Позорный столб

Позорный столб — устройство, применявшееся для выставления человека на всеобщее осмеяние и унижение в качестве наказания. Состояло из установленного в публичном месте, обычно на помосте, столба, к которому осуждённого приковывали цепью с ошейником и кандалами, либо из столба с колодками (устройством с отверстиями для зажимания в них головы и рук человека). К стоянию у позорного столба приговаривали на определённый срок, обычно за незначительные преступления. Позорящие наказания были широко распространены в Европе в средние века. Иногда стояние у столба дополнялось поркой или сопровождалось физическим насилием со стороны толпы, что иногда могло привести к смертельному исходу.

Слово pillory (английское название позорного столба) известно в английском языке с 1274 года (встречается в «английской латыни» с примерно 1189 года) и происходит от старофранцузского pellori (слово известно с 1168 года; современное французское звучание — pilori), которое, в свою очередь, происходит от средневекового латинского слова pilloria неясного происхождения — возможно, уменьшительного от латинского слова pila («столб, каменный барьер»).

Ссылки

• Позорящие наказания // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Столб позорный // Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 4 т. — СПб., 1907—1909.

Отрывок, характеризующий Позорный столб

– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.