Подымовка (Курская область)

Деревня Подымовка Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Курская областьКурская область Муниципальный район Фатежский Сельское поселение Солдатский сельсовет Координаты 52°02′43″ с. ш. 35°36′30″ в. д.52.04528° с. ш. 35.60833° в. д. / 52.04528; 35.60833    Высота центра 201 м Население ↘13 человек (2010) Национальный состав русские Часовой пояс UTC+3 Телефонный код +7 47144 Почтовый индекс 307105 Автомобильный код 46 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=38244860004 38 244 860 004] Подымовка Москва Курск Фатеж Подымовка

Поды́мовка — деревня в Фатежском районе Курской области. Входит в состав Солдатского сельсовета. Постоянное население — 13 человек (2010 год).

Географическое положение

Расположена в 18 км к западу от Фатежа, у границы с Железногорским районом, на правом берегу Радубежского ручья, притока Усожи. В Подымовке есть пруд, расположенный на этом ручье. Высота деревни над уровнем моря — 201 м. Дома́ в Подымовке расположены вдоль одной безымянной улицы, протянувшейся с юго-запада на северо-восток вдоль пруда на Радубежском ручье. Ближайшие населённые пункты — хутора Основное и Пролетаровка расположены к северу от Подымовки. Значительные лесные массивы в непосредственной близости от деревни отсутствуют. В 3 км к юго-западу от Подымовки расположено урочище Волкова Дубрава на территории которого расположен полигон для захоронения ядохимикатов. К востоку от деревни находится Холчёвская степь.

Происхождение названия

По одной версии название «Подымовка» происходит от глагола «подымать» (поднимать), так как деревня расположена выше по течению Радубежского ручья, относительно соседних населённых пунктов — Основного и Понизовки.

По другой версии название возникло от фамилии первых владельцев имения в этой местности — дворян Подымовых. Так, в начале XVIII века одним из местных имений владел «московского чина помещик» Яков Афанасьевич Подымов.

История

Деревня возникла как обособившаяся часть села Радубеж, известного с XVII века. Согласно Писцовой книге Усожского стана Курского уезда за 1710 год, Якову Афанасьевичу Подымову в Радубеже принадлежал один крестьянский двор и три улья «с пчельми». Там же упоминается двор полковника Григория Терентьевича Ергольского, во дворе у которого «служилый деловой человек Семён Прокофьев». На плане генерального межевания Фатежского уезда 1785 года обозначена уже как отдельный от Радубежа населённый пункт — «сел. Подымова». Дворяне Ергольские владели Подымовкой до середины XIX века. В то время Подымовка была сельцом — населённым пунктом, в котором располагался дом помещика. В первой трети XIX века оно принадлежало участнику Наполеоновских войн, генерал-майору Владимиру Николаевичу Ергольскому, а после его смерти перешло к Татьяне Александровне Ергольской, троюродной тёте Льва Николаевича Толстого, оказавшей в детстве значительное влияние на будущего писателя. Жители сельца были владельческими крестьянами (принадлежали помещикам).

Около 1858 года Подымовка переходит во владение Апарьевых. К моменту отмены крепостного права в 1861 году крестьянами деревни владели две помещицы: жена полковника Юлия В. Апарьева и жена подполковника София Фон-Гульденбальг. Каждой из них принадлежало по 71 крестьянской душе. В 1862 году в Подымовке проживали 295 человек (145 мужчин и 150 женщин), насчитывался 21 двор. Население деревни было приписано к приходу храма Николая Чудотворца, располагавшегося в соседнем селе Радубеж. В 1880-е годы владельцами подымовских земель были П. И. Апарьев и барон Николай Эдуардович Спенглер. Площадь владений Спенглера составляла 33 десятины (около 36 гектаров). В 1900 году в деревне проживало 348 человек (168 мужского пола и 180 женского), а в 1905 году — 356 человек (171 мужского пола и 185 женского). В начале XX века усадьбой в Подымовке владел Владимир Петрович Апарьев. Площадь его владений составляла 12 десятин (около 13 гектаров) вместе с огородом и конопляником. Также в усадьбе занимались полеводством и животноводством.

Во время Гражданской войны, 14 ноября 1919 года, части 1-й бригады Латышской дивизии в составе Красной Армии проводили наступательную операцию против частей Добровольческой армии А. И. Деникина, достигнув линии Роговинка—Подымовка—Пилюгинка.

В начале 1930-х годов, в ходе коллективизации, хозяйства Подымовки вошли в состав колхоза «Красный Путиловец». В 1934 году произошло его разукрупнение и хозяйства деревни были отнесены к колхозу «Сталинский путь» (центр в хуторе Основное). В 1937 году в Подымовке вместе с хутором Пролетаровка было 73 двора. Во время Великой Отечественной войны, в октябре 1941 года, в районе Подымовки и соседних деревень происходили бои с немецко-фашистскими захватчиками. Деревня оказалась в зоне оккупации. Освобождена в феврале 1943 года. Около двух десятков жителей деревни не вернулось с фронта. В послевоенные годы Подымовка славилась своей молочно-товарной фермой. Во второй половине 1950-х годов хозяйства деревни были отнесены к колхозу «Путь Ильича», а в 1960-е годы — к колхозу «Россия». В 2015 году от Нижних Халчей до Подымовки была проложена асфальтированная автомобильная дорога, таким образом создав непрерывное автомобильное сообщение между районным центром и деревней.

Административная принадлежность

В разное время Подымовка имела различное административное подчинение:

• До 1861 года — в составе Нижнереутской волости Фатежского уезда;
• 1861—1920-е годы — в составе Дмитриевской волости Фатежского уезда;
• 1928—1954 годы — в составе Радубежского сельсовета Фатежского района;
• 1954—1959 годы — в составе Нижнехалчанского сельсовета Фатежского района;
• 1959—1991 годы — в составе Линецкого сельсовета Фатежского района;
• 1991—2010 годы — в составе Нижнехалчанского сельсовета Фатежского района;
• С 2010 года в составе Солдатского сельсовета Фатежского района.

Население

Численность населения
1862	1981	2010
295	↘70	↘13

• 2002 год: 30 человек
• 1900 год: 348 человек
• 1905 год: 356 человек

Исторические фамилии

Распространёнными фамилиями в Подымовке были: Андрюхины, Астаховы, Башкиревы, Волковы, Грачёвы, Ефремовы, Киселёвы, Кондрашевы, Коноваловы, Кузнецовы, Уваровы, Хондаревы (Ходыревы), Черновы.

Известные люди

• Илья Прохорович Андрюхин (1910—1984) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1945).
• Франц Михайлович Михайловский — участник Русско-турецкой войны 1806—1812 годов и Отечественной войны 1812 года.

Из дворян деревни Подымовки, кадровый военный, капитан 43 Егерского пехотного полка в битве при с. Татарицы проявил храбрость против атак турецкой конницы и был награждён орденом Святой Анны 3 степени (25 июля 1810 года), а 12 января 1812 года стал кавалером ордена Святого Владимира 4 степени с бантом. За участие в ряде сражений с войсками Наполеона, подполковник 6 карабинерского полка Михайловский награждается орденом Святой Анны 2 степени (28 марта 1814 года) и золотой шпагой «За храбрость» (22 сентября 1814 года). 30 ноября 1814 года за участие в военных действиях на территории германских государств Ф. М. Михайловский удостаивается ордена Королевского Прусского Железного Креста.

См. также

• Радубеж

Литература

• Труды Курского губернского статистического комитета. Выпуск первый. — Типография Курского правления, 1863. — 584 с.
• Список населённых мест Курской губернии по данным 1862 года. — Центральный статистический комитет Министерства внутренних дел. Санкт-Петербург, 1868. — 174 с.
• Златоверховников Н. И. Курский сборник. Выпуск 1. — Типография губернского правления, 1901. — 360 с.
• Златоверховников Н. И. Курский сборник. Выпуск 5. — Типография губернского правления, 1907. — 76 с.
• Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и гражданской войны: (1918-1920). [Сборник документов]. — Центрально-Чернозёмное книжное издательство, 1967. — 358 с.
• Холодова Е. В. Пореформенные усадьбы Курской губернии 1861—1917 годов. — ООО «Крона». Курск, 2007. — 392 с. — 3000 экз. — ISBN 5-88562-128-4.
• Бирюков А. Ю. Фатежский край. Прошлое и настоящее. — Фатеж, 2007. — 307 с.
• Александров Г. Н., Сургучев С. А. История селений Железногорья. — 2014.

Отрывок, характеризующий Подымовка (Курская область)

– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.