Подольский, Барух

Барух Подольский
ивр. ‏ברוך פודולסקי‏‎
Имя при рождении:	Борис Семёнович Подольский
Род деятельности:	лингвист, лексикограф, специалист в области иврита и семитских языков
Дата рождения:	1940(1940)
Место рождения:	Москва, Россия
Гражданство:	Израиль Израиль
Дата смерти:	21 февраля 2011(2011-02-21)
Место смерти:	Холон, Израиль
Отец:	Семён Моисеевич Подольский
Мать:	Дора Борисовна Кустанович
Супруга:	Лидия Камень
Награды и премии:	Человек Года в категории «Вклад в науку, медицину и образование Израиля». Почётный гражданин города Холон
Сайт:	[www.slovar.co.il var.co.il]

Барух (Борис Семёнович) Подольский (ивр. ‏ברוך פודולסקי‏‎, 1940, Москва — 21 февраля 2011, Холон) — израильский лингвист, лексикограф, ведущий специалист в области иврита и семитских языков. Автор исторической «Краткой грамматики языка иврит», «Большого иврит-русско-ивритского словаря», «Идиш-русского словаря», а также самого крупного сетевого иврит-русско-ивритского словаря.

Биография

Родился в Москве в 1940 году. Мать, Дора Борисовна Кустанович, окончила еврейский педагогический техникум и Московский пединститут на факультете еврейского языка и литературы. После закрытия факультета работала в школе учителем русского языка и литературы. Отец, Семён Моисеевич Подольский, закончил исторический факультет МГУ и преподавал историю в старших классах школы.

В 1941-44 гг. Борис Подольский с семьёй жил на Южном Урале в городе Орске, в 1944 вернулся в Москву.

Отец и мать были большими любителями еврейской культуры, посещали ГОСЕТ, выписывали газету «Эйникайт», имели библиотеку книг на идише.

От матери Барух научился читать на идише. Отец, пользуясь бабушкиным молитвенником, научил его читать также и на иврите.

По окончании школы Барух решил изучать семитские языки. В те годы в Советском Союзе семитологию можно было изучать только в двух местах: в Тбилисском университете, где преподавание велось на грузинском языке, и на Восточном факультете Ленинградского университета. В Ленинграде приём на это отделение был раз в два года, и в тот год приёма не было. Борис Подольский поступил в Институт Восточных языков при МГУ, имея в виду изучать арабский. Однако арабское отделение не было открыто в тот год, и его приняли на отделение хинди.

В 1958 году вместе с родителями за контакты с сотрудниками посольства Израиля и изучение иврита был арестован по обвинению в «антисоветской агитации и пропаганде с использованием национальных предрассудков» (статья 58-10, часть вторая) и «участии в антисоветской организации» (статья 58-11). Отбыл 5 лет заключения в Мордовских лагерях (Дубравлаг). В 1967 году был снова осуждён на два года за сионистскую деятельность.

После многих лет отказа в 1971 году репатриировался с женой в Израиль.

В Израиле

В Израиле Барух Подольский поступил на отделение семитологии Тель-Авивского университета, где закончил первую и вторую степени. Затем последовал докторат по исторической фонетике амхарского языка, изданный в 1991 г. на английском языке («Historical Phonetics of Amharic»).

Совместно с профессором Вениамином Файном создал добровольное товарищество «Тарбут» (ивр. ‏תַרְבּוּת‏‎ — культура) с целью «содействовать еврейскому просвещению в России». В рамках «Тарбут» был издан самоучитель иврита «Живой иврит», пользующийся до сих пор значительной популярностью. Затем написал небольшую «Практическую грамматику языка иврит», которая перепечатывалась множество раз.

Преподавал семитские языки, преимущественно амхарский и древнеэфиопский. Читал курсы лекций по самым разным разделам языкознания, таким как курс языка хинди, карта языков мира, история развития письменностей, фонетика и фонология, фонетика и морфонология современного иврита и многие другие. Писал статьи, выступал на конференциях. Составил сначала маленький, а затем и довольно большой иврит-амхарский словарь. В последние годы жизни успел завершить составление амхарско-ивритского словаря с транскрипцией и индексом обратного перевода. Словарь издан посмертно в Тель-Авиве в 2012 г. Еще находясь в условиях тюремно-лагерного заключения в СССР, сумел собрать и затем вывезти в Израиль материалы по урумскому (греко-татарскому) языку, которые обработал и издал в 1985 г. (Greek Tatar — English Glossary. Wiesbaden, Otto Harrassowitz, 1985).

С 1991 года являлся главным редактором «Большого иврит-русского и русско-ивритского словаря». В результате появился двухтомный словарь, содержащий по 26 тысяч слов в каждом томе. Хотя словарь пользовался большим успехом, д-р Подольский взялся за создание нового иврит-русского словаря. Новый словарь содержит примерно 50 тысяч слов и выражений. В электронной версии (на компакт-диске и онлайн), изготовленной энтузиастами из фирмы ОЛАН, к нему добавили русско-ивритский словарь-индекс, а также все словоформы: спряжение глагола, формы женского рода и множественного числа прилагательных и существительных, сочетания предлогов с местоименными суффиксами. Компакт-диск был выпущен в свет, в 2007 году появился «Новейший иврит-русский словарь» на 50 тысяч слов. В 2010 году появился большой русско-ивритский онлайн-словарь объёмом примерно 65 тысяч слов, подготовленный Б. Подольским.

В последние годы д-р Подольский работал над расширением идиш-русского словаря до 50 тысяч лексических единиц.

Практически до самой смерти преподавал на кафедре иврита и семитских языков Тель-Авивского университета.

В 2004 году был избран «человеком года» в категории «Вклад в науку, медицину и образование Израиля» 9-м каналом израильского телевидения. Почетный гражданин города Холона, в котором жил много лет.

Скончался 21 февраля 2011 года.

Источники

• Барух Подольский. [www.slovar.co.il/life.php Жизнь и похождения Баруха Подольского.]

Ссылки

• [www.slovar.co.il/bpod.php Барух Подольский — о жизни, об иврите и многом другом]
• [www.slovar.co.il/ Большой иврит-русско-ивритский словарь д-ра Баруха Подольского]
• [izrus.co.il/obshina/article/2011-02-21/13474.html Последнее интервью д-ра Баруха Подольского, Галина Маламант, 21.02.2011], портал IzRus

Отрывок, характеризующий Подольский, Барух

– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.