впрочем, полностью проигнорированная Соловьёвым-Седым, озвучившим стих в обычном (для песни) двухдольном метре.

См. также

• Огней так много золотых

Ссылки

• Елена Михайлина. [ag-cinemusic.narod.ru/Podm_vech.htm Что ж ты, милая, смотришь искоса…] // «Московский комсомолец», 12 июля 2006
• [www.youtube.com/watch?v=CC0wsBzHrzc Подмосковные вечера] на YouTube
• [rutube.ru/tracks/3104515.html Подмосковные вечера в исполнении президента Китая]
• [www.historyonesong.com/category/historyonesong/podmoskovnie_vechera/ История одной песни]

Отрывок, характеризующий Подмосковные вечера

Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.