Покахонтас (округ, Западная Виргиния)
| Страна | |
|---|---|
| Статус | |
| Входит в | |
| Административный центр | |
| Крупнейший город | |
| Дата образования |
1821 |
| Население (2010) |
8 719 |
| Плотность |
3,57 чел./км² |
| Площадь |
2 440 км² |
|
| |
|
| |
| Часовой пояс |
UTC-5/-4 |
| [www.pocahontascounty.wv.gov/ Официальный сайт] | |
Округ Покахонтас (англ. Pocahontas County) располагается в США, штате Западная Виргиния. Официально образован в 1821 году, получил своё название в честь индейской принцессы Покахонтас. По состоянию на 2012 год, численность населения составляла 8719 человек.
География
По данным Бюро переписи США, общая площадь округа равняется 2440 км², из которых 2435 км² суша и 4 км² или 0,2 % это водоемы.
Соседние округа
- Рэндольф (Западная Виргиния) — север
- Пендлтон (Западная Виргиния) — северо-восток
- Хайленд (Виргиния) — восток
- Бат (Виргиния) — юго-восток
- Гринбриер (Западная Виргиния) — юго-запад
- Уэбстер (Западная Виргиния) — северо-запад
Население
По данным переписи населения 2000 года[1] в округе проживает 9131 житель в составе 835 домашних хозяйств и 527 семей. Плотность населения составляет 4 человека на км². На территории округа насчитывается 7 594 жилых строений, при плотности застройки около 3-х строений на км². Расовый состав населения: белые — 98,38 %, афроамериканцы — 0,78 %, коренные американцы (индейцы) — 0,07 %, азиаты — 0,14 %, представители других рас — 0,05 %, представители двух или более рас — 0,58 %. Испаноязычные составляли 0,43 % населения независимо от расы.
В составе 25,80 % из общего числа домашних хозяйств проживают дети в возрасте до 18 лет, 53,90 % домашних хозяйств представляют собой супружеские пары проживающие вместе, 7,90 % домашних хозяйств представляют собой одиноких женщин без супруга, 34,10 % домашних хозяйств не имеют отношения к семьям, 29,60 % домашних хозяйств состоят из одного человека, 14,40 % домашних хозяйств состоят из престарелых (65 лет и старше), проживающих в одиночестве. Средний размер домашнего хозяйства составляет 2,30 человека, и средний размер семьи 2,83 человека.
Возрастной состав округа: 20,90 % моложе 18 лет, 7,00 % от 18 до 24, 27,50 % от 25 до 44, 27,40 % от 45 до 64 и 17,30 % от 65 и старше. Средний возраст жителя округа 42 лет. На каждые 100 женщин приходится 106,20 мужчин. На каждые 100 женщин старше 18 лет приходится 103,60 мужчин.
Средний доход на домохозяйство в округе составлял 26 401 USD, на семью — 32 511 USD. Среднестатистический заработок мужчины был 26 173 USD против 16 780 USD для женщины. Доход на душу населения составлял 14 384 USD. Около 12,70 % семей и 17,10 % общего населения находились ниже черты бедности, в том числе — 20,20 % молодежи (тех кому ещё не исполнилось 18 лет) и 14,60 % тех кому было уже больше 65 лет.
Напишите отзыв о статье "Покахонтас (округ, Западная Виргиния)"
Примечания
- ↑ [factfinder.census.gov/ Данные Бюро переписи США по округу Покахонтас (Западная Виргиния)] (англ.). Проверено 16 ноября 2009. [www.webcitation.org/66qCfKPaX Архивировано из первоисточника 11 апреля 2012].
Ссылки
- [www.pocahontascounty.wv.gov/ Официальный сайт правительства округа Покахонтас, штат Западная Виргиния]
- [books.google.com/books?id=nFEVAAAAYAAJ&printsec=frontcover&dq=historical+sketches+of+pocahontas+co+west+virginia Исторические наброски округа Покахонтас, штат Западная Виргиния]
- [www.pocahontaslibrary.org/ Бесплатные библиотеки округа Покахонтас, штат Западная Виргиния]
- [www.wvculture.org/history/counties/Pocahontas.html Архивная и библиографическая информация по округу Покахонтас, штат Западная Виргиния]
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Покахонтас (округ, Западная Виргиния)
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.
