Пожар в Зимнем дворце
Пожар в Зимнем дворце 17 декабря 1837 года стал одним из самых грандиозных пожаров в истории Российской империи. В результате пожара полностью выгорели второй и третий этажи Зимнего дворца, в том числе интерьеры Ф. Б. Растрелли, Кваренги, Монферрана, Росси и других знаменитых художников-оформителей; были утрачены многочисленные рукописи и хроники, относившиеся к различным событиям российской истории (восстание декабристов, русско-турецкие войны и т. д.), навсегда потеряны многочисленные произведения искусства и быта. Пожар длился около 30 часов, а само здание тлело почти три дня. На реставрацию повреждённого дворца ушло свыше двух лет.
Хронология событий
Ещё за два дня до активного возгорания, в Фельдмаршальском зале у выхода в Министерский коридор начал улавливаться «дымный запах». Особенно отчётливым запах гари был днём 17 декабря, за несколько часов до пожара. Исчезнув на некоторое время, он притупил бдительность обитателей, но снова появился после 8 часов вечера. По свидетельству кочегаров и дровоносов, возгорание началось в одной из дымовых труб, заполненных сажей. Во дворец прибыли пожарные. Но попытки найти источник возгорания долгое время не приводили к успеху несмотря на то что водой были залиты все подозрительные щели, откуда до этого были замечены исходящие струйки дыма. Началась активная поисковая деятельность по локализации очага. После первого же удара ломом по стене, одна из фальшивых зеркальных дверей дворца рухнула, и из-за неё вырвались языки пламени во весь человеческий рост, быстро перекинувшись вверх по деревянным балкам.
Ликвидация и последствия
Император Николай I в это время находился в театре. Прибыв на место пожара и обнаружив сильное задымление, он приказал разбить окна на хорах Фельдмаршальского зала, пытаясь таким образом спасти людей от удушья. Общее количество обитателей дворца вместе с прислугой превышало 3 тысячи человек. Но с приливом свежего воздуха огонь начал распространяться ещё быстрее. Двигаясь в двух направлениях, к 6 часам утра огонь охватил весь дворец. Пожарные и добровольцы продолжали качать воду со стороны Эрмитажа. По свидетельству очевидцев, в первую ночь пожара огненное зарево было настолько велико, что его видели крестьяне и путники за 50-70 вёрст от столицы. В пожаре погибли люди, в том числе некоторые пожарные. Полностью ликвидировать пожар удалось только через три дня. Всё это время погорельцы и всё спасённое имущество находились у Александровской колонны.
Восстановительные работы продолжались свыше двух лет. Работами руководил В. П. Стасов, который использовал новые конструкции перекрытий (для облегчения сводов он использовал полые глиняные горшки). На Александровском заводе инженером М. Е. Кларком были разработаны специальные металлические конструкции, позволяющие перекрыть значительные пролёты залов и создать крышные конструкции из несгораемых материалов. Новым художественным убранством жилой половины дворца занимался также А. П. Брюллов, который спроектировал новые жилые апартаменты в западной части Зимнего дворца.
Интересно, что 25 января 1838 года московский митрополит Филарет писал наместнику Троице-Сергиевой лавры архимандриту Антонию (Медведеву): «Заметили ль Вы, что три страшных и много убыточных пожара у трех народов разрушили то, что которому больше любезно: В Петербурге дворец, в Лондоне биржу, во Франции театр?»
В конце пасхальной недели, 31 марта 1839 года, во дворце был устроен «народный праздник в роде маскарада» для всех сословий, на котором присутствовало, по некоторым данным, до 100 000 человек. В течение лета 1839 года дворец просушивался и доделывался, ликвидировались и последствия упомянутого приёма:
«…так как празднество проходило в марте месяце в снежное и морозное время, …от необычайной тесноты воздух до того переполнился влажными парами не успевающими очищаться от верхних отверстых окон и вентиляторов, что стены, колонны и окна, отпотевши испарениями, изливали сырость на паркеты и совершенно их испортили, искусственный мрамор проникнутый всякою влагою, лишился свойственного ему блеска и получил тусклый цвет, а штофные украшения изменили свои цвета»[1]; «Зимний дворец сырой, почти мокрый, с почерневшею позолотою, с изчезшею живописью, наполненный всякими смрадными гадами, произведением сырости и массы рабочих…»[2].
Императорская семья переехала в Зимний дворец только поздней осенью 1839 года. Окончательное освящение состоялось 17 декабря.
Напишите отзыв о статье "Пожар в Зимнем дворце"
Литература
- [www.memoirs.ru/rarhtml/1201RasOcPozar.htm Рассказы очевидцев о пожаре Зимнего дворца в 1837-м году / Сообщ. М. П. Корф // Русский архив, 1865. — Изд. 2-е. — М., 1866. — Стб. 1179—1204.]
Примечания
Ссылки
- Глинка В. М. [web.archive.org/web/20070311205732/vivatfomenko.narod.ru/lib/fire.html Пожар в Зимнем дворце]
|
Отрывок, характеризующий Пожар в Зимнем дворце
– A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.– Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.