Подольские курсанты

Подольские курсанты — сводные отряды командиров и курсантов военных училищ города Подольск, оборонявшие вместе с 43-й армией юго-западные подступы к Москве в октябре 1941 года в ходе Великой Отечественной войны.

В боях на Ильинском боевом участке под Малоярославцем подольские курсанты под командованием начальника пехотного училища генерал-майора В. А. Смирнова и его помощника по артиллерии полковника И. С. Стрельбицкого уничтожили около 5 тысяч немецких солдат и офицеров, подбили или вывели из строя около 100 танков, потеряв при этом около 2 500 человек.

Оборона

В 1939—1940 годах в Подольске были созданы артиллерийское и пехотное училища. До начала войны в них училось более 3 000 курсантов.

В начале октября 1941 года немецко-фашистские войска начали наступление в направлении Малоярославца. 5 октября они заняли Юхнов и вышли на подступы к Малоярославцу. В обороне советских войск образовалась брешь на Ильинском боевом участке Можайской линии обороны Москвы, которую немцы могли использовать для выхода на Москву.

5 октября около 2 000 курсантов артиллерийского и 1 500 курсантов пехотного училища были сняты с занятий, подняты по тревоге и направлены на оборону Малоярославца. Сводному отряду курсантов была поставлена задача преградить путь немцам на Ильинском боевом участке на 5 — 7 дней, пока не подойдут резервы из глубины страны.

6 октября курсанты прибыли на Ильинский боевой участок и заняли оборону по рекам Лужа и Выпрейка от деревни Лукьяново до Малой Шубинки. В течение нескольких дней курсанты сдерживали наступление немцев, отбив 11 октября атаку многократно превосходящих сил немцев, а 13 октября — атаку с тыла. Немецкие танки подошли с красными флагами, однако обман был раскрыт, а танки — уничтожены.

16 октября немецкие войска захватили оборонительные рубежи на Ильинском боевом участке, и почти все курсанты, державшие оборону на этом участке, погибли. 17 октября командный пункт подольских курсантов был перемещён в Лукьяново. В течение двух дней курсанты обороняли Лукьяново и Кудиново. 19 октября курсанты, оборонявшие Кудиново, были окружены, но сумели выйти из окружения. В тот же день они получили приказ на отход.

20 октября оставшиеся в живых курсанты начали отход для воссоединения с войсками, занимавшими оборону на реке Наре. 25 октября курсанты пешим маршем отправились в Иваново для продолжения обучения.

Увековечение подвига

Начало изучению подвига курсантов в октябре 1941 года было положено в средней школе № 4 города Климовска (ныне гимназия им. Подольских курсантов), где в 1965 году был открыт первый в СССР музей Подольских курсантов. В следующем 1966 году климовские школьники и комсомольцы Подольска совершили многодневный поход по местам боёв курсантов. Итогом этого похода стало сооружение памятника-обелиска на братской могиле курсантов 4-го батальона у деревень Савиново и Васисово Калужской области.

В 1967 году в Подольске появилась улица Подольских курсантов (бывшая 2-я Индустриальная).

В 1975 году 7 мая в Подольске, на пересечении улицы Кирова, Парковой улицы и Архивного проезда воздвигнут памятник курсантам. На следующий день, 8 мая, состоялось открытие памятника и зажжение вечного огня в селе Ильинском. В этот же день в Ильинском был открыт военно-исторический музей «Ильинские рубежи».

В 1985 году 6 мая в Саранске открыт памятник курсантам. В этом же году в день сорокалетия победы у Варшавского шоссе в селе Кудиново также состоялась церемония открытия мемориала.

В 1989 году в Москве 2-й Дорожный проезд переименован в улицу Подольских курсантов.

Подвиг курсантов отображён в художественном фильме «Битва за Москву».

В 1988 году А. Н. Пахмутова написала «Прелюдию Памяти Подольских курсантов», которая была включена в киноэпопею «Битва за Москву».

Памятью курсантам подольских училищ стали также песня А. Н. Пахмутовой и Н. Н. Добронравова «Ты моя надежда, ты моя отрада» и книга С. Е. Михеенкова «Примкнуть штыки».

Их имена в памятниках, названиях улиц городов Подольска, Малоярославца, Бухары, Саранска, Йошкар-Олы и Москвы. 5 школ России носят имя Подольских курсантов: гимназия г. Климовска; средние общеобразовательные школы: № 11 г. Обнинска, № 18 г. Подольска, пос. Щапово Подольского района, села Ильинское Малоярославецкого района.

4 мая 2015 года участниками автопробега в честь 70-летия Победы «Дороги памяти и бессмертия» по инициативе главы города Николая Пестова на здании подольской школы № 18 открыта гранитная мемориальная доска подольским курсантам.

Именем Подольских курсантов в 1990 году назван мост через р. Оку автодороги М2 «Крым».

• Музей Подольских курсантов Гимназии им. Подольских курсантов г. Климовска.JPG

  Музей Подольских курсантов гимназии им. Подольских курсантов г. Климовска после реконструкции. 2012 г.

• Строительство памятника в д. Савиново-Васисово, 1966.jpg

  Строительство первого памятника курсантам у деревень Савиново и Васисово. Июнь-июль 1966 г.

• Открытие памятника в Подольске.jpg

  Открытие памятника в Подольске 7 мая 1975 года

• Курсанты в день открытия памятника в Ильинском.jpg

  Бывшие курсанты на открытии мемориала в Ильинском 8 мая 1975 года

• Памятник курсантам в Ильинском.jpg

  Современный вид памятника в Ильинском

• Памятник в Кудиново.jpg

  Памятник в с. Кудиново

Курсантская ленточка

Акция «Курсантская ленточка» стартовала в гимназии им. Подольских курсантов г. Климовска 27 апреля 2013 года. Курсантская ленточка — символ памяти о подвиге Подольских курсантов.

Акция «Курсантская ленточка» поддержана администрациями г. Подольска и Подольского района, таким образом, ленточки будут распространяться на всей территории Подолья.

Описание ленты

Курсантская ленточка представляет собой отрезок сатиновой ткани длиной 25 см, шириной 3,5 см. На ленте 5 продольных равных по ширине чередующихся полосок — 3 светло-зеленого и 2 красного цветов. На концах ленты аббревиатуры ППУ и ПАУ (Подольское пехотное училище и Подольское артиллерийское училище), над ними — петличные знаки отличия родов войск — пехоты и артиллерии.

В основу цветового решения ленты положена медальная колодка памятного знака «Ветеран Подольских военных училищ. Октябрь 1941», которым награждены все Подольские курсанты.

Геральдическое значение цветов ленты: зелёный цвет — символ надежды, радости, молодости. Красный цвет — символ храбрости, мужества, неустрашимости, крови, пролитой в бою.

Инициатива в проведении акции и разработка памятной ленты принадлежат руководителю музея Подольских курсантов гимназии г. Климовска П. Е. Красновиду.

Фильмография

• Если дорог тебе твой дом (1967, СССР). Реж. Василий Ордынский, автор сценария — Константин Симонов.
• Битва за Москву (1985, СССР, Чехословакия, ГДР, Вьетнам). Реж. Ю. Н. Озеров, в главных ролях: Сталин — Яков Трипольский, Жуков — Михаил Ульянов, Рокоссовский — Александр Голобородько.
• Последний резерв ставки (2004, Россия). Реж. Владимир Новиков, автор сценария — Вячеслав Ерохин. Документальный фильм.
• До свидания, мальчики / Подольские курсанты (2014, Россия). Главный режиссёр: Сергей Крутин. 16-серийный сериал.

Литература

• Михеенков С. Е. «Примкнуть штыки!». — М.: Эксмо, 2009. — 512 с. — (Война. Штрафбат. Они сражались за Родину). — ISBN 978-5-6993-2697-6.
• Панков Д. В., Панков Д. Д. Подвиг подольский курсантов. - М.: Моск. рабочий, 1980. - 120 с.

Ссылки

• [www.eco-kovcheg.ru/ilinskie_rubezhi.html Фото и история Ильинских рубежей — места, где немецкие войска были задержаны на 12 дней.]
• [podolsk.org/kursanty Подольские курсанты.]
• [www.podolsk-news.ru/star-1.php Подольские новости. Подольские курсанты.]
• [web.archive.org/web/20070929105841/www.rustrana.ru/article.php?nid=22322 Сайт]
• [pobeda.mosreg.ru/podolsk_kursant/ Сайт]
• [military-kz.ucoz.org/publ/ww2/a_kalzhanov_zabytyj_podvig_312_j_kazakhstanskoj_divizii_kto_na_samom_dele_ne_pustil_fashistov_k_moskve/6-1-0-59/ Подольские курсанты и 312 казахстанская дивизия.]
• [www.vagankovo.pogost.info/albums/48b/48b-6/CIMG2525.JPG Политрук Подольского арт. уч-ща Постнов Михаил Максимович 1911-07.10.1941 похоронен на 48В участке Ваганьковского кладбища]

Отрывок, характеризующий Подольские курсанты

Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.