Подобед, Порфирий Артемьевич
| Порфирий Артемьевич Подобед | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Дата смерти: | |
| Гражданство: | |
| Профессия: | |
Порфирий Артемьевич Подобед (3 (16) октября 1886 — 9 ноября 1965) — русский советский актёр и режиссёр.
Биография
Родился 3 (16) октября 1886 года. Получил военное образование. В 1908 году окончил Морской кадетский корпус. Корабельным гардемарином участвовал в спасении пострадавших от разрушительного Мессинского землетрясения. Мичман (1909 год). Произведён в лейтенанты 6 декабря 1912 года.
После революции принимал участие в Гражданской войне на стороне красных. Служил в Волжской военной флотилии, был работником штаба командующего Морскими силами Республики Александра Нёмитца.
Сотрудник Московского Художественного театра — управляющий делами и заведующий художественной частью театра в 1918—1919 и 1921—1926 годах. Один из активных организаторов мемориального музея.
С 1919 года учился в Первой госкиношколе (ныне ВГИК), затем — в мастерской Льва Кулешова. Дебютировал как киноактёр в комедии своего учителя «Необычайные приключения мистера Веста в стране большевиков» (1924). Сорежиссёр в фильме Якова Протазанова «Марионетки» (1934), второй режиссёр в его же фильме «Салават Юлаев» (1940).
Параллельно занимался преподаванием (1920—1939). С 1942 года работал на киностудии «Центрнаучфильм».
Умер 9 ноября 1965 года. Похоронен на 4 участке Армянского кладбища в Москве.
Фильмография
Актёрские работы
- 1924 — Необычайные приключения мистера Веста в стране большевиков — мистер Джон С. Вест
- 1925 — Луч смерти — инженер-изобретатель
- 1926 — По закону — Детчи
- 1927 — Земля в плену
- 1929 — Живой труп
- 1932 — Горизонт — Ден
Режиссёр
- 1934 — Марионетки (совместная работа с режиссёром Яковом Протазановым)
- 1940 — Салават Юлаев (второй режиссёр)
- 1956 — Цех-автомат (десятиминутная документальная лента о производстве подшипников)
Напишите отзыв о статье "Подобед, Порфирий Артемьевич"
Ссылки
- [www.petergen.com/publ/omsn211.shtml Список офицерских чинов русского императорского флота]
Отрывок, характеризующий Подобед, Порфирий Артемьевич
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
