Поздняя Шу
| Эта статья часть 5 династий и 10 царств |
|---|
| 5 династий |
| Поздняя Лян |
| Поздняя Тан |
| Поздняя Цзинь |
| Поздняя Хань |
| Поздняя Чжоу |
| 10 царств |
| У |
| У Юэ |
| Минь |
| Цзиннань |
| Чу |
| Южная Тан |
| Южная Хань |
| Северная Хань |
| Ранняя Шу |
| Поздняя Шу |
| Другие |
| Янь |
| Ци |
| Чэндэ (цзедуши) (Чжао) |
| Иу (цзедуши) |
| Диннань (цзедуши) |
| Цинъюань (цзедуши) |
| Упин (цзедуши) |
| Инь |
Поздняя Шу (кит. упр. 后蜀, пиньинь: Hòu Shǔ) — государство, существовавшее после прекращения династии Тан и распада Китая. Её цари правили на юге Китая в период пяти династий и десяти государств.
Содержание
История
После прекращения в 907 году династии Тан на юге образовалось несколько царств, основателями которых были военные наместники (цзедуши). Одним из таким царств стала Ранняя Шу. Впрочем, уже в 934 году бывший танский военачальник Мэн Цзисянь захватил часть территории Шу и создал царство Поздняя Шу. Оно охватывало территорию современной провинции Сычуань. Столицей государства стал город Чэнду. Экономическое положение страны было довольно благоприятным. Здесь действовала система двух налогов танского императора Дэ-цзуна. Также казна пополнялась за счёт продажи чая. Здесь были и самые лучшие чайные плантации в Китае. Кроме того, значительную прибыль давали большие соляные копи.
Однако, в 965 году это государство было захвачено войсками династии Сун.
Культура
В царстве продолжали развиваться литературные традиции, начатые ещё при династии Тан. Известной поэтессой этого периода была жена правителя государства Мень Чана — Сюй. Многое делалось для сохранения конфуцианства и даосизма, предоставлялись возможности буддизму. В 942 году был завершен многолетний труд по составлению библиотеки конфуцианских произведений в 130 томах. Они были записаны на деревянных табличках. Одними из первых были напечатаны книги из даосизма. Значительных успехов достигло книгопечатание.
Правители
| Посмертное имя | Личное имя | Годы правления | Девиз правления |
|---|---|---|---|
| Мэн Чжисян 孟知祥 Mèng Zhīxíang |
934 год |
| |
| Мэн Чан 孟昶 Mèng Chǎng |
934—965 |
Напишите отзыв о статье "Поздняя Шу"
Литература
- Mote, F.W. (1999). Imperial China (900—1800). Harvard University Press. pp. 11-15. ISBN 0-674-01212-7.
Отрывок, характеризующий Поздняя Шу
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
