Пожалования титулов и орденов Российской империи после 1917 года
Поделись знанием:
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.
Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…
В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.
Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.
Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.
31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
 |
Стиль этой статьи неэнциклопедичен или нарушает нормы русского языка. Статью следует исправить согласно стилистическим правилам Википедии.
|
После свержения монархии в России в 1917 году, Владимировичи — одна из ветвей Дома Романовых — официально объявили свои претензии на российский престол. Представители этой ветви (Кирилл Владимирович в 1922—1938 годах, его сын Владимир Кириллович Романов в 1938—1992 годах и дочь последнего Мария Владимировна Романова с 1992 года) продолжили даровать титулы и жаловать ордена Российской империи, считая это своей прерогативой[1].
Противники великого князя Кирилла Владимировича и его потомков, например, художник М. Ю. Медведев, член Геральдического совета при Президенте Российской Федерации, считают эти пожалования полностью нелегитимными[2].
Сторонники великого князя Кирилла Владимировича и его потомков признают за Марией Владимировной право награждать дворянскими титулами и династическими наградами. Например член Геральдического совета при Президенте Российской Федерации, кандидат исторических наук и одновременно, герольдмейстер-управляющий Герольдией при Канцелярии М. Романовой[3] С. В. Думин считает, что эти награждения полностью легитимны[4].
По мнению сторонников, о легитимности этих награждений говорит, в том числе, официальная позиция геральдических учреждений иностранных государств и судебных органов Российской Федерации. Так, например, герольдмейстер Кастилии и Леона, доктор права и доктор исторических наук, гранд Испании дон Альфонсо маркиз де Ла Флореста в своем официальном разъяснении прямо указывает на правомочность таких награждений Марией Владимировной[5][6]. А при награждении Председателя ВС РФ В. М. Лебедева Императорским орденом Св. Анны 1-й степени Высшая Квалификационная Коллегия ВС РФ дала официальное разрешение на это награждение[7].
Содержание
- 1 Лица, получившие великокняжеский титул (в порядке пожалования)
- 2 Роды, возведённые в княжеское Российской Империи достоинство[9] (в порядке пожалования)
- 3 Роды, возведённые в графское Российской империи достоинство (в порядке пожалования)
- 4 Роды, возведённые в баронское Российской империи достоинство (в порядке пожалования)
- 5 Пожалования орденов
- 5.1 Императорский орден Святого апостола Андрея Первозванного
- 5.2 Императорский Орден Святой Великомученицы Екатерины
- 5.3 Императорский Орден Святого Благоверного Князя Александра Невского
- 5.4 Императорский Военный орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия (Орден Святого Георгия)[21].
- 5.5 Императорский и Царский Орден Белого Орла
- 5.6 Императорский Орден Святого Равноапостольного Князя Владимира
- 5.7 Императорский Орден Святой Анны[24]
- 5.8 Императорский и Царский Орден Святого Станислава
- 5.9 Новые ордена
- 6 Пожалование дворянства
- 7 Передача фамилии
- 8 См. также
- 9 Примечания
- 10 Источники
Лица, получившие великокняжеский титул (в порядке пожалования)
| Дата | Титул | Кто жалован | Примечания |
|---|---|---|---|
| 13 сентября 1924 | Великий Князь | Князь Крови Императорской Владимир Кириллович (30 августа 1917 - 21 апреля 1992) | Сын Кирилла Владимировича. По мнению кирилловцев, с 1918 года d.j. считался Великим Князем; 13 сентября 1924 объявлен Великим Князем и Наследником-Цесаревичем. |
| 1918 / 13 сентября 1924 | Великая Княжна | Княжна Крови Императорской Мария Кирилловна (1907—1951) | Дочь Кирилла Владимировича. По мнению кирилловцев, считалась Великой Княжной с 1918 года d.j. и c 1924 года d. f.[8] Вступила в брак 24/25 ноября 1925 года и соответственно именовалась впредь Великой княгиней. |
| 1918 / 13 сентября 1924 | Великая Княжна | Княжна Крови Императорской Кира Кирилловна (1909—1967) | Дочь Кирилла Владимировича. По мнению кирилловцев, считалась Великой Княжной с 1918 года d.j. и c 1924 года d. f.[8] Вступила в брак 2/4 мая 1938 года и соответственно именовалась впредь Великой княгиней. |
| 15 мая 1939 | Великий Князь | Князь Крови Императорской Гавриил Константинович (15 июля 1887 — 28 февраля 1955) | Сын Константина Константиновича. Великокняжеский титул пожалован ad personam. |
| 13 августа 1946 | Великая Княгиня | Леонида Георгиевна (23 сентября/6 октября 1914 — 23 мая 2010) | Дочь Георгия Александровича Багратион-Мухранского (1884—1957). Урождённая Сиятельнейшая княжна Багратион-Мухранская. По первому браку Кирби (Кёрби). С 12 августа (гражданская регистрация) / 13 августа (венчание) 1948 года супруга Владимира Кирилловича. |
| 23 декабря 1953 | Великая Княжна | Мария Владимировна (род. 23 декабря 1953) | Дочь Владимира Кирилловича. Титул носила с рождения (присвоен Актом от 23 декабря 1953 года); после брака носит титул Великой княгини. |
| 21 июля 1976 | Великий Князь | Михаил Павлович (род. 3 сентября 1943) | Сын Карла-Франца Принца Прусского (1916—1975). Урождённый Его Королевское Высочество Франц-Вильгельм-Виктор-Кристоф-Стефан (Franz Wilhelm Victor Christoph Stephan) Принц Прусский. С 4 сентября (гражданская регистрация) / 22 сентября (венчание) 1976 года супруг Марии Владимировны. Получил титул Его Императорского и Королевского Высочества Великого Князя 21.07.1976 одновременно с переходом в православие (принял имя Михаил Павлович). После развода в 1986 году вернулся к прежнему титулу. |
| 13 марта 1981 | Великий Князь | Георгий Михайлович (род. 13 марта 1981) | Сын Михаила Павловича. Титул носил с рождения. |
Роды, возведённые в княжеское Российской Империи достоинство[9] (в порядке пожалования)
| Дата пожалования титула / предиката Светлость | Фамилия | Кто жалован | Примечания |
|---|---|---|---|
| 18 июля 1937 | Мекленбургские (c титулованием Светлость) | Граф Георг Карлов (1899—1963) | Единственный сын постоянно проживавшего в России Георгия Георгиевича Герцога Мекленбург-Стрелицкого от морганатического брака. С рождения и до 18 декабря 1950 года носил титул графа Карлова. 11 сентября 1928 года был усыновлён своим дядей и главой Мекленбург-Стрелицкого дома Карлом-Михелем. Вследствие усыновления принял фамилию Мекленбургский, титул Герцог Мекленбургский с титулованием Светлость, что и было утверждено Кириллом Владимировичем. С 6 декабря 1934 года являлся главой Мекленбург-Стрелицкого дома. Род существующий. |
| 27 декабря 1937 | Друцкие-Соколинские-Добровольские | Николай Николаевич Добровольский | Второй сын егермейстера Двора Е. И. В. тайного советника и сенатора Николая Александровича Добровольского (1854—1918) и Ольги Дмитриевны (урожд. княжны Друцкой-Соколинской (последней в роде; 1870—1957) [rurik.genealogia.ru/Rospisi/Dr_Sok3.htm]. Род существующий[10] |
| 3 января 1938 | Юрьевичи | Сергей Александрович Юрьевич и Сергей Симонович Юрьевич | Род князей Юрьевичей происходит из Великого Княжества Литовского, но в Российской Империи в княжеском достоинстве утверждён не был. 3 января 1938 года Кирилл Владимирович двумя отдельными указами, соглашаясь с заключением Могилёвского Дворянского Депутатского Собрания и Департамента Герольдии, а также Общего Собрания Правительствующего Сената, вынесенными в 1842 году, о признании рода Юрьевичей, ведущего своё начало из Литвы, литовско-польским княжеским родом, и с мнением Генеалогической Секции Русского Историко-Родословного Общества в Париже, изложенным в протоколе от 27 мая 1937 года, по поводу заключения Государственного Совета 1843 года, дозволил камергеру Двора Его Величества С.А. Юрьевичу и подполковнику С.С. Юрьевичу с нисходящим потомством, пользоваться княжеским титулом и гербом, означенному роду принадлежащим [forum.svrt.ru/index.php?showtopic=6774&pid=127467&st=120&#entry127467]. |
| 1938 | Чкотуа | Николай Шалвович Чкония | Князь Платон Манучарович Чхотуа (ум. 1943) испросил разрешение передать свой титул своему внуку Н.Ш.Чкония. Род существующий.[11] |
| 5 декабря 1946 | Грузинские (с титулованием Царское Высочество) | Князь Георгий Александрович Багратион-Мухранский (1884—1957) | Из Акта Владимира Кирилловича: «считаю справедливым и полезным признать царское достоинство старшей ветви Семьи Багратионов, как и право её членов именоваться Князьями Грузинскими и титуловаться Царскими Высочествами. Главой этой семьи является ныне здравствующий Князь Георгий Александрович». Род существующий. |
| 29 декабря 1995 | Лопухины | Вадим Олегович Лопухин (род. 1955) | Передано княжеское достоинство, ранее принадлежавшее угасшей ветви того же рода. Род существующий. |
| 25 мая 1998 | Чанышевы (оренбургская ветвь), татарские князья | Исмагил Закирович Чанышев | Подтверждено восстановление в княжеском достоинстве от 24 августа 1796 года. Внесены в VI часть родословной книги[12]. Род существующий. |
| 6 февраля 2003 | Тумановы-Левашовы (I) | Георгий Вадимович Левашов-Туманишвили | Г. В. Левашову-Туманишвили (потомку рода князей Тумановых по женской линии) были предоставлены сословные права и титул усыновившего его родственника, князя Григория Димитриевича Туманишвили (Туманова), с разрешением усыновлённому, с его законной супругой Мариной Дмитриевной (урожд. княжной Цицишвили) и сыном их Дмитрием и прямым нисходящим законным потомством, включая родившихся до пожалования, носить фамилию и титул князей Тумановых-Левашовых. Род существующий. |
| 10 ноября 2003 | Тумановы-Левашовы (II) | Константин Георгиевич Туманов-Левашов | На основании Высочайшей резолюции от 3 августа 2003 года на прошении князя Г. В. Туманова-Левашова о даровании его воспитаннику наследственных сословных прав, фамилии и титула просителя и Высочайшего указа о том 10.11.2003. Род существующий. |
| 4 августа 2003 | Пагава | Караман Ираклиевич Пагава | Одна из ветвей мингрельского рода князей Пагава (другие ветви были утверждены в этом достоинстве Правительствующим Сенатом в конце XIX в. и внесены в родословную книгу Кутаисской губ., а эта ветвь, собрав все необходимые документы, не успела представить их в Департамент Герольдии до 1917 года). Утверждены в княжеском Российской империи достоинстве на основании Высочайше утверждённого 25.07.2003 Мнения Совета Герольдии и Высочайшего указа 4 августа 2003 года. Род существующий. |
| 23 декабря 2010 | Свирские-Жимировы | Вадим Николаевич Жимиров (род. 11.04.1958) [www.marketing-club.ru/index.php/ru/o-klube-ru/chleny-kluba-ru/79-zhimirov-vadim-nikolaevich] | Дозволено потомственному дворянину, действительному государственному советнику 3-го класса, кавалеру Императорского ордена Святой Анны 1-й степени, бывшему депутату Законодательного Собрания I созыва по 24 округу Санкт-Петербурга В. Н. Жимирову принять фамилию его предков по женской линии, князей Свирских, и именоваться князем Свирским-Жимировым[forum.svrt.ru/index.php?showtopic=6774&pid=127467&st=120&#entry127467]. Род существующий. |
Роды, возведённые в графское Российской империи достоинство (в порядке пожалования)
| Дата | Фамилия | Кто жалован | Примечания |
|---|---|---|---|
| 8 октября 1930 | Толстой-Милославский | Павел Сергеевич Толстой-Милославский (1848—1940) | Род существующий |
| ? (после 1948 и до 1992) | Двинская | Элен Кёрби (род. 26.01.1935) | Дочь Леониды Георгиевны от первого брака с Самнер Мур Кёрби (Kirby). Род существующий в её лице. Финансово содержит РИД. |
| 4 сентября 1976 | Вуичи | Николай Эммануилович Вуич (1897—1976) | Род существующий |
| 3 марта 1983 | фон Лобштейн (von Lobstein) | Итальянский граф Франц фон Лобштейн (род. 25.06.1921) | Великий канцлер Римского приората, а затем бальи и великий приор (до 2007 года) Римского приората Суверенного Военного Ордена Св. Иоанна Иерусалимского. Король Италии Умберто II 2 мая 1980 года возвел барона Франца фон Лобштейна в графское Итальянского королевства достоинство, с переходом этого титула к его племяннику Диего Карло Виварелли. Сопричислен к русскому дворянству с правом на прежний титул (граф фон Лобштейн). Род существовавший на 30 ноября 2003 года. |
| 4 августа 2003 | Арнал (Condesa de Arnal) | Ирена Францевна Арнал-Домпер (род. 1917) | По указу 16.12.2006 определено, что после смерти графини Арнал её титул и фамилия перейдут ко всем её детям, рождённым от брака с покойным Педро Антонио Серрано Наварро (сыновьям — Антонио (графу Домперскому) и Франциско, и дочерям Риансарес и Марии дель Пилар, и прямому потомству вышеупомянутых сыновей по мужской линии, в том числе к внукам графини Ирене Арнал, Франциско и Каролине Серрано Гуимил). |
| 4 августа 2003 | Домперский (Conde de Dompersky) | Антонио (Антоний) Серрано-Арнал Домпер (род. 1954) | Сын предыдущей. Род существующий |
Роды, возведённые в баронское Российской империи достоинство (в порядке пожалования)
| Дата | Фамилия | Кто жалован | Примечания |
|---|---|---|---|
| 25 мая 1939 | Леммерман (Lemmerman) | Василий Карлович фон Леммерман (27.9.1894 — 02.09.1975), чиновник канцелярии Совета Министров Российской Империи. | Признано право рода на баронский титул, приобретённый во Франции. В правах российского потомственного дворянства законным порядком род Леммерманов не утверждался. Итальянский Король в изгнании Умберто II декретом 22.1.1966 подтвердил баронское достоинство В. К. Леммермана с занесением его имени в Золотую книгу итальянского дворянства[13]. Род существующий. |
| 12 марта 1990 | Пёрселл Хоран | Брайен Артурович Пёрселл Хоран, доктор юриспруденции, в прошлом начальник юридического отдела посольства США в Париже, | По праву первородства. Род, существовавший на 29.12.2003. |
| 27 февраля 1992 | Кёркби де Клэрмонт (Kirkby de Claremont) | Джеймс-Льюис Кёркби де Клэрмонт (род. 1923) | Род существовал на 19.03.2004. |
| 4 августа 2003 | Вийалаз | Франклин-Рузвельт Вийалаз Гарсия | Род, существовавший на 18.08.2003. |
Пожалования орденов
Кроме пожалований титулов, Владимировичи продолжили практику жалования всеми орденами Российской империи в качестве династических наград.
Императорский орден Святого апостола Андрея Первозванного
- 23.04.1923 — Его Высочество Князь Императорской Крови Георгий Константинович (1903—1938): в связи с достижением династического совершеннолетия[14]
- 13.09.1924 — Её Императорское Величество Государыня Императрица Виктория Фёдоровна (1876—1936): как императрица
- 13.09.1924 и 17.08.1933 — Его Императорское Высочество Наследник Цесаревич Государь Великий Князь Владимир Кириллович (1917—1992): как наследник-цесаревич
- 07.01.1934 — Его Высочество Князь Императорской Крови Всеволод Иоаннович (1914—1973): в связи с достижением династического совершеннолетия[15]
- 02.05.1938 — Его Императорское и Королевское Высочество Луи-Фердинанд Принц Прусский (1907—1994), затем Глава Германского Императорского и Прусского Королевского домов: в связи с браком с дочерью Кирилла Владимировича
- 12.08.1948 — Её Императорское Высочество Государыня Великая Княгиня Леонида Георгиевна (1914—2010): при браке с Владимиром Кирилловичем
- вскоре по 12.08.1948 (не позднее 1957) — Его Царское Высочество Князь Георгий Ираклиевич Багратион-Мухранский Князь Грузинский (1884—1957), глава Грузинского Царского Дома (1918—1957), тесть Владимира Кирилловича
- 1951 или 1952 — Его Королевское Высочество Князь Фридрих-Виктор-Пий-Александр-Леопольд-Карл-Теодор-Фердинанд фон Гогенцоллерн (1891—1965), глава Дома Гогенцоллернов
- примерно 06.04.1963[16] — Фра Анджело де Мояна ди Колонья (1905—1988), 77-й Великий Магистр Мальтийского ордена
- примерно 06.04.1963 — Дон Винченцо Мариано Раймондо Мария Энцо ди Наполи Рамполла Баресси Беллачера князь ди Резуттано, ди Бонфорнелло, ди Монтелеоне и ди Кодро, герцог ди Компобелло, барон ди Парана, владетель Александрии, Санта-Нинфы и Рачилепри (1898—1965), великий канцлер Мальтийского ордена
- примерно 06.04.1963 — Эрнесто-Витторио-Мария-Винченцо-Луиджи Патерно-Кастелло ди Каркачи (1882—1972), бальи большого креста Мальтийского ордена
- 01.03.1965 — Его Светлость Князь Эмих II Лейнингенский (1926—1991) Глава Лейнингенского Княжеского Дома (1946—1991), племянник Великого Князя Владимира Кирилловича
- 06.01.1969 — Его Королевское Величество Константин II (род. 1940), Король Эллинов
- 12.05.1969 — Квентин-Джерми Гвин, великий канцлер Мальтийского ордена
- 12.08.1970 — Его Царское Высочество Князь Ираклий Георгиевич Багратион-Мухранский, Князь Грузинский (1909—1977). Глава Грузинского Царского Дома (1967—1977), шурин Владимира Кирилловича
- 02.06.1976 — Граф Николай Эммануилович Вуич (1897—1976), начальник Походной Канцелярии Главы Российского Императорского Дома (1962—1976).
- 1976 — Его Императорское и Королевское Высочество Великий Князь Михаил Павлович (род. 1943), зять Владимира Кирилловича: в связи с браком с Марией Владимировной
- 1976 — Его Царское Величество Симеон II (род.1937), Царь болгар (1943—1946): в день бракосочетания Марии Владимировны
- 1976 — Его Королевское Высочество Принц Николай Румынский (1903—1978): в день бракосочетания Марии Владимировны
- 12.06.1981 — Его Императорское Высочество Государь Великий Князь Георгий Михайлович: при крещении
- 21.04.1992 — Её Императорское Высочество Государыня Великая Княгиня Мария Владимировна (род.1953): как Глава Российского Императорского Дома
- 26.07.1993 — Иван Иванович Билибин (1908—1993), начальник Походной канцелярии Главы Российского Императорского Дома (1976 — ?)
- 20.01.1994[17] — Его Преосвященнейшее Высочество фра Эндрью-Уиллоби-Ниниан Берти (1929—2008), 78-й Великий Магистр Мальтийского ордена (1988—2008)
- 14.08.1996 — Граф Андрей Георгиевич (Анджей Станислав) Цехановецкий (1924-2015)
- 10.06.2004 — Его Святейшество Алексий II Патриарх Московский и всея Руси (1929—2008)
- 06.11.2012 — Его Святейшество Кирилл Патриарх Московский и всея Руси[18]
- 27.03.2014 — Его Высокопреосвященное Высочество фра Мэтью Фестинг, 79-й Князь и Великий магистр Суверенного военного гостеприимного ордена Святого Иоанна, Иерусалима, Родоса и Мальты[19]
Императорский Орден Святой Великомученицы Екатерины
Дамы Большого Креста:
- 03.03.1918 — Её Высочества Княжна Императорской Крови Надежда Петровна (1898—1988) по достижению династического совершеннолетия
- 07.06.1921 — Её Высочества Княжна Императорской Крови Нина Георгиевна (1901—1974) по достижению династического совершеннолетия
- 09.08.1923 — Её Высочества Княжна Императорской Ксения Георгиевна (1903—1965) по достижению династического совершеннолетия
- 1924 — Её Императорское Высочество Великая Княжна Мария Кирилловна (1907—1951) в связи с получением титула Великой Княжны
- 1924 — Её Императорское Высочество Великая Княжна Кира Кирилловна (1909—1987) в связи с получением титула Великой Княжны
- 11.04.1926 — Её Высочества Княжна Императорской Крови Вера Константиновна (1906—2001) по достижению династического совершеннолетия
- 29.11.1934 — Её Королевское Высочество герцогиня Марина Кентская (1906—1968) по случаю вступления в брак
- 12.07.1936 — Её Светлость Княжна Императорской Крови Екатерина Иоановна (1915—2007) по достижению династического совершеннолетия
- 1938 — Принцесса Ольга Владимировна Ольденбургская (1868—1953)
- 12.08.1948 — Её Императорское Высочество Государыня Великая Княгиня Леонида Георгиевна (1914—2010): при браке с Владимиром Кирилловичем
- 03.02.1954 — Её Императорское Высочество Великая Княжна Мария Владимировна (род. 1953) была награждена орденом при крещении
- 01.03.1965 — Её Светлость Княгиня Эйлика Стефания Лейнингенская (1928—2016), урождённая герцогиня Ольденбургская.
Дамы Меньшего Креста:
- 17.05.2007 — Анастасия Александровна Ширинская (1912—2009) деятельница русской эмиграции.
Императорский Орден Святого Благоверного Князя Александра Невского
Этим орденом были напрямую пожалованы, например:
- 24 февраля 1993 — Граф Андрей Георгиевич (Анджей Станислав) Цехановецкий (1924—2015)
- 20 января 1994 — Его Королевское Высочество принц Эмануил Филиберт Савойский, Принц Венецианский и Пьемонтский (род. 1972)
- 1 сентября 1997 — Антонио Спада (Antonio Spada) (* Брешия, 2.02.1932), посол Суверенного Мальтийского ордена
- 31 декабря 2001 — граф Эрнесто-Гульельмо Витетти, представитель Российского Императорского Дома при Суверенном Мальтийском ордене
- 4 августа 2002 — посмертно Орден Св. Александра был пожалован А. А. Собчаку, с распространением связанных с этим сословных прав (включая и приобретаемое по пожалованию орденом потомственное дворянство) на жену (Л. Б. Нарусову) и дочерей (Марию и Ксению).
- 21.03.2005 — Филарет, митрополит Минский и Слуцкий, Патриарший Экзарх всея Белоруссии (род. 1935),
- 2006 — Кирилл митрополит Смоленский и Калининградский (1984—2009; с 2009 патриарх Московский и всея Руси)[20].
- 13 августа 2007 — Лавр, митрополит Восточно-Американский и Нью-Йоркский, Первоиерарх Русской Православной Церкви Заграницей (1928—2008)
Императорский Военный орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия (Орден Святого Георгия)[21].
9 декабря 1969 года Владимир Кириллович возложил на себя знаки высшей военной награды Российской империи — Орден Святого Георгия 1-й степени в связи с 200-летием его учреждения, став 26-м и последним на сегодняшний день его кавалером; однако легитимность этого самовозложения оспаривается, а сам Владимир Кириллович в списки кавалеров ордена 1-й степени обычно не вносится.
Императорский и Царский Орден Белого Орла
Прямое пожалование этим орденом возобновилось в 2009 году:
- 01.06.2009 — Граф Димитрий Николаевич Вуич (род. 1929), Генеральный представитель РДС в Австралии;
- 23.12.2009 — Станислав Владимирович Думин (род. 1952), управляющий Герольдией Е. И. В. (с 2002).
Императорский Орден Святого Равноапостольного Князя Владимира
Пожалования этим орденом относятся к крайне редким.
- 31 декабря 2000 — Граф Эрнесто Гульельмо Витетти (род.1934), представитель Российского Императорского Дома при Суверенном Мальтийском ордене, пожалован 2-й степенью, а по истечении времени — 1-й степенью этого ордена (2000).
- 14 марта 2011 года 4-й степенью этого ордена награждён писатель Александр Николаевич Крылов-Толстикович.[22]
Всего, по состоянию на декабрь 2011 года, насчитывалось 11 ныне живущих кавалеров этого ордена.[23]
7 января 2012 года 4-й степенью этого ордена был награждён наместник Киевского мужского Свято-Введенского монастыря Архимандрит Дамиан (Давыдов), ставший 12-м кавалером этого ордена.
Императорский Орден Святой Анны[24]
- Всего на начало 2010 года известно 71 награждение орденом Св. Анны I степени. При этом 24 раза — одновременно с пожалованием ордена Св. Андрея (на основании статута последнего): 5 при Кирилле Владимировиче, 15 при Владимире Кирилловиче и 4 при Марии Владимировне. Прямых пожалований при Кирилле Владимировиче известно 2 (первое прямое пожалование ордена Св. Анны I степени произошло в 1936 году. Он был пожалован Его высокопреосвященству Илие митрополиту Гор Ливанских Антиохийского патриархата (в миру Салим-Насиф Карам)), при Владимире Кирилловиче — 17 (в том числе 07.03.1941 I степень ордена была пожалована Карлосу Арройо дел Рио (1893—1944), президенту Эквадора (1940—1944)) и при Марии Владимировне — 28 (в том числе его получили 19.04.2009 — Игорь Николаевич Смирнов (род.1941), президент Приднестровской Молдавской Республики и 06.10.2009 — З. К. Церетели (род. 1934), архитектор).
- награждения II и III степенью ордена при Кирилле Владимировиче неизвестны.
- При Владимире Кирилловиче известны 2 пожалования ордена II степени: в январе 1940 года (Н. Н. Грену) и в сентябре 1991 года (С. В. Думину) и 4 ордена III степени, но эти данные не полны.
- При Марии Владимировне награждение приобрели массовый, или, по мнению её сторонников, «более регулярный» характер, особенно после 2001 года. С 1992 года, по состоянию на начало 2010 года (за промежуток времени в 18 лет), II степень ордена от неё получили 45 человек, а III степень — 142 человека (в их числе космонавт А. А. Леонов).
- IV степень ордена после 1917 года не жаловалась.
Императорский и Царский Орден Святого Станислава
Награждения практикуются редко. Например, I-й степенью ордена награждён 23.12.2003 года князь Андрей Оболенский (род. 1923), III-й степенью 18.2.2004 года Петр Хаимович Гребельский (род. 1927). Согласно информации, полученной из Герольдии при Канцелярии Главы Российского Императорского Дома, этим орденом, также, недавно были награждены несколько польских и итальянских католических священнослужителей. С недавнего времени награждения этим орденом стали практиковаться более регулярно.[25]
Новые ордена
Помимо этого, Владимировичи учредили два новых ордена — 1 августа 1929 года Императорский Военный Орден Святителя Николая Чудотворца и в 1988 года в честь 1000-летия крещения Руси — Императорский Орден Святого Михаила Архангела (последним награждён, например, В. Н. Ярошенко. Мария Владимировна 4 августа 2001 года разделила Орден Свт. Николая на три степени и стала весьма щедро его жаловать. В 2001—2005 годах первая степень этого ордена, приносящая потомственное дворянство, была пожалована не менее чем 30 генералам российской армии, в частности, генералам: Ю. Н. Балуевскому (19.12.2001), В. М. Барынькину (18.12. 2004), В. В. Булгакову (19.12.2001), Б. В. Громову (19.12.2001), А. В. Квашнину (19.12.2001; он же преподнёс Марии Владимировне в тот же день знак ордена I степени под № 1), В. В. Корабельникову (19.12.2001), А. В. Коржакову (7.05.2005), В. Л. Манилову (19.12.2001), А. И. Николаеву (14.12. 2004), Н. П. Патрушеву (18.04.2002), Н. И. Сердцеву (12.06.2002), А. С. Скворцову (18.04. 2002), С. В. Степашину (15.07.2002), Г. Н. Трошеву (19.12.2001), В. С. Чечеватову (18.04.2002), адмиралу В. Н. Чернавину (1.08.2003). Вторая и третья степени ордена, приносящие личное дворянство, в 2001—2005 годах были пожалованы не менее 12 (в том числе генералам И. И. Бабичеву, В. В. Герасимову, С. Н. Кизюну, С. А. Макарову и В. А. Шаманову — все 19.12.2001) и 44 раз соответственно.
Пожалование дворянства
Кроме награждения орденами, приносящими личное дворянство, а в первых степенях — потомственное дворянство, Мария Владимировна напрямую жалует потомственное дворянство. Например, его получили:
- 24.03.1996 — Сергей Владимирович Волков, Георгий Петрович Голик, Александр Николаевич Закатов, Виктор Николаевич Ярошенко;
- 23.05.1998 — Александр Юрьевич Королёв-Перелешин;
- 19.08.1998 — Николай Иванович Дмитровский-Байков (Высочайше пожалован потомственным дворянством с правом присоединить фамилию пресекшегося в мужском поколении рода дворян Байковых, из которого он происходит по линии матери);
- 23.12.2003 — Алексей Владимирович Баталов, Лев Ремирович Берников, Алексей Алексеевич Посухов, Игорь Васильевич Сахаров, Геннадий Иванович Чиж, Александр Юрьевич Чухонкин, Ярослав Николаевич Щапов
и другие.
Передача фамилии
Помимо упомянутых выше случаев, 18 июля 2003 года Фёдору Станиславовичу Туркестанову (сыну потомственного дворянина С. В. Думина от брака с княжной Ольгой Александровной Туркестановой), который от рождения (19 июля 1983), по желанию деда (последнего представителя старшей ветви рода князей Туркестановых), носил материнскую фамилию[26] было всемилостивейше даровано право официально соединить её с дворянской фамилией отца и потомственно именоваться Туркестановым-Думиным, но без княжеского титула. Известны также другие случаи присоединения потомствеными дворянами фамилии предков по женской линии (Левачев-Белавенец, Крылов-Толстикович и др.).
См. также
Напишите отзыв о статье "Пожалования титулов и орденов Российской империи после 1917 года"
Примечания
- ↑ Ст.19 Основных государственных законов Российской империи гласила: «Государь Император жалует титулы, ордена и другие государственные отличия, а также права состояния. Им же непосредственно определяются условия и порядок пожалования титулов, орденов и отличий»).
- ↑ [sovet.geraldika.ru/article/27586 GERALDIKA.RU] Михаил Медведев, член Геральдического совета при Президенте Российской Федерации: «Кто же не знает Марии Владимировны!»
- ↑ [www.imperialhouse.ru/rus/imperialhouse/office/office6/901.html Думин Станислав Владимирович — герольдмейстер-управляющий Герольдией при Канцелярии ЕИВ]
- ↑ Думин С. В. [genealogia.baltwillinfo.com/207/01.htm Страсть Брежнева к наградам разделяют многие…]
- ↑ [www.nobility.ru/rus/actualmater/actualmater_2.html Российское Дворянское Собрание] Официальное разъяснение герольдмейстера Кастилии и Леона, маркиза де Ла Флореста[неавторитетный источник? 3808 дней]
- ↑ [legitimist.ru/news/2011/10/o-tak-nazyivaemom-imperatorskom-dome-ryurikovichej-pri-ispanskoj-korone.html Официальный ответ испанской герольдии на запрос].
- ↑ [www.imperialhouse.ru/rus/allnews/news/2011/2544.html imperialhouse.ru] Глава Дома Романовых посетила Москву по приглашению Верховного Суда Российской Федерации.[неавторитетный источник? 3808 дней]
- ↑ 1 2 Формального акта о присвоении титула не было. На основании ст. 146 Основных Государственных законов Российской империи «титул Великого Князя, Великой Княжны и Императорских Высочеств принадлежит… дочерям… Императоров».
- ↑ О пожалованиях титулов Светлейших князей Романовских см. отдельную статью.
- ↑ В настоящее время действительными членами РДС являются княжны Наталья и Татьяна Николаевны Друцкие-Соколинские-Добровольские (дипломы № № 92 и 93 соответственно).
- ↑ Думин С.В. и Сапожников С. А. Родовая геральдика в Российском дворянском собрании ([sovet.geraldika.ru/print/1958]) со ссылкой на Tschkotua (Tchkotua) // Genealogisches Handbuch des Adels. Furstliche Hauser. — Glucksburg, 1953. — B. II. — S. 411—419.
- ↑ [tatar.yuldash.com/176.html «Татарская газета»]
- ↑ Думин С. В. и Сапожников С. А. Родовая геральдика в Российском дворянском собрании ([sovet.geraldika.ru/print/1958]) со ссылкой на Libro d'Oro della Nobilta Italiana. Libro d'Oro della Nobilta Italiana. Roma, Collegio Araldico, 1969—1972; и [necropolis.genealogia.ru/testaccio1.htm].
- ↑ «157. Все Великие Князья при Святом Крещении получают ордена Святого Апостола Андрея Первозванного, Святого Александра Невского, Белого Орла, Святой Анны первой степени и Святого Станислава первой степени. 158.Великие Княжны при святом крещении получают знаки ордена Святой Великомученицы Екатерины. 159.Князья и Княжны Крови Императорской, имеющие титул Высочества, получают те же самые ордена по достижении установленного для них совершеннолетия (то есть20 лет (Ст.198)). 161.Князьям и Княжнам Крови Императорской, имеющим титул Светлости, пожалование орденов производится по изволению Императорского Величества».
- ↑ Неизвестно, получили ли положенные ордена князья Гавриил Константинович (совершенолетие 3/15.07.1917), Андрей (12/24.01.1917), Феодор (1918), Никита (1920), Димитрий (1921), Ростислав (1922) и Василий (1927) Александровичи. По данным Пчелова (Пчелов Е. В. Генеалогия Романовых. 1613—2001. — М.: Экслибрис-Пресс, 2001. — С. 97. — ISBN 5-88161-102-0), князь Роман Петрович был последним российским кавалером этого ордена (29.12.1916).
- ↑ По данным Захарова — в 1961 году [Захаров В. А. История Мальтийского ордена в России. — М.: Вече, 2006. — ISBN 5-9533-1468-X. — С. 396].
- ↑ 19 февраля 1994 года Мария Владимировна вручила орден Св. Андрея Эндрю Берти. По информации Захарова В. А. в 1997 году последний «сделал… запрос в Миссию Суверенного Военного Мальтийского ордена при Российской Федерации с просьбой предоставить ему справку о правомерности этого награждения. Когда ему стало известно о незаконности такого награждения, он вернул орден Марии Владимировне» [Захаров В. А. История Мальтийского ордена в России. — М.: Вече, 2006. — ISBN 5-9533-1468-X. — С. 398—399]. По данным экспертов-исследователей Г. С. Санти, Р. Хедель-Манко, и британской энциклопедии Burke’s Peerage [Burke’s Peerage, World Orders of Knighthood and Merit (ISBN 0-9711966-7-2)], информация Захарова не соответствовала действительности, а наоборот, ещё несколько высших должностных лиц Мальтийского Ордена были награждены Марией Владимировной орденами Российского Императорского Дома, а она сама награждена Большим Крестом Чести и Преданности Мальтийского Ордена, в качестве главы Российского Императорского Дома.
- ↑ [www.patriarchia.ru/db/text/2573719.html Святейший Патриарх Кирилл встретился с главой Российского императорского дома великой княгиней Марией Владимировной]
- ↑ [saintanna.ru/?id=6&id_news=25&lang=rus 2014-04-03, Высочайший визит в Рим и вручение Императорского Ордена Святого Апостола Андрея Первозванного Великому Магистру Мальтийского Ордена Святого Иоанна Иерусалимского фра Мэтью Фестингу]
- ↑ [www.monarhist.ru/news2006/news_2006_11_23.htm monarhist.ru] Главе Российского Императорского Дома передано благодарственное послание митрополита Кирилла
- ↑ «В годы Гражданской войны 1917—1922 годах … адмирал Колчак в декабре 1918 года принял решение как Верховный правитель России и Верховный главнокомандующий возобновить награждения орденом Св. Георгия.<…> Всего в армии Колчака георгиевские ордена получили 74 офицера, из них 20 награждены Георгиевским оружием, 47 — орденом 4-й ст. и 10 офицеров» (включая и самого Колчака) «получили орден 3-й степени (генералы Войцеховский и Каппель удостоились обеих степеней)». На Северном фронте генерал Миллер «выдал 19 таких орденов и столько же наград Георгиевским оружием, причем 5 кавалеров были из числа английских офицеров» (см. Орден Святого Георгия).
- ↑ [legitimist.ru/news/2011/03/nagrazhdeniya-k-30-letiyu-nasledn.html?view=print Награждения к 30-летию Наследника (обновлено)]
- ↑ [www.saintanna.ru/?lang=rus&id=52 SAINTANNA.RU | Св. Князя Владимира]
- ↑ [www.saintanna.ru/?lang=rus&id=10 SAINTANNA.RU | Кавалеры ордена]
- ↑ [www.saintanna.ru/?lang=rus&id=53 SAINTANNA.RU | Св. Станислава]
- ↑ В 1992 году С. В. Думин утверждал, что его сын «князь Фёдор Станиславович Туркестанов по завещанию деда князя А. П. Туркестанова унаследовал его фамилию, титул и герб, являясь единственным мужским представителем в потомстве старшей, московской ветви рода Туркестановых» (Думин С. В. Герб князей Туркестановых // Гербовед. — 1992. — № 2. — С. 49).
Источники
- [geroldia.ru/?lang=rus&id=22 Список княжеских родов на сайте Герольдии Великой княгини Марии Владимировны]
- Пчелов Е. В. Генеалогия Романовых. 1613—2001. — М.: Экслибрис-Пресс,2001. — ISBN 5-88161-102-0.
- Закатов А. Н. Император Кирилл I в февральские дни 1917 года. — М.: Новый Век, 1998. — ISBN 5-900053-10-5.
- Наследование Российского Императорского Престола. — 2-е изд., испр. и доп. — М.: Новый Век, 1999. — ISBN 5-900053-14-9.
- Думин С. В. Романовы. Императорский дом в изгнании. — М.: Захаров-АСТ, 1998.
- Думин С. В. Списки кавалеров Российского Императорского Ордена Святой Анны (1922—200) // Гербовед. — 2002. — № 54. — С. 125—129.
- [www.saintanna.ru SAINTANNA.RU]
- Санти Г. С. [www.chivalricorders.org/royalty/gotha/russgen.htm Российский Императорский Дом]
- [www.chivalricorders.org/royalty/gotha/russuclw.htm Экспертные исследования прав наследования в Доме Романовых]
- Британская энциклопедия Burke’s Peerage, двухтомник «World Orders of Knighthood & Merit» (ISBN 0-9711966-7-2)
- [www.imperialhouse.ru/rus/history/archives.html Документы, изданные предстоятелями Русской Православной Церкви и иностранными монархами, формально подтверждающие признание Владимира Кирилловича и Марии Владимировны в великокняжеском титуле и главенстве в Российском Императорском Доме]
- [geroldia.ru Официальный сайт Герольдии при Канцелярии Российского Императорского Дома]
Отрывок, характеризующий Пожалования титулов и орденов Российской империи после 1917 года
– Да.– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.
Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…
В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.
Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.
Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.
31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
