Подозрение (фильм, 1941)
| Подозрение | |
| Suspicion | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер |
Гарри Э. Эдингтон |
| Автор сценария |
Самсон Рафаэлсон |
| В главных ролях | |
| Оператор |
Гарри Стрэдлинг-старший |
| Композитор | |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
99 мин. |
| Бюджет |
$1 800 000 |
| Страна | |
| Язык |
Английский |
| Год | |
| IMDb | |
«Подозрение» (англ. Suspicion) — психологический триллер Альфреда Хичкока, снятый в 1941 году по детективному роману Фрэнсиса Айлза «Перед фактом» (1932).
Содержание
Сюжет
Лина, дочь отставного английского генерала, живёт в шикарном сельском особняке с родителями. Её стеснительность в общении с противоположным полом даже на руку последним — они надеются, что дочь так и не выйдет замуж и будет всю жизнь присматривать за ними. Лина мечтает вырваться из затхлого мирка отцовского дома — и тут на горизонте появляется бесшабашный повеса Джонни Эйсгарт. Ему ничего не стоит вскружить девушке голову и увезти её от родителей в Лондон.
По возвращении из свадебного путешествия к Лине приходит отрезвление. У супруга нет ни гроша за душой, он поглощён азартными играми и намерен жить за счёт денег её отца. Женщина разрывается между любовью к Джонни и подозрением, что ради денег он способен пойти на любое преступление — может быть, даже убить её саму…
В ролях
- Джоан Фонтейн — Лина
- Кэри Грант — Джонни Эйсгарт
- Седрик Хардвик — генерал МакЛейдлоу
- Найджел Брюс — Бики
- Мэй Уитти — миссис МакЛейдлоу
- Изабель Джинс — миссис Ньюшем
- Хэзер Эйнджел — горничная Этель
- Ориол Ли — Изабель
- Реджинальд Шеффилд — Реджи Уэзерби
- Лео Дж. Кэрролл — капитан Джордж Мелбек
Съёмочная группа
- Режиссёр: Альфред Хичкок
- Сценаристы: Самсон Рафаэлсон, Джоан Харрисон, Альма Ревиль
- Оператор: Гарри Стрэдлинг-старший
- Художник: Ван Нест Полглэйс
- Продюсер: Гарри Э. Эдингтон
- Композитор: Франц Уаксман
- Монтаж: Уильям Хемилтон
Варианты сценария
В конце 1930-х годов студия RKO приобрела права на экранизацию романа «Перед фактом» и поручила писателю Натаниэлу Уэсту подготовить сценарий. Однако Хичкок согласился снимать фильм только при условии, что будет использован сценарий, написанный его женой Альмой и ассистенткой Джоан Харрисон. Неиспользованный сценарий Уэста впоследствии был опубликован в собрании его сочинений.
Я придумал такую сцену. Кэри Грант несет жене стакан отравленного молока — как раз в тот момент, когда она заканчивает письмо матери: «Дорогая мамочка, я отчаянно люблю его, но не хочу жить с убийцей. Пусть сама я умру, но общество следует оградить». Тут входит Кэри Грант с роковым стаканом и Джоан Фонтейн произносит: «Не отправишь ли это письмо маме, дорогой?» Она выпивает молоко и умирает. Наплыв и короткий кадр: Кэри Грант, беспечно насвистывая, подходит к почтовому ящику и бросает в щель письмо.
Задуманная Хичкоком концовка соответствовала финалу романа[2]. Посмотрев фильм, продюсеры пришли в ужас. С их точки зрения, персонаж Гранта не мог быть убийцей, так как это шло вразрез с его героическим амплуа. По возвращении из командировки в Нью-Йорк режиссёр обнаружил фильм сокращённым по указанию продюсера до 55 минут. После долгих споров в последний момент родилась концовка с хэппи-эндом, которая и вошла в окончательную версию фильма. В своих интервью Хичкок не раз жаловался на то, что надуманная счастливая развязка совершенно не вяжется со всем предыдущим ходом повествования.
Из-за спорного финала «Подозрение» принято относить к художественным неудачам Хичкока, хотя критик Дэйв Кер, к примеру, считает имеющуюся концовку неожиданной и удачной[3], а Франсуа Трюффо убеждён, что фильм с таким финалом более правдоподобен, чем книга «о женщине, смиряющейся с фактом, что муж намерен её убить»[1].
Музыка
Хрестоматийный эпизод: Лина как кролик на удава смотрит на стакан молока, который несет ей Джон. В стакане, уверены и она, и зрители, яд. На самом деле в стакане лампочка, которую поместил туда хитрюга Хичкок. Поэтому стакан, да еще и сделанный в три раза больше обычного, буквально приковывает к себе внимание.
Для характеристики Джонни Эйсгарта как Джекила и Хайда в одном лице был использован штраусовский вальс «Венская кровь». Эта жизнерадостная мелодия сопровождает романтические сцены в начале фильма. Когда же в голову Лины закрадываются сомнения в благородных побуждениях супруга, тот же вальс звучит в замедленном темпе, что придаёт ему довольно зловещий оттенок.
Награды и номинации
«Подозрение» — единственный фильм Хичкока, который принёс одному из актёров премию «Оскар». Некоторые критики, впрочем, полагают, что «Оскар», присуждённый Джоан Фонтейн, следовало бы отдать Кэри Гранту[3]. Роль раздвоенного Джонни, одновременно «обаяшки» и потенциального убийцы, — одна из самых сложных в его актёрской карьере[5].
- 1941 — Премия Нью-Йоркских кинокритиков лучшей актрисе года (Джоан Фонтейн).
- 1942 — Премия «Оскар» за лучшую женскую роль (Джоан Фонтейн), а также номинации за лучший фильм и за лучшую музыку к драматическому фильму (Франц Ваксман).
Напишите отзыв о статье "Подозрение (фильм, 1941)"
Примечания
- ↑ 1 2 Цитируется по книге бесед Хичкока с Франсуа Трюффо
- ↑ [www.allrovi.com/movies/movie/suspicion-v48029/review Suspicion — Review — AllRovi]
- ↑ 1 2 [www.chicagoreader.com/chicago/suspicion/Film?oid=1063744 Suspicion | Chicago Reader]
- ↑ [kommersant.ru/doc/916923 Ъ-Weekend - "Подозрение" (Suspicion, 1941)]
- ↑ [www.timeout.com/film/reviews/75695/suspicion.html Suspicion Review. Movie Reviews — Film — Time Out London]
Ссылки
- «Подозрение» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.allmovie.com/movie/v48029 Подозрение] (англ.) на сайте allmovie
| ||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Подозрение (фильм, 1941)
«Погибла ли я для любви князя Андрея или нет? спрашивала она себя и с успокоительной усмешкой отвечала себе: Что я за дура, что я спрашиваю это? Что ж со мной было? Ничего. Я ничего не сделала, ничем не вызвала этого. Никто не узнает, и я его не увижу больше никогда, говорила она себе. Стало быть ясно, что ничего не случилось, что не в чем раскаиваться, что князь Андрей может любить меня и такою . Но какою такою ? Ах Боже, Боже мой! зачем его нет тут»! Наташа успокоивалась на мгновенье, но потом опять какой то инстинкт говорил ей, что хотя всё это и правда и хотя ничего не было – инстинкт говорил ей, что вся прежняя чистота любви ее к князю Андрею погибла. И она опять в своем воображении повторяла весь свой разговор с Курагиным и представляла себе лицо, жесты и нежную улыбку этого красивого и смелого человека, в то время как он пожал ее руку.Анатоль Курагин жил в Москве, потому что отец отослал его из Петербурга, где он проживал больше двадцати тысяч в год деньгами и столько же долгами, которые кредиторы требовали с отца.
Отец объявил сыну, что он в последний раз платит половину его долгов; но только с тем, чтобы он ехал в Москву в должность адъютанта главнокомандующего, которую он ему выхлопотал, и постарался бы там наконец сделать хорошую партию. Он указал ему на княжну Марью и Жюли Карагину.
Анатоль согласился и поехал в Москву, где остановился у Пьера. Пьер принял Анатоля сначала неохотно, но потом привык к нему, иногда ездил с ним на его кутежи и, под предлогом займа, давал ему деньги.
Анатоль, как справедливо говорил про него Шиншин, с тех пор как приехал в Москву, сводил с ума всех московских барынь в особенности тем, что он пренебрегал ими и очевидно предпочитал им цыганок и французских актрис, с главою которых – mademoiselle Georges, как говорили, он был в близких сношениях. Он не пропускал ни одного кутежа у Данилова и других весельчаков Москвы, напролет пил целые ночи, перепивая всех, и бывал на всех вечерах и балах высшего света. Рассказывали про несколько интриг его с московскими дамами, и на балах он ухаживал за некоторыми. Но с девицами, в особенности с богатыми невестами, которые были большей частью все дурны, он не сближался, тем более, что Анатоль, чего никто не знал, кроме самых близких друзей его, был два года тому назад женат. Два года тому назад, во время стоянки его полка в Польше, один польский небогатый помещик заставил Анатоля жениться на своей дочери.
Анатоль весьма скоро бросил свою жену и за деньги, которые он условился высылать тестю, выговорил себе право слыть за холостого человека.
Анатоль был всегда доволен своим положением, собою и другими. Он был инстинктивно всем существом своим убежден в том, что ему нельзя было жить иначе, чем как он жил, и что он никогда в жизни не сделал ничего дурного. Он не был в состоянии обдумать ни того, как его поступки могут отозваться на других, ни того, что может выйти из такого или такого его поступка. Он был убежден, что как утка сотворена так, что она всегда должна жить в воде, так и он сотворен Богом так, что должен жить в тридцать тысяч дохода и занимать всегда высшее положение в обществе. Он так твердо верил в это, что, глядя на него, и другие были убеждены в этом и не отказывали ему ни в высшем положении в свете, ни в деньгах, которые он, очевидно, без отдачи занимал у встречного и поперечного.
Он не был игрок, по крайней мере никогда не желал выигрыша. Он не был тщеславен. Ему было совершенно всё равно, что бы об нем ни думали. Еще менее он мог быть повинен в честолюбии. Он несколько раз дразнил отца, портя свою карьеру, и смеялся над всеми почестями. Он был не скуп и не отказывал никому, кто просил у него. Одно, что он любил, это было веселье и женщины, и так как по его понятиям в этих вкусах не было ничего неблагородного, а обдумать то, что выходило для других людей из удовлетворения его вкусов, он не мог, то в душе своей он считал себя безукоризненным человеком, искренно презирал подлецов и дурных людей и с спокойной совестью высоко носил голову.
У кутил, у этих мужских магдалин, есть тайное чувство сознания невинности, такое же, как и у магдалин женщин, основанное на той же надежде прощения. «Ей всё простится, потому что она много любила, и ему всё простится, потому что он много веселился».
Долохов, в этом году появившийся опять в Москве после своего изгнания и персидских похождений, и ведший роскошную игорную и кутежную жизнь, сблизился с старым петербургским товарищем Курагиным и пользовался им для своих целей.
Анатоль искренно любил Долохова за его ум и удальство. Долохов, которому были нужны имя, знатность, связи Анатоля Курагина для приманки в свое игорное общество богатых молодых людей, не давая ему этого чувствовать, пользовался и забавлялся Курагиным. Кроме расчета, по которому ему был нужен Анатоль, самый процесс управления чужою волей был наслаждением, привычкой и потребностью для Долохова.
Наташа произвела сильное впечатление на Курагина. Он за ужином после театра с приемами знатока разобрал перед Долоховым достоинство ее рук, плеч, ног и волос, и объявил свое решение приволокнуться за нею. Что могло выйти из этого ухаживанья – Анатоль не мог обдумать и знать, как он никогда не знал того, что выйдет из каждого его поступка.
– Хороша, брат, да не про нас, – сказал ему Долохов.
– Я скажу сестре, чтобы она позвала ее обедать, – сказал Анатоль. – А?
– Ты подожди лучше, когда замуж выйдет…
– Ты знаешь, – сказал Анатоль, – j'adore les petites filles: [обожаю девочек:] – сейчас потеряется.
– Ты уж попался раз на petite fille [девочке], – сказал Долохов, знавший про женитьбу Анатоля. – Смотри!
– Ну уж два раза нельзя! А? – сказал Анатоль, добродушно смеясь.
Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.
