Поздняя Античность

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Поздняя Античность — завершающий этап античной цивилизации, период средиземноморской и (также, но в меньшей степени) мировой истории, обычно ограничиваемый III—VI веками н. э.

Распад и падение Западной Римской империи в 476 году и Великое переселение народов (обычно описываемых как «варварские») с окраин континента положили условный конец периоду поздней Античности, но не уничтожили её богатого наследия, к которому относится, в первую очередь, распространение и упрочение позиций христианства, но также запечатление памяти (в основном, в многочисленных письменных источниках) об Античности эпохи её расцвета. За периодом поздней Античности последовали Средние века, а точнее, раннее Средневековье.





Термин и понятие

Термин «поздняя Античность» (нем. Spätantike) вошёл в широкое употребление благодаря исследованиям выдающегося немецкого историка и социолога Макса Вебера, хотя другой не менее известный учёный, швейцарский культуролог Якоб Буркхардт употреблял похожий термин «spätantike Zeit» уже в 1853 году (в книге «Век Константина Великого»). С начала 1970-х годов в Великобритании (работы Питера Брауна) поздняя Античность (Постклассический мир) стала пониматься как самостоятельная историческая эпоха (в широких хронологических рамках, с III по середину VII вв.; в узких — IV—VI вв.), характеризующаяся сложным взаимодействием и переплетением старого и нового, а не просто как финал Античности и генезис Средневековья. На смену концепции падения Рима и рождения Средневековья как катастрофического события пришла концепция медленного и сложного переформатирования и сосуществования самых разных, зачастую разнонаправленных тенденций.

Границы периода

Точные границы поздней Античности определить невозможно. Нижней границей обычно считается вступление на престол римского императора Диоклетиана (284), установившего политический режим неограниченной личной власти — доминат. Верхнюю границу в западной части империи традиционно связывают с окончанием правления Ромула Августа (476), с вторжением готов Теодориха, или с приходом лангобардов в Италию (568). Верхнюю границу поздней Античности в восточной части империи условно проводят в год смерти Юстиниана (565), но чаще связывают с переворотом Фоки в 602 году или с арабским вторжением в Византию в 630-х годах.

Границы поздней Античности варьируются в конкретном геополитическом контексте отдельно взятой страны, народа или региона. Античная цивилизация в Восточной Римской империи зародилась раньше и угасла позже, чем в западной части, где её уклад разрушили вторгнувшиеся германцы. Тем не менее античное культурное наследие довольно хорошо сохранилось в быту, культуре, языке и науке большинства современных романских народов, а от них передалось и другим народам, проникшим в страны Средиземноморья позднее (южные славяне, арабы, турки, берберы, евреи).

Поздняя Античность на латинском Западе

Периоду поздней Античности предшествовал золотой век Античности (I в. до н. э. — I в. н. э), эпоха многобожества, расцвета классической греко-римской культуры и литературы. Но в I в. н. э. ранние христиане уже начали свою деятельность на востоке империи, за 20-30 лет апостольской проповеди проникнув в Рим, Африку и другие провинции востока и запада. В период Поздней Античности христианство стало государственной религией империи (в конце IV в. в результате ряда указов императора Феодосия Великого). Кроме того, во времена поздней Античности внутри самой империи началось постепенное смещение центра культурной и экономической жизни из Средиземноморья в северо-западную часть — Римскую Галлию и Прирейнские области (Германия). Позднеантичная Галлия стала ведущим регионом Западной империи как в экономической, так и в культурной сферах. Скорее всего, это было связано с истощением ресурсов маловодного средиземноморского региона, где к этому времени уже были вырублены многие исконные леса, а также с исчерпанностью возможностей экономики Италии, где со II в. н. э. стали исчезать крупные рабовладельческие хозяйства в связи с прекращением притока рабов и переходом к более мягким формам эксплуатации. В связи с римской колонизацией уже к I в. н. э. завершился процесс античной романизации многих дороманских народов (кельты, этруски, оски, иберы и др.). Латынь получила широкое распространение от Атлантического океана до Чёрного моря, приобретая в провинциях местную окраску (вульгарная латынь). После исчезновения римской политической власти в провинциях и формирования германских королевств с V—VI веков началось постепенное формирование новых романских народов, ставших хранителями античных традиций в Средние века и Новое время. В период поздней Античности латинский язык ещё бытовал как живой в своей позднеантичной фазе и породил весьма обширную литературу, как христианскую, так и языческую.

Поздняя Античность в Византии

Многие элементы классической греко-римской античности (имперская государственность, военная организация, право, города, муниципальное самоуправление, обычаи повседневной жизни, литература, школы и т. д.) довольно долго и хорошо сохранялись в малоазиатском ядре Восточной Римской (Византийской) империи, особенно в Константинополе и других крупных малоазиатских городах (Никея, Смирна, Никомедия), крупных островах Эгейского моря, городах Сирии, Египта. В бывших владениях Западной Римской империи античная культура поддерживалась по всем латиноязычным регионам, но особенно хорошо сохранилась в Южной Италии и Равенне, благодаря деятельности Византийской империи, когда император Юстиниан попытался восстановить власть империи и античные порядки, в том числе рабство, в западной части бывшей империи в VI веке, временно отвоевав большую часть её прежних владений на Западе. Хотя рабство сохранялось и в средние века, на смену рабам уже во времена поздней Римской империи пришли полузависимые колоны. В повседневной жизни жителей больших городов Востока (Константинополь, Александрия, Антиохия, Газа, Берит, Афины и др.), несмотря на завершение христианизации, продолжали в значительной мере сохраняться античные быт и нравы, особенно в сфере частной жизни (культ предков и сохранение домашних алтарей, свадебные обряды с шумными пирами и шествиями; пережитки античных праздников — Брумалии, Розалии, Бриты; театральные представления, профессиональная проституция и др.). Можно отметить существование определенного двоеверия в этот период.

Процесс трансформации античного общества в Средневековое, в цивилизацию нового типа — из числа самых сложных проблем в исторической науке. Одним из наиболее важных и неизученных аспектов этой проблемы является, прежде всего, восприятие и интерпретация этого процесса современниками. В последние десятилетия поздняя Античность IV—VI вв. представляется если не в полной мере самостоятельной цивилизацией, то, по крайней мере, субцивилизацией, постклассическим миром. Авторами новой концепции (Late Antiquity; Postclassical World) являются такие историки поздней античности, как Питер Браун, Эврил Кэмерон, Алан Кэмерон, Гленн Бауэрсок и др. Новое в исследовании позднеантичной эпохи связывается с восприятием её как отдельного целостного периода истории, а не просто транзитивного (переходного) времени. Ещё одно существеннейшее достижение этой школы — попытка вычленения старых, классических, и новых, медиевальных элементов исторического процесса в их динамическом взаимодействии (система «континуитет — дисконтинуитет»).

Данным периодом как приоритетным в настоящее время в России занимаются (с достаточно четким различением латинского Запада и Ранней Византии) — В. И. Уколова, А. А. Чекалова, П. П. Шкаренков (Москва), Г. Е. Лебедева (Санкт-Петербург), В. В. Серов (Барнаул), И. Ю. Ващева (Нижний Новгород), А. С. Козлов (Екатеринбург), Н. Н. Болгов, Е. В. Литовченко (Белгород). В целом в России традиционно сохраняется все же скорее дискретное понимание Античности и византинистики. В отечественной науке новая парадигма была воспринята с большой осторожностью, а разделение между антиковедами и византинистами в целом сохраняется.

Те же подходы, в общем, характерны для Франции и Италии (Ж. Бокам, Д. Лауритцен, К. Цукерман, Д. Фиссель, Д. Ланиадо, Э. Амато, А. Корселла и др.). В США, Австралии, Израиле наблюдается стремление связать как британскую, так и франко-итальянскую методику, но ближе к британской (Р. Пенелла, Р. Крибиоре, Ф. Чикколелла, Дж. Кларк, Б. Кроук, Б. Биттон-Ашкелони и др.).

Кроме того, от этой эпохи сохранилось огромное количество письменных источников сравнительно с эпохой классической Античности. Большинство из них (исключая христианские богословские сочинения) не имеет современного полного научного комментированного перевода на русский язык (Сальвиан, Хорикий Газский, Корипп, Авит, Сидоний Аполлинарий, Иоанн Малала, Козьма Индикоплов, Седулий, Эннодий, Роман Сладкопевец, Георгий Писида, Присциан, Харисий, Иоанн Лид, Гесихий, Иоанн Газский, Прокопий Газский, Эней Газский, Симмах, Фульгенций Мифограф, Стобей и др.). Парадоксально, что некоторые из этих текстов имели древнерусский перевод и читались в Древней Руси.

Важно отметить, что, несмотря на политическое разделение Запада и Востока, между ними сохранялось общее культурное пространство, хотя и немного нарушенное тем, что с конца VII века греческий язык, ранее бывший только языком Церкви, стал на Востоке государственным. Общее культурное пространство было сначала двуязычным греко-латинским, затем расширившимся за счет коптской, сирийской, армянской, готской и др. словесности. Сохранялось также ощущение политической общности, от которой эмансипировался только Карл Великий в IX веке, провозгласив себя императором — до этого королями Запада императором признавался только император римлян в Константинополе — а также создав западный «римский миф» и навязывая филиокве.

Напишите отзыв о статье "Поздняя Античность"

Литература

  • Brown P. The world of Late Antiquity. From Marcus Aurelius to Muhammad. — L., 1971
  • Late Antiquity. A Guide to the Postclassical World / Ed. by G.W. Bowersock, P, Brown, O. Grabar. — Cambridge Mass., 1999
  • Jones A.H.M. The Later Roman Empire. V. I—III. — L., 1964
  • Cameron, Averil. Continuity and Change in sixth-century Byzantium. — L., 1981
  • A History of Private Life. Vol. I: From Pagan Rome to Byzantium / ed. P. Veyne. — Cambridge, Mass. 1987
  • Clark, Gillian. Women in Late Antiquity: Pagan and Christian Lifestyles. — Oxford, 1993
  • Chuvin P. A Chronicle of the Last Pagans. — Cambridge, 1990
  • Trombley F.R. Hellenic religion and Christianization, 370—529. — Boston; Leiden, 2001
  • Курбатов Г. Л. Ранняя Византия IV—VII вв. — позднеантичное общество? // Вестник СПбГУ. Сер. 2. Вып. 2. 2001. — С. 3-20
  • Ващева И. Ю. Концепция Поздней античности в современной исторической науке // Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского. 2009. № 6 (1). — С. 220—231
  • Селунская Н. А. Late Antiquity: историческая концепция, историографическая традиция и семинар «Empires Unlimited» // ВДИ. 2005. № 1. — С. 249—253
  • Селунская Н. А. Осень Средневековья и Поздняя Античность: как антиковеды с медиевистами историю делили // Диалог со временем. 13. 2004
  • Ляпустина Е. В. Поздняя античность — общество в изменении // Переходные эпохи в социальном измерении. История и современность. — М., 2002. — С. 31-46
  • Болгов Н. Н. Поздняя античность: очерки истории и культуры. — Белгород, 2009
  • Литовченко Е. В. «Последние интеллектуалы» позднеантичной эпохи: традиция и транзитивность. — Белгород, 2011
  • Ващева И. Ю. Феномен «Церковных историй» в эпоху поздней античности / Автореф. докт. дисс. — Белгород, 2013
  • Уколова В. И. Античное наследие и культура раннего средневековья. — М., 1989
  • Болгов Н. Н., Смирницких Т. В., Сбитнева Ю. Н. Частная жизнь женщины в Ранней Византии. — Белгород, 2009


Отрывок, характеризующий Поздняя Античность

– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.