Подозрительные лица

Подозрительные лица
The Usual Suspects
Жанр	триллер, детектив
Режиссёр	Брайан Сингер
Продюсер	Майкл Макдоннелл Брайан Сингер
Автор сценария	Кристофер Маккуорри
В главных ролях	Гэбриэл Бирн Стивен Болдуин Кевин Поллак Кевин Спейси Бенисио дель Торо
Оператор	Ньютон Томас Сигел
Композитор	Джон Оттман
Кинокомпания	PolyGram Filmed Entertainment
Длительность	106 мин.
Бюджет	6 млн $
Сборы	23 млн $ (в США)
Страна	США
Год	1995
IMDb	ID 0114814
Выход фильма «Подозрительные лица» (оригинальное название — The Usual Suspects)

К:Фильмы 1995 года

«Подозрительные лица» или «Обычные подозреваемые» (англ. The Usual Suspects) — независимый детективный кинофильм 1995 года режиссёра Брайана Сингера в жанре неонуар. Широко признан одним из стилеобразующих фильмов 1990-х годов. Стабильно занимает высокое место в списке 250 лучших фильмов по версии IMDb. Американский институт кино в 2008 г. включил его в десятку наиболее значимых детективов в истории Голливуда.

Сюжет

Сюжет фильма представлен в нескольких временных плоскостях. В начале показано, как человек по имени Кайзер стреляет в раненого по имени Китон, а потом поджигает корабль, на котором происходит разговор. Весь последующий хронометраж фильма посвящён распутыванию истории, которая привела к этой сцене, и установлению личности Кайзера.

Как можно понять из последующих сцен, после взрыва корабля на причале было найдено 27 трупов. Уцелело только двое человек — сильно обгоревший венгерский нелегал, который медленно приходит в сознание в больнице под присмотром агента ФБР Баэра, и частично парализованный мошенник по прозвищу Болтун, мелкая сошка, которого допрашивает агент Куйан. По указанию окружного прокурора Болтун будет отпущен в обмен на содействие следствию. Бо́льшая часть фильма состоит из воспоминаний Болтуна, которые представлены во флешбэках.

Болтун рассказывает о том, что он как-то был приглашён в полицейский участок в качестве статиста при опознании. Четверо статистов с криминальным прошлым, которые принимали участие в опознании помимо него, были оставлены на ночь в одной камере (впоследствии станет ясно, что их встреча была заранее подстроена). Там у них созрел план разбойного нападения на машину нечистых на руку полицейских. Неформальным главой группы становится Дин Китон — бывший полицейский, некогда осуждённый за «грязные делишки» и теперь безуспешно пытающийся наладить легальный бизнес.

После успеха нападения на полицейскую машину подельники отправляются из Нью-Йорка в Лос-Анджелес, чтобы сбыть награбленное. Покупатель предлагает им напасть на торговца драгоценностями. В перестрелке погибают несколько человек, а в кейсе жертвы подельники обнаруживают не драгоценности, а наркотики. Вскоре к ним является некий адвокат Кобаяси, предлагая опасную работу — взорвать корабль с грузом кокаина на 91 миллион долларов, который аргентинская мафия продает венгерской; деньги они могут оставить себе. Кобаяси шантажирует всех пятерых нападением на лжеювелира, а кроме того вручает всем пятерым подробнейшее досье на них самих и близких им людей, угрожая жестоким возмездием со стороны своего босса — Кобаяси, по его словам, работает на легендарного турецкого гангстера Кайзера Созе, про которого все слышали, но никто не видел в глаза. Многие считают Кайзера легендой, выдуманной для отвода глаз. По слухам, Кайзер — «дьявол во плоти» — самолично пристрелил жену и детей, когда они оказались в заложниках у его конкурентов из Венгрии. Все пятеро в разное время перешли Кайзеру дорогу, сорвав мелкие операции — по словам Кобаяси, они живы только потому, что не знали, с кем имеют дело, но за ними долг, который теперь нужно погасить. Из пятерых пойти на дело отказывается только Фенстер — и наутро его обезображенное тело находят на пляже.

Подельники отказываются работать на Кайзера и пытаются «убрать» Кобаяси, но тот хладнокровно заявляет, что подстраховался — и действительно, в его офисе оказывается любовница Китона, которую в случае срыва операции изнасилуют и убьют. Кобаяси грозит, что то же самое сделает с близкими остальных.

Наступает ночь, назначенная для налёта. Трое подельников направляются на корабль, а Болтуна как калеку Китон оставляет «на шухере». Один из налетчиков застрелен у машины с деньгами, другой получает нож в спину, а в Китона кто-то стреляет с верхней палубы. Калека становится невольным свидетелем сцены убийства Китона, с которой начинался фильм. Между тем допрашивающий вынужден прервать его повествование — ему сообщают, что среди погибших на корабле был единственный человек, знавший в лицо неуловимого Кайзера Созе.

С поступлением этой информации в голове агента Куйана всё встаёт на свои места. Кокаин в ночной разборке был лишь прикрытием, истинной целью Кайзера было уничтожение ценного свидетеля, который мог вывести полицию на его след. Агент убеждён, что Кайзер и Китон — одно лицо. Он давно расследует тёмное прошлое Китона и знает, что однажды ему уже удалось инсценировать собственную гибель. Изумлённому Болтуну он сообщает, что его использовали, что вся перестрелка была подстроена Китоном с единственной целью — оставить в лице Болтуна того свидетеля, который убедит полицию в его гибели.

Потрясённого услышанным рассказчика отпускают на волю, а агент докладывает о своих подозрениях начальнику. Его взгляд падает на доску с именами разыскиваемых преступников — и на ней он обнаруживает названия всех тех мест, которые звучали в рассказе Болтуна. Он в шоке выпускает из рук чашку с кофе, она падает на пол — на одном из черепков красуется имя японского производителя керамики «Кобаяси». В ушах агента звучат обрывки из рассказа калеки, в которых упоминаются эти имена. Он вспоминает, что калека не сразу рассказал ему и про Кайзера, и про то, что на корабле не было кокаина, — он сам вытянул из него эти сведения.

В это время на полицейский факс приходит описание внешности Кайзера, составленное по словам раненого венгерского нелегала. Сомневаться не приходится: Болтун — это и есть Кайзер, и вся его история сымпровизирована в этой самой комнате на основе тех предметов, на которые падал его взгляд. Агент выбегает на улицу, но мнимый калека уже успел свернуть за угол. Делая несколько шагов, испуганный неудачник Болтун неуловимо превращается в уверенного в себе мужчину с волевым властным лицом. Симптомы болезненности пропали, он уверенно зажигает сигарету — той самой зажигалкой, которая была в руках Кайзера в начале фильма. Он садится в машину, за рулём которой человек, фигурировавший в его рассказе как Кобаяси, и скрывается.

В ролях

Актёр	Роль
Кевин Спейси	Роджер «Болтун» Кинт Роджер «Болтун» Кинт
Чезз Палминтери	Дэйв Куйан агент Дэйв Куйан
Гэбриэл Бирн	Дин Китон Дин Китон
Стивен Болдуин	Майкл Макманус Майкл Макманус
Кевин Поллак	Тодд Хокни Тодд Хокни
Бенисио дель Торо	Фред Фенстер Фред Фенстер
Пит Постлетуэйт	Кобаяси мистер Кобаяси
Питер Грин	Редфут Редфут
Джанкарло Эспозито	Джек Баер агент ФБР Джек Баер
Дэн Хедайя	Джеффри Рабин сержант Джеффри Рабин
Сьюзи Эмис	Эди Финнеран Эди Финнеран

Работа над фильмом

Кевин Спейси договорился поработать с Сингером после просмотра его дебютного фильма «Общественный доступ». На фестивале «Сандэнс» на вопрос репортёра сценарист Маккуори ответил, что его новый фильм будет о группе преступников, которые встретились как статисты, приглашённые на опознание в полицейский участок. На базе этой идеи — ещё до написания сценария — родился постер к фильму.

Название картине дал попавшийся на глаза Сингеру заголовок журнальной заметки — это цитата из классического фильма «Касабланка». В оригинале цитата звучит Round up the usual suspects, что можно перевести как Начинайте аресты по списку, то есть приказ собирать тех, на кого обычно падает подозрение. Буквальный перевод названия фильма Сингера на русский язык — «Обычные подозреваемые», можно рассматривать вариант «Знакомые всё лица».

При написании сценария Маккуори отталкивался от одной из своих более ранних, неопубликованных работ, герой которой, расправившись с собственным семейством, надолго исчезал из поля зрения преступного мира и полиции. Персонаж Созе основан на личности Джона Листа, убившего в 1971 году свою мать, жену и троих детей и арестованного только в 1989 году. В лос-анджелесской фирме, в которой раньше работал Маккуорри и где он начал обдумывать идею «Подозрительных лиц», работал юрист по имени Keyser Sume. Слово «созе» он почерпнул в англо-турецком разговорнике, оно значит «болтовня» (намёк на прозвище главного героя). Сингер впоследствии описывал «Подозрительные лица» как гибрид «Расёмона» с «Двойной страховкой» (классический нуар). Он также сравнивал структуру фильма с лентами «Гражданин Кейн» и «Магнитные ленты Андерсона».

Съёмки сцены в полицейском участке, когда герои должны произнести фразу «Hand me the keys, you cocksucker», выбились из графика и вывели Сингера из себя. Болдуин и Поллак при съёмках каждого дубля пытались рассмешить Бирна, а Дель Торо испускал газы.

Фильм был снят при относительно небольшом бюджете в 5,5 миллиона долларов всего за 35 дней. По ходу повествования было рассеяно достаточное количество ключей к личности Кайзера, чтобы мотивировать повторные просмотры. Рекламная кампания велась под слоганом «Ты знаешь, кто такой Кайзер Созе?» Впоследствии, получая «Оскар», Кевин Спейси сострил: «Кем бы ни был Кайзер Созе, я могу заверить вас, что сегодня вечером он будет мертвецки пьян».

Реакция

В прокате фильм более чем окупился, собрав только в Северной Америке более 23 миллионов долларов. Респектабельное издание The New York Times опубликовало положительную рецензию на фильм, в которой он сравнивался с «Бешеными псами» Тарантино как потенциально «культовый фильм» при том, что на самом деле это результат холодного расчёта создателей фильма и повествование практически не затрагивает зрительских эмоций. Роджер Эберт, признавая, что запутался в сюжетных перипетиях и был обескуражен неожиданной развязкой, разнёс фильм в пух и прах; впоследствии он включил его в число своих самых нелюбимых фильмов.

Составители онлайн-энциклопедии Allmovie, оценивая «Подозрительные лица» с высоты прошедших лет, назвали его одним из самых совершенных триллеров десятилетия: «Бескомпромиссно стильный и прибавляющий в закрученности с каждой новой сценой, фильм приглашал зрителей разделить замешательство [действующих лиц], попытаться распознать, где тут иллюзия, а где реальность, как будто присутствуя на представлении фокусника».

«Величайший трюк Дьявола состоял в том, чтобы убедить мир, будто он не существует» — произносит по ходу своего рассказа Болтун. В этом бодлеровском афоризме заключён намёк на то, что суперзлодей, вокруг которого сплетена повествовательная канва, вовсе не является городской легендой.

В пародии «Очень страшное кино» (Scary Movie, 2000 год) цитируется концовка «Подозрительных лиц» — запоздалое прозрение главной героини и моментальное преображение подозреваемого из калеки в уверенного, здорового человека.

В пародии «Без вины виноватый» (Wrongfully Accused, 1998 год) есть целая сцена, которая повторяет вкратце фильм, когда герой на ходу выдумывает историю из названий предметов, которые находятся перед его глазами.

Награды и номинации

Награды

• 1995 — две премии Национального совета кинокритиков США: лучший актёрский ансамбль, лучший актёр второго плана (Кевин Спейси)
• 1995 — два приза кинофестиваля в Сиэтле: лучший режиссёр (Брайан Сингер), лучший актёр (Кевин Спейси)
• 1995 — Серебряная награда Токийского кинофестиваля (Брайан Сингер)
• 1996 — две премии «Оскар»: лучший оригинальный сценарий (Кристофер Маккуорри), лучшая мужская роль второго плана (Кевин Спейси)
• 1996 — две премии «Сатурн»: лучший фильм в жанре экшн / приключения, лучшая музыка (Джон Оттман)
• 1996 — две премии BAFTA: лучший оригинальный сценарий (Кристофер Маккуорри), лучший монтаж (Джон Оттман)
• 1996 — премия Эдгара Аллана По за лучший художественный фильм (Кристофер Маккуорри)
• 1996 — две премии «Независимый дух»: лучший сценарий (Кристофер Маккуорри), лучший актёр второго плана (Бенисио дель Торо)

Номинации

• 1996 — номинация на премию «Сатурн» за лучшую режиссуру (Брайан Сингер)
• 1996 — номинация на премию BAFTA за лучший фильм (Брайан Сингер, Майкл МакДоннелл)
• 1996 — номинация на премию «Сезар» за лучший зарубежный фильм (Брайан Сингер)
• 1996 — номинация на премию «Золотой глобус» за лучшую мужскую роль второго плана (Кевин Спейси)
• 1996 — номинация на премию «Независимый дух» за лучшую операторскую работу (Ньютон Томас Сигел)
• 1996 — номинация на премию Гильдии киноактеров США за лучшую мужскую роль второго плана (Кевин Спейси)

Литература

• V., Экслер А. Менеджер Мафии. Путеводитель по гангстерским фильмам I-2004. — М.: Эт Сетера Паблишинг, 2004. — С. 232—237. — 272 с. — ISBN 5-94983-024-5.

Ссылки

• «Подозрительные лица» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.allmovie.com/movie/v133590 Подозрительные лица] (англ.) на сайте allmovie

Отрывок, характеризующий Подозрительные лица

И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
– Да скажите же, наконец, чтобы строились в батальонные колонны и шли в обход деревни, – сердито сказал Кутузов подъехавшему генералу. – Как же вы не поймете, ваше превосходительство, милостивый государь, что растянуться по этому дефилею улицы деревни нельзя, когда мы идем против неприятеля.
– Я предполагал построиться за деревней, ваше высокопревосходительство, – отвечал генерал.
Кутузов желчно засмеялся.
– Хороши вы будете, развертывая фронт в виду неприятеля, очень хороши.
– Неприятель еще далеко, ваше высокопревосходительство. По диспозиции…
– Диспозиция! – желчно вскрикнул Кутузов, – а это вам кто сказал?… Извольте делать, что вам приказывают.
– Слушаю с.
– Mon cher, – сказал шопотом князю Андрею Несвицкий, – le vieux est d'une humeur de chien. [Мой милый, наш старик сильно не в духе.]
К Кутузову подскакал австрийский офицер с зеленым плюмажем на шляпе, в белом мундире, и спросил от имени императора: выступила ли в дело четвертая колонна?
Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому:
– Allez voir, mon cher, si la troisieme division a depasse le village. Dites lui de s'arreter et d'attendre mes ordres. [Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли через деревню третья дивизия. Велите ей остановиться и ждать моего приказа.]
Только что князь Андрей отъехал, он остановил его.
– Et demandez lui, si les tirailleurs sont postes, – прибавил он. – Ce qu'ils font, ce qu'ils font! [И спросите, размещены ли стрелки. – Что они делают, что они делают!] – проговорил он про себя, все не отвечая австрийцу.
Князь Андрей поскакал исполнять поручение.
Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге.
– Хорошо, хорошо, – сказал он князю Андрею и обратился к генералу, который с часами в руках говорил, что пора бы двигаться, так как все колонны с левого фланга уже спустились.
– Еще успеем, ваше превосходительство, – сквозь зевоту проговорил Кутузов. – Успеем! – повторил он.
В это время позади Кутузова послышались вдали звуки здоровающихся полков, и голоса эти стали быстро приближаться по всему протяжению растянувшейся линии наступавших русских колонн. Видно было, что тот, с кем здоровались, ехал скоро. Когда закричали солдаты того полка, перед которым стоял Кутузов, он отъехал несколько в сторону и сморщившись оглянулся. По дороге из Працена скакал как бы эскадрон разноцветных всадников. Два из них крупным галопом скакали рядом впереди остальных. Один был в черном мундире с белым султаном на рыжей энглизированной лошади, другой в белом мундире на вороной лошади. Это были два императора со свитой. Кутузов, с аффектацией служаки, находящегося во фронте, скомандовал «смирно» стоявшим войскам и, салютуя, подъехал к императору. Вся его фигура и манера вдруг изменились. Он принял вид подначальственного, нерассуждающего человека. Он с аффектацией почтительности, которая, очевидно, неприятно поразила императора Александра, подъехал и салютовал ему.
Неприятное впечатление, только как остатки тумана на ясном небе, пробежало по молодому и счастливому лицу императора и исчезло. Он был, после нездоровья, несколько худее в этот день, чем на ольмюцком поле, где его в первый раз за границей видел Болконский; но то же обворожительное соединение величавости и кротости было в его прекрасных, серых глазах, и на тонких губах та же возможность разнообразных выражений и преобладающее выражение благодушной, невинной молодости.
На ольмюцком смотру он был величавее, здесь он был веселее и энергичнее. Он несколько разрумянился, прогалопировав эти три версты, и, остановив лошадь, отдохновенно вздохнул и оглянулся на такие же молодые, такие же оживленные, как и его, лица своей свиты. Чарторижский и Новосильцев, и князь Болконский, и Строганов, и другие, все богато одетые, веселые, молодые люди, на прекрасных, выхоленных, свежих, только что слегка вспотевших лошадях, переговариваясь и улыбаясь, остановились позади государя. Император Франц, румяный длиннолицый молодой человек, чрезвычайно прямо сидел на красивом вороном жеребце и озабоченно и неторопливо оглядывался вокруг себя. Он подозвал одного из своих белых адъютантов и спросил что то. «Верно, в котором часу они выехали», подумал князь Андрей, наблюдая своего старого знакомого, с улыбкой, которую он не мог удержать, вспоминая свою аудиенцию. В свите императоров были отобранные молодцы ординарцы, русские и австрийские, гвардейских и армейских полков. Между ними велись берейторами в расшитых попонах красивые запасные царские лошади.
Как будто через растворенное окно вдруг пахнуло свежим полевым воздухом в душную комнату, так пахнуло на невеселый Кутузовский штаб молодостью, энергией и уверенностью в успехе от этой прискакавшей блестящей молодежи.
– Что ж вы не начинаете, Михаил Ларионович? – поспешно обратился император Александр к Кутузову, в то же время учтиво взглянув на императора Франца.
– Я поджидаю, ваше величество, – отвечал Кутузов, почтительно наклоняясь вперед.
Император пригнул ухо, слегка нахмурясь и показывая, что он не расслышал.
– Поджидаю, ваше величество, – повторил Кутузов (князь Андрей заметил, что у Кутузова неестественно дрогнула верхняя губа, в то время как он говорил это поджидаю ). – Не все колонны еще собрались, ваше величество.