Подчашинский, Кароль

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кароль Подчашинский

Евангелическо-реформатская церковь в Вильнюсе
Основные сведения
Страна

Российская империя

Дата рождения

7 ноября 1790(1790-11-07)

Место рождения

Жирмуны (ныне Лидский район,Гродненская область)

Дата смерти

19 апреля 1860(1860-04-19) (69 лет)

Место смерти

Вильно

Работы и достижения
Работал в городах

Вильно

Архитектурный стиль

классицизм

Реставрация памятников

Костёл Святых Иоаннов

Ка́роль Подча́шинский (польск. Karol Podczaszyński, лит. Karolis Podčašinskis; 7 ноября 1790, Жирмуны Лидского повета, ныне Белоруссия — 19 апреля 1860, Вильно) — архитектор, представитель классицизма, профессор Виленского университета.





Биография

Отец — Ян Подчашинский, теоретик архитектуры. Кароль Подчашинский учился в Виленском университете (1813). Совершенствовался в Санкт-Петербурге в Академии художеств (18141816), в Париже (18171819).

Профессор Виленского университета, заведующий кафедрой архитектуры Виленского университета (18191832).

Похоронен на кладбище Росса в Вильне. Могила не сохранилась.

Произведения

Перестроил интерьер Аулы (Колонного зала) в здании университета. Другой работой Подчашинского как архитектора-интерьериста стал нынешний профессорский читальный зал на третьем этаже в библиотеке Вильнюсского университета. Ещё в 1806 году архитектор императорского Виленского университета Михал Шульц реконструировал это помещение в зал для для минералогического музея. В 18191822 годах Подчашинский создал потолок с глубокими кессонами с розетками и фриз с орнаментом листьев аканта на синем фоне[1]. Закрашенный позднее фриз был восстановлен при реконструкции в 1919 году профессором Университета Стефана Батория Фердинандом Рущицом. Ещё позднее классицистский декор зала был восстановлен в 1970 году, когда стенам был возвращён первоначальный серый цвет[2].

К важнейшим работам Подчашинского в ансамбле Вильнюсского университета историки архитектуры относят реконструкцию костёла Святых Иоаннов в Вильне. В 1826 году он создал ряд новых элементов интерьера (деревянный амвон, украшенный позолоченной резьбой, и другие). В 18271829 годах Подчашинский перестроил южный фасад костёла Св. Иоаннов, выходящий на улицу Иоанна (ныне Швянто Йоно, Švento Jono g.), в формах позднего классицизма. В плоскости фасада были выделены два яруса, нижний членился нишами, верхний — парами арок между пилястрами. Центр акцентирован портиком с четырьмя коринфскими колоннами. Существенные изменения были внесены Подчашинским в интерьер костёла. Таким образом храм, архитектурный облик которого сформировался в эпоху готики и барокко, был дополнен элементами классицизма[1]. Кроме того, по проекту Подчашинского в северном нефе храма в 1828 году был установлен памятник ректору Иерониму Стройновскому.

Реконструировал также другие принадлежавшие университету здания, проспосабливая их для его нужд.

Проектировал дворец усадьбы Михала Балинского в Яшунах (18241828) и дворец в Тускуленах, здания гимназий в Слуцке и Каменце (Белоруссия).

Наиболее удачным его произведением считается памятник позднего классицизма евангелическо-реформатская церковь в Вильне на улице Завальной (ныне Пилимо; (Pylimo g.). Была спроектирована в 1829, построена в 18301835. В советское время в этом здании располагался кинотеатр «Хроника» („Kronika“).

Теоретическое наследие

Автор первого в Литве учебника теории архитектуры «Основы архитектуры для академической молодежи» (на польском языке; т. 1—3, Вильно, 18281857, статей о преподавании архитектуры, ухода за садами и парками, о своём учителе Л. Стуоке-Гуцявичюсе.

Напишите отзыв о статье "Подчашинский, Кароль"

Примечания

  1. 1 2 Lietuvos architektūros istorija. T. II: Nuo XVII a. pradžios iki XIX a. vidurio. Vilnius: Mokslo ir enciklopedijų leidykla, 1994. ISBN 5-420-00583-3 (ошибоч.). P. 314. (лит.)
  2. [www.mb.vu.lt/kiemeliai/vu/biblioteka/infoen.html#prof Professors' reading-room] (англ.)

Литература

  • Vytautas Levandauskas. Architektas Karolis Podčašinskis. Vilnius: Vilniaus dailės akademijos leidykla, 1994.

Отрывок, характеризующий Подчашинский, Кароль

Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.