Позняк, Зенон Станиславович

Зенон Станиславович Позняк
Депутат Верховного Совета Республики Беларусь
15 мая 1990 года — 28 мая 1995 года

Зено́н Станисла́вович Позня́к (белор. Зяно́н Станісла́вавіч Пазьня́к) — белорусский политик и общественный деятель, фотограф, археолог и искусствовед. Один из основателей «Мартиролога Беларуси» (1988) и Белорусского народного фронта, глава Консервативно-Христианской Партии — БНФ. Внук Я. А. Позняка. С 1996 некоторое время жил в Польше, затем эмигрировал в США.

Биография

Родился 24 апреля 1944 году в деревне Субботники Ивьевского района Гродненской области. Католик. Рос без отца (отец погиб во время войны). В 1967 году окончил Белорусский государственный театрально-художественный институт, в 1972 — аспирантуру при Институте этнографии, искусствоведения и фольклора при АН БССР. Защитил диссертацию по истории белорусского театра в 1981 году в Ленинграде. Кандидат искусствоведения.

Работал заведующим сельским клубом, рабочим сцены, фотографом, художником-оформителем, младшим научным сотрудником в отделе археологии Института истории АН БССР, старшим научным сотрудником там же.

С 1960-х годов активно боролся за сохранение историко-архитектурной среды г. Минска, которая разрушалась в процессе социалистического градостроительства. В 1969 опубликовал статью в газете «Правда» на эту тему, что отсрочило уничтожение многих исторически ценных зданий и кварталов в центре Минска.

В 1974 году написал под псевдонимом Генрих Рокутович аналитическую записку на русском языке «Положение в Белоруси». В этой записке, распространявшейся в самиздате, Позняк отмечал:

Политика насилия и лжи проводится в Белоруси, почти не ослабевая, с 1930-х годов. Во времена так называемой «хрущевской демократии» мы не смогли полностью реабилитировать большинство своих национальных политических деятелей, писателей и поэтов. Насилие и ложь образовали в республике весьма специфическое положение. По существу мы стоим ещё по горло в крови 1930-х годов. Физические и моральные потери были тотальны и столь существенны, что наше поколение чувствует их постоянно

Один из создателей в конце 1980-х годов общественно-политической организации «Белорусский народный фронт», которая на волне экономического и политического кризиса в СССР выступила с лозунгами демократизации, ограничения власти коммунистической партии, национального возрождения и завоевала определённую популярность среди населения. Этому способствовало то, что организация некоторое время являлась фактически единственной реальной альтернативой потерявшей поддержку населения Коммунистической партии Белоруссии. В дальнейшем, с улучшением социально-экономической обстановки, его популярность и влияние уменьшились.

Первый, кто открыл общественности преступления в Куропатах. Всего, по мнению Позняка, в 30-е годы Белоруссия потеряла около двух миллионов человек. В июне 1988 года в газете «Літаратура і мастацтва» опубликовал статью «Куропаты — дорога смерти» о расстрелах в пригороде Минска тысяч мирных граждан в сталинскую эпоху. Массовая демонстрация памяти жертв сталинизма («Дзяды-88») 30 октября 1988 года была разогнана властями с применением дубинок и слезоточивых газов, что было впервые на территории СССР. Результатом стал рост оппозиционных настроений и образование Оргкомитета по созданию Белорусского народного фронта, во главе которого оказался Позняк. Вопрос о захоронениях вызвал значительные споры, некоторые публицисты утверждают, что реально было найдено захоронение жертв фашистского геноцида, а результаты предыдущих исследований подтасованы. В то же время расследования, проведенные белорусской генеральной прокуратурой, подтвердили тот факт, что расстрелы проводил именно НКВД.

В мае 1990 года избран депутатом Верховного Совета БССР и возглавил фракцию «Оппозиция БНФ». В 1994 году баллотировался в президенты Белоруссии, заняв в первом туре третье место с 12,8 % голосов. После прихода к власти Александра Лукашенко, встал на путь жёсткого противостояния с новым руководством страны. Организовал ряд акций протеста в 1995—1996 годах.

В 1996 году после поражения на парламентских выборах 1995 года (БНФ не получил ни одного места в Верховном Совете) и беспорядков, организованных во время проведения массовой демонстрации — «Чернобыльского Шляха» — через Россию выехал на Украину, а затем эмигрировал в США, под предлогом грозящего физического уничтожения. В августе 1996 года властями США было предоставлено политическое убежище.

Сочувствовал чеченским сепаратистам. Призывал поддержать вооружённую борьбу сепаратистов против России. Сравнивал Д. Дудаева с Шарлем де Голлем и Ю. Пилсудским, называл Дудаева образцом для белорусов и мечтой о народном лидере.

В июне 1997 года по фактам публикаций Позняком в прессе ряда статей, содержащих высказывания, которые, по версии следствия, направлены на разжигание национальной вражды, принижают честь и достоинство русского народа, возбуждено уголовное дело по ст. 71 УК РБ.

Потеря поддержки в обществе БНФ привели к смещению Позняка с поста председателя Белорусского народного фронта. Решение съезда не признал и с группой соратников создал организацию «Консервативно-Христианская Партия Белорусский Народный Фронт» (1999 год), которая, однако, не участвовала в выборах. В 2006 году выдвигался на пост президента Белоруссии, но снял свою кандидатуру на этапе регистрации.

В 2001-м и в 2006 годах Позняк дважды баллотировался в президенты, получив на это разрешение ЦИК, так как кандидат в президенты должен прожить в Белоруссии десять лет перед выборами. Однако затем Позняк перешел на позицию полного бойкота выборов, хотя попытки стать единственным национальным лидером так и не оставил.

Сохранил белорусское гражданство, в эмиграции продолжает занимается политикой, встречается с общественностью, политическими деятелями и журналистами.

Переизбран на пост председателя КХП БНФ в августе 2011.

Политика имеет свои правила. Если ты берешь российские деньги, то ты будешь вынужден проводить их интересы. Если ты берешь брюссельские деньги, то будешь проводить их интересы. Никогда никакое национальное движение не базировалось на чужих деньгах. Мы должны опираться на свои интересы.

Оригинальный текст (белор.)  

Палітыка мае свае правілы. Калі ты бярэш расейскія грошы, то ты будзеш вымушаны прамаваць іх інтарэсы. Калі ты бярэш брусэльскія грошы, то будзеш прамаваць іхныя інтарэсы. Ніколі ніякі нацыянальны рух не базаваўся на чужых грошах. Мы павінны абапірацца на свае інтарэсы.

Семья

Жена — Галина (в браке с 1995 года). Живёт в Варшаве. В апреле 2012 года в Беларуси умерла мать Позняка, на похороны он не приехал, опасаясь преследования со стороны властей.

См. также

• Белорусский народный фронт «Возрождение»
• Куропаты
• Белорусский Народный Фронт

Ссылки

• [www.pazniak.info/ Афіцыйны сайт Зянона Пазьняка]  (белор.)
• [www.narodnaja-partyja.org/ Кансерватыўна-Хрысціянская Партыя БЕЛАРУСКІ НАРОДНЫ ФРОНТ — официальный сайт партии]  (белор.)
• Позняк, Зенон Станиславович — статья в энциклопедии «Кто есть кто в Республике Беларусь».

Отрывок, характеризующий Позняк, Зенон Станиславович

– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.