Классический японский язык

Классический японский язык (яп. 中古日本語 тю:ко нихонго), точнее поздний старояпонский — период развития японского языка эпохи Хэйан — между 794 и 1185. Японский язык предыдущего периода считается старояпонским. Классический японский язык лёг в основу литературного языка Японии до 1945 г. — бунго.

Общая характеристика

Ещё в старояпонском языке были переняты китайская письменность и система иероглифов для передачи японских текстов, в классический же период были добавлены новые способы письма — азбуки хирагана и катакана. Появление фонетических азбук привело к существенному упрощению письма и дало толчок развитию чисто японского литературного языка, далее последовал бурный расцвет японской литературы, появились такие произведения, как Гэндзи-моногатари, Исэ-моногатари и др.

Фонемы

Следующие фонетические особенности характеризуют этот период:

• Преназализованные согласные перешли в звонкие.
• Возникли долгие гласные и закрытые слоги.
• Некоторые согласные в определённых случаях перестали произноситься.
• Изменилась мелодия и соответственно ритмическая структура языка, основной единицей ритма стал не слог, а мора — единица ритма, соответствующая короткой гласной.

Изменилась система слогов, вместо 88 базовых слогов возникла система из 66 слогов:

a	i	u	e	o
ka	ki	ku	ke	ko
ga	gi	gu	ge	go
sa	si	su	se	so
za	zi	zu	ze	zo
ta	ti	tu	te	to
da	di	du	de	do
na	ni	nu	ne	no
ha	hi	hu	he	ho
ba	bi	bu	be	bo
ma	mi	mu	me	mo
ya		yu		yo
ra	ri	ru	re	ro
wa	wi		we

В результате этих изменений старая слоговая система дзёдай токусю канадзукай (яп. 上代特殊仮名遣) потеряла актуальность, исчезло различие между двумя типами гласных «i», «e» и «o» — этот процесс начался в конце начале классического периода, а к концу периода разница в произношении гласных исчезла окончательно. Последними утраченными фонемами стали /ko₁/ и /ko₂/.

В течение X столетия /e/ и /ye/ слились в /e/, а в XI столетии /o/ и /wo/ слились в /o/.

Фонетика

Гласные

• /a/: [a]
• /i/: [i]
• /u/: [u]
• /e/: [je]
• /o/: [wo]

Согласные

/k, g/

/k, g/: [k, g]

/s, z/

К этой группе согласных относят [s, z], [ts, dz] и [ʃ, ʒ]. Произношение варьируется в зависимости от последующего гласного звука, как и в современном японском.

/t, d/

/t, d/: [t, d]

/n/

/n/: [n]

/h/

/h/ продолжает отражать звук [ɸ] . В XI веке возникло исключение: интервокальное /h/ стало передавать [w].

/m/

/m/: [m]

/y/

/y/: [j]

/r/

/r/: [r]

/w/

/w/: [w]

Грамматика

Глаголы

Классический японский включает все восемь типов спряжений старояпонского и один новый тип: нижний моноряд (下一段).

Спряжения

Класс глагола	Ирреалис 未然形	Соединительная форма 連用形	Заключительная форма 終止形	Определительная форма 連体形	Реалис 已然形	Императив 命令形
Четверной ряд (四段)	-a	-i	-u	-u	-e	-e
Верхний моноряд(上一段)	-	-	-ru	-ru	-re	-(yo)
Верхний двойной ряд (上二段)	-i	-i	-u	-uru	-ure	-i(yo)
Нижний моноряд (下一段)	-e	-e	-eru	-eru	-ere	-e(yo)
Нижний двойной ряд (下二段)	-e	-e	-u	-uru	-ure	-e(yo)
Неправильные К-формы (カ変)	-o	-i	-u	-uru	-ure	-o
Неправильные С-формы (サ変)	-e	-i	-u	-uru	-ure	-e(yo)
Неправильные Н-формы (ナ変)	-a	-i	-u	-uru	-ure	-e
Неправильные Р-формы (ラ変)	-a	-i	-i	-u	-e	-e

Корни, базирующиеся на гласные и на согласные

Глаголы верхнего моноряда обладают корнем, оканчивающимся на гласную. Остальные восемь спряжений глагола оканчиваются на согласные.

Неправильные глаголы

Несколько глаголов относятся к неправильным спряжениям.

• Неправильные К-формы (カ変) k- «приходить»
• Неправильные С-формы (サ変) s- «делать»
• Неправильные Н-формы (ナ変) sin- «умирать» in- «ходить, умирать»
• Неправильные Р-формы (ラ変) ar- «быть», wor- «быть»

Неправильные классы спряжений именуется по согласной в конце корня.

Прилагательные

В классическом языке используется два класса прилагательных — регулярные и неправильные.

Регулярные прилагательные делятся на два подтипа — те, которые в форме наречия (連用形) заканчиваются на -ku, и те, которые заканчиваются на -siku. Они определяют следующие два спряжения:

Класс прилагательных	Ирреалис 未然形	Соединительная форма 連用形	Заключительная форма 終止形	Определительная форма 連体形	Реалис 已然形	Императив 命令形
-ku		-ku	-si	-ki	-kere
	-kara	-kari	-si	-karu		-kare
-siku		-siku	-si	-siki	-sikere
	-sikara	-sikari	-si	-sikaru		-sikare

Формы -kar- и -sikar- — производные от глагола ar- «быть». В этих формах добавляется суффикс ar- в спряжениях -ku и -siku. Данное спряжение строится аналогично неправильным Р-формам глаголов на ar-. При этом -ua- упрощается в -a-.

Существительное, образованное от прилагательного, вместо оригинального nar- получает новую форму tar-:

Тип	Ирреалис 未然形	Соединительная форма 連用形	Заключительная форма 終止形	Определительная форма 連体形	Реалис 已然形	Императив 命令形
Nar-	-nara	-nari -ni	-nari	-naru	-nare	-nare
Tar-	-tara	-tari -to	-tari	-taru	-tare	-tare

Формы nar- и tar- имеют общую этимологию. Форма nar- возникла от соединения частицы ni и Р-формы неправильного глагола ar- «быть»: ni + ar- > nar-. Форма tar- возникла от соединения частицы условия «to» и Р-формы неправильного глагола ar- «быть»: to + ar- > tar-. То есть, обе формы происходят от глагола «быть» ar-.

Система письма

В классическом японском использовались три системы письма — поначалу манъёгана, в которой китайские иероглифы использовались также фонетически, а потом хирагана и катакана, в которых система фонетических иероглифов приобрела упрощённые формы.

Ссылки

• Ямагути, Акихо. Нихонго но рэкиси / Акихо Ямагути, Хидэо Судзуки, Рюдзо Саканаси [и др.]. — Токио : Токё дайгаку сюппанкай, 1997. — ISBN 4-13-082004-4.</span>
• Кондо, Ясухиро. Нихонго но рэкиси / Ясухиро Кондо, Масаюки Цукимото, Кацуми Сугиура. — Токио : Хосо дайгаку кёику синкокай, 2005. — ISBN 4-595-30547-8.</span>
• Оно, Сусуму. Нихонго но кэйсэй. — Токио : Иванами-сётэн, 2000. — ISBN 4-00-001758-6.</span>
• Martin, Samuel E. The Japanese Language Through Time. — Yale University, 1987. — ISBN 0-300-03729-5.</span>
• Shibatani, Masayoshi. The languages of Japan. — Cambridge University Press, 1990. — ISBN 0-521-36918-5.</span>
• Frellesvig, Bjarke. A Case Study in Diachronic Phonology: The Japanese Onbin Sound Changes. — Aarhus University Press, 1995. — ISBN 87-7288-489-4.</span>

Отрывок, характеризующий Классический японский язык

На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.