Подручный Хадсакера

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Подручный Хадсакера (фильм)»)
Перейти к: навигация, поиск
Подручный Хадсакера
The Hudsucker Proxy
Жанр

эксцентрическая комедия

Режиссёр

Джоэл Коэн

В главных
ролях

Тим Роббинс
Дженнифер Джейсон Ли

Длительность

111 минут

Страна

США

Год

1994

IMDb

ID 0110074

К:Фильмы 1994 года

«Подручный Хадсакера» (другие варианты русского прокатного названия: «Подставное лицо» и «Зиц-председатель»; англ. The Hudsucker Proxy — «замена Хадсакеру», «исполняющий обязанности Хадсакера») — эксцентрическая кинокомедия братьев Коэн, стилизованная под образцы жанра, которые создали в середине века такие режиссёры, как Фрэнк Капра и Говард Хоукс. В работе над фильмом также принимал участие Сэм Рэйми. Главные роли исполнили Тим Роббинс и Дженнифер Джейсон Ли.





Сюжет

В декабре 1958 года Норвиль Барнс (Тим Роббинс), выпускник колледжа из штата Индиана, приезжает в город Нью-Йорк в поисках работы. Из-за отсутствия опыта ему приходится работать курьером в корпорации Хадсакер Индастриз. Президент компании Уоринг Хадсакер внезапно совершает самоубийство прямо на заседании совета директоров, спрыгнув с верхнего этажа небоскрёба. Сидни Джей Мисбургер (Пол Ньюмэн), безжалостный член совета директоров, узнаёт, что доля акций покойного президента будет вскоре выставлена на публичные торги, и составляет план завладеть контрольным пакетом в компании. Для этого ему нужно обрушить курс акций, назначив дилетанта на должность временного президента компании.

Норвиль получает задание доставить Мисбургеру важное письмо Хадсакера — «синее письмо», отправленное им незадолго до самоубийства. Он пользуется этой возможностью, чтобы продемонстрировать Мисбургеру чертёж своего изобретения, над которым он долго работал — простое изображение круга. Решив, что Норвилль — слабоумный, Мисбургер выбирает его как временную замену (англ. proxy) для Хадсакера. Молодой журналистке Эми Арчер (Дженнифер Джейсон Ли), лауреату Пулитцеровской премии, поручают написать статью о Норвилле. Чтобы провести расследование, она нанимается в Хадсакер Индастриз и получает должность его личного секретаря, притворившись выпускницей из Индианы. Ночью она осматривает здание в поисках подсказок и сталкивается с Мозесом, который обслуживает гигантские часы на верхнем этаже башни и утверждает, что «знает всё, что касается Хадсакер». Он рассказывает Эми о плане Мисбургера, но когда она сообщает об этом своему редактору, тот не верит ей.

Совет директоров решает запустить в производство изобретение Норвиля — обруч «Хула-хуп»; они надеются, что это обрушит акции компании. Однако неожиданно обруч становится самым популярным продуктом компании в истории. Норвиль в результате успеха превращается в очередного бесчувственного бизнес-магната. Эми, которая была очарована наивностью Норвиля, в ярости от его нового имиджа и покидает его. Лифтёр Баз предлагает Норвилю своё изобретение — пластиковую трубочку для коктейлей, но тот отвергает его и увольняет База. Уборщик Алоиз случайно выясняет настоящую личность Эми и докладывает Мисбургеру. Тот объявляет Норвилю об увольнении после Нового Года, и одновременно убеждает совет директоров, что Норвиль безумен и его нужно поместить в психиатрическую лечебницу.

На новогоднюю ночь, Эми обнаруживает Норвиля пьющим в баре битников, и пытается помириться. Норвиль в раздражении убегает и его преследует толпа во главе с Базом, которого Мисбургер убедил, что Норвиль украл у него идею хула-хупа. Норвиль прячется на верхнем этаже небоскрёба Хадсакера, переодевается в свою форму курьера и взбирается на крышу. Алоиз не даёт ему спуститься обратно и Норвиль, поскользнувшись, падает с крыши ровно в полночь с ударом курантов. Мозес останавливает часы здания и внезапно случается чудо — время замирает, когда Норвиль находится у самой поверхности. Уоринг Хадсакер появляется в виде ангела и рассказывает, что «синее письмо», которое Норвиль так и не передал Мисбургеру, содержит завещание, которое передаёт все акции Хадсакера его непосредственному преемнику — то есть Норвилю. Мозес справляется с Алоизом и время возобновляет ход, а Норвиль падает на землю невредимый. Эми и Норвиль мирятся.

Начинается 1959 год, и в психиатрическую клинику заключают Мисбургера, а Норвиль работает над новым изобретением для детей — уже знакомым кругом на помятой бумаге, который станет летающим диском.

В ролях

Интересные факты

В фильм включены «пасхальные яйца» - отсылки на другие произведения братьев Коэн:[1]

  • Рабочие в униформе «Hudsucker Industries» появлялись у Коэнов еще в фильме «Воспитание Аризоны» (1984).
  • Песенку, которую распевает глава корпорации Хадсакер, превратившись в Ангела, пели в «Воспитании Аризоны» главные герои, сразу после того, как они похитили ребенка.
  • Персонаж из «Хадсакера» по имени Карл Мант появлялся в фильме «Бартон Финк» (1991).

В предисловии к опубликованному сценарию «Хадсакера» появилось интервью с несуществующим продюсером фильма Джоном Сильвером, который признавался, что с Коэнами было ужасно сложно работать. Помимо прочего фальшивый продюсер утверждал, что хотел бы, чтобы главную мужскую роль, доставшуюся Тиму Роббинсу, исполнил Этан Коэн, а главную женскую роль (Дженифер Джейсон Ли) — Жанна Моро (в 1994 году ей исполнилось 66 лет).

Отзывы

Премьера фильма состоялась на фестивале независимого кино «Сандэнс»; он также участвовал в конкурсе Каннского кинофестиваля. В прокате провалился. Критики увидели единственную задачу создателей фильма в хитроумном сплетении аллюзий и стилизации под любимые ими ленты Голливуда студийной эры. «Один глянец и никакого содержания», — [rogerebert.suntimes.com/apps/pbcs.dll/article?AID=/19940325/REVIEWS/403250301/1023 сетовал в своей рецензии] Роджер Эберт.

Напишите отзыв о статье "Подручный Хадсакера"

Примечания

  1. [web.archive.org/web/20100511013913/www.horosheekino.ru/THE_HUDSUCKER-PROXY.htm О Фильме «И. О. Хадсакера / The Hudsucker Proxy»]

Ссылки

В Викицитатнике есть страница по теме
Подручный Хадсакера

Отрывок, характеризующий Подручный Хадсакера

– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.