Под северным небом
«Под северным небом» («Элегии, стансы, сонеты») — поэтический сборник К. Д. Бальмонта, вышедший в начале 1894 года в Санкт-Петербурге[1]. Формально второй по счёту, фактически он считается первой настоящей книгой поэта, который весь тираж своего дебютного «Сборника стихотворений» вышедшего в Ярославле в 1890 году, выкупил и уничтожил[2]:12.
История
В декабре 1893 года, незадолго до выхода сборника, К. Д. Бальмонт сообщал в письме Н. М. Минскому: «Написал я целую серию стихов (своих) и в январе приступлю к печатанию их отдельной книжкою. Предчувствую, что мои либеральные друзья будут очень меня ругать, ибо либерализма в них нет, а „растлевающих“ настроений достаточно»[3] Предчувствия поэта оправдались лишь отчасти: книга получила множество отзывов, большей частью — положительных[2]:12.
Эпиграфом к сборнику Бальмонт взял слова австрийского поэта-романтика Н. Ленау (1802—1850): «Божественное в жизни всегда являлось мне в сопровождении печали». Минорная тональность, таким образом заявленная, и оказалась господствующей в книге[1], где (согласно статье в ЭСБЕ), всё было «серо, тоскливо, безнадежно»[4].
Отзывы критики
Как отмечали исследователи творчества К. Бальмонта, сборник «Под северным небом» в основном содержал в себе «характерные для поколения 1890-х годов жалобы на унылую, безрадостную жизнь, романтические переживания». При этом критики отмечали одаренность поэта, музыкальность его произведений, изящество формы[5]. В стихотворениях этого сборника Бальмонт, «сложившийся поэт и выразитель жизнечувствования переломной эпохи», ещё отдавал дань «надсоновским», восьмидесятническим тонам. Его герой томится «в царстве мертвого бессильного молчанья», он устал «напрасно весны ждать», боится трясины обыденного, что «заманит, сожмет, засосет». Но все эти переживания, уже пройденные историей русской поэзии, оказались выражены Бальмонтом по-новому, более напряжённо, с «новой силой нагнетания»[6]. В результате, как отмечалось, в стихах Бальмонта возникает новое качество: синдром упадка, декаданса (от фр. decadence — упадок), одним из первых и наиболее ярких выразителей которого в России и стал Бальмонт[6].
Известные стихотворения
- «Чёлн томленья». Стихотворение было посвящено князю А. И. Урусову, российскому адвокату и оратору, известному меценату, сыгравшему важную роль в становлении поэта. «Урусов первый подчеркнул мне самому… то, что жило во мне, но чего я еще не понимал ясно: любовь к поэзии созвучий, преклонение перед звуковой музыкальностью, которая влекла меня и которой я в то время боялся отдаться. <…> Урусов помог моей душе освободиться, помог мне найти самого себя»[1], — писал К. Бальмонт в книге «Горные вершины».
Стихотворение, начинавшееся четверостишием, —
|
Вечер. Взморье. Вздохи ветра. Величавый возглас волн. Близко буря. В берег бьется Чуждый чарам черный чёлн... |
|
— вызвало бурю — как восторгов, так и насмешек. По воспоминаниям И. А. Бунина, Гиппиус на одной из «пятниц» Случевского высмеяла стихотворение, заявив: «Я не понимаю, что это за челн и почему и каким таким чарам он чужд».
Тезис о «бессодержательности» этого стихотворения оспаривался: например, «черный чёлн» предлагалось толковать как «символ внутренне пустого бытия: он суетно колотится о воды в поисках счастья, не разумея того, что счастье — вокруг, это величие и покой самой природы»[1].
- «Фантазия». Одно из первых стихотворений Бальмонта, было напечатано в символистском журнале «Северный вестник» (октябрь 1893 года), чему предшествовало знакомство поэта с Д. С. Мережковским и Н. М. Минским.
- «Лунный свет». Этот сонет получил высочайшую оценку от Эллиса, одного из теоретиков символизма. В книге «Русские символисты» он называл «изумительными» ритм и архитектуру произведения: «Мгновенный свет прорезавшегося лунного серпа последовательно рождает две волны переживания, отрешение от земного, реального, тихий полет в полусне (первые восемь строк) и слияние с фосфорическим, бледным мерцанием луны, магнетически притягивающей и направляющей этот полет, отождествление мечтателя с самой мечтою…»[1]
Напишите отзыв о статье "Под северным небом"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 [www.prosv.ru/ebooks/lib/58_Balmont/5.html Бальмонт К. Д. Избранное. Комментарии]. www.prosv.ru. Проверено 13 августа 2010. [www.webcitation.org/6128ZDRtf Архивировано из первоисточника 18 августа 2011].
- ↑ 1 2 Д. Г. Макогоненко. — Жизнь и судьба. // Бальмонт К. — Избранное: Стихотворения. Переводы. Статьи. Сост. Д. Г. Макогоненко. — М. Правда, 1990. — ISBM 5-253-00115-8
- ↑ Бальмонт К. Д. — Стихотворения. Л. 1969. Стр. 23.
- ↑ С. Венгеров. [www.rulex.ru/01020861.htm Константин Дмитриевич Бальмонт]. Русский биографический словарь. Проверено 1 июня 2010. [www.webcitation.org/6127XIhxO Архивировано из первоисточника 18 августа 2011].
- ↑ М. Стахова. [www.litera.ru/stixiya/articles/588.html Константин Бальмонт (Судьбы поэтов серебряного века)]. www.litera.ru. Проверено 1 июня 2010. [www.webcitation.org/6127KLLVL Архивировано из первоисточника 18 августа 2011].
- ↑ 1 2 [www.balmont.net.ru/lib-sa-avtor-34/ Бальмонт Константин Дмитриевич - Биография]. www.balmont.net.ru. Проверено 13 августа 2010. [www.webcitation.org/68YPhcRYI Архивировано из первоисточника 20 июня 2012].
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Под северным небом
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.
В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
