Под суд!
 Первая страница первого выпуска. | |
| Тип |
Приложение к газете «Колокол» |
|---|---|
|
| |
| Владелец | |
| Издатель | |
| Редактор | |
| Основана | |
| Прекращение публикаций | |
| Политическая принадлежность |
революционная газета |
| Язык | |
| Цена |
6 пенсов |
| Главный офис | |
«Под суд!» — приложение к газете «Колокол», издававшееся в 1859—1862 годах Вольной русской типографией А. И. Герцена и Н. П. Огарёва в Лондоне. В нем собиралась обличительная информация о конкретных случаях беззакония в России. Публиковались сообщения и документы об истязании крестьян, о жестоком обращении офицеров с солдатами, о злоупотреблениях чиновников и т. п.
В 1859 году, когда объем корреспонденции Вольной типографии достигал сотен писем в месяц, в 49-м номере «Колокола» от 1 августа появился анонс нового приложения:
|
Первый выпуск вышел 1 октября 1859 года как приложение к 53-му номеру «Колокола», последний 22 апреля 1862 в качестве приложения к 130-му номеру. Всего издано 13 выпусков. Нумерация страниц была сплошная, сквозь все выпуски газеты. В зависимости от количества материала, издание публиковалось примерно раз в один-три месяца, выходило объёмом в один лист (восемь страниц) или один полулист (четыре страницы) и стоило 6 пенсов.
В 1964 году осуществлено переиздание текста «Под суд!» в составе факсимильного издания «Колокола» (десятый выпуск), подготовленного «Группой по изучению революционной ситуации в России конца 1850-х — начала 1860-х годов».
Напишите отзыв о статье "Под суд!"
Литература
- Колокол. Газета А. И. Герцена и Н. П. Огарёва. Выпуск десятый. Приложения. Факсимильное издание. «Наука», Москва, 1964 год. Тираж 6200 экз.
См. также
Отрывок, характеризующий Под суд!
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
