Покаяние (фильм)
Поделись знанием:
К:Фильмы 1984 года
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
| Покаяние | |
| Monanieba | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария |
Нана Джанелидзе |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Композитор |
Нана Джанелидзе |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
153 мин. |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Покаяние» (груз. მონანიება) — советский художественный фильм, снятый в жанре драмы в 1984 году режиссёром Тенгизом Абуладзе. Гран-при на Каннском кинофестивале в 1987 году.
Этот фильм, снятый ещё до начала Перестройки в СССР, вышел на экраны в январе 1987 года и практически сразу стал знаковым для отечественного кинематографа. В 1988 году фильм был награждён премией «Ника» в шести номинациях, в том числе, как Лучший фильм.
Третий фильм в режиссёрской трилогии («Мольба» — «Древо желания» — «Покаяние»).
Сюжет
В некоем городе хоронят бывшего городского главу Варлама Аравидзе. А утром находят его тело у богатого дома его сына Авеля. И это повторяется каждый день. Оказывается, торжественные похороны не у всех вызывают печаль и скорбь.
У могилы Варлама Аравидзе выставляется засада, в которой участвует его внук Торнике. Когда неизвестный подошел к могиле Варлама Аравидзе, чтобы в очередной раз выкопать его тело, Торнике стреляет в неизвестного и ранит его. При задержании неизвестным оказывается женщина по имени Кетеван Баратели. На суде она рассказывает историю своей семьи, о той роли, которую сыграл в её гибели Варлам Аравидзе.
Когда Кетеван было восемь лет, Варлам Аравидзе пришел к власти в городе и по ложному доносу арестовал её отца-художника, а потом и её мать Нино. Также выяснилось, что во время правления Варлама Аравидзе в городе проводились массовые политические репрессии и было репрессировано много невиновных людей.
Потрясенный данным рассказом и непониманием своего отца Авеля Аравидзе, который пытался оправдать действия Варлама Аравидзе, Торнике кончает жизнь самоубийством. После этого Авель Аравидзе сам выкапывает тело своего отца из могилы и сбрасывает его со скал.
В ролях
- Автандил Махарадзе — Варлам Аравидзе / Авель Аравидзе
- Ия Нинидзе — Гулико Аравидзе, жена Авеля
- Мераб Нинидзе — Торнике Аравидзе, сын Авеля
- Зейнаб Боцвадзе — Кетеван Баратели, вдова-кондитерша
- Кетеван Абуладзе — Нино Баратели, мать Кетеван
- Давид Гиоргобиани — Сандро Баратели, художник, отец Кетеван
- Кахи Кавсадзе — Михаил Коришели, друг Сандро
- Нино Закаридзе — Елена Коришели
- Нато Очигава — Кетеван в детстве
- Дато Кемхадзе — Авель в детстве
- Верико Анджапаридзе — странница
- Мзия Махвиладзе — родственница заключённого
- Амиран Амиранашвили — Доксопуло, помощник Варлама
- Борис Ципурия — адвокат Авеля Аравидзе
- Лео Антадзе — Мосе, защитник храма
- Тамара Цицишвили — Мариам, защитница храма
- Лиа Капанадзе — Элизбар Корелия, женщина в очереди на передачу
- Котэ Махарадзе — прокурор
- Резо Эсадзе — Аполлон
Факты
- Фильм перевёл на русский и озвучил грузинский поэт Михаил Квливидзе[1][2].
- В фильме использована музыка Арво Пярта (Tabula rasa — в сцене с брёвнами), Бетховена, Верди, Дебюсси, Хачатуряна.
- В фильме звучит 66-й сонет Шекспира.
- Изначально одну из главных ролей в фильме сыграл Герман Кобахидзе. В связи с участием Кобахидзе в захвате самолёта в 1983 году эпизоды с ним были пересняты, в новой редакции роль Торнике сыграл Мераб Нинидзе.
- Знаменитая сцена с брёвнами, по словам Абуладзе, имеет реальные корни: «в Чохатаури пришел из Сибири поезд с бревнами. На них оказались надписи на грузинском языке. Говорят, что некоторые находили имена своих родных, политических заключенных. Эта история настолько врезалась в память, что я должен был воспроизвести её в фильме»[3]
Цензура
Оператор фильма М. Агранович вспоминал, что запретить фильм пытался сам Эдуард Шеварднадзе. После того, как летом 1985 года Шеварднадзе стал членом Политбюро и переехал в Москву, были арестованы копии фильма. «Ходили по квартирам с обысками, изымали кассеты, и этот разгул продолжался полгода или больше, пока не вмешался Союз кинематографистов. Потом Резо Чхеидзе привез копию в Москву Элему Климову, и тот сумел решить судьбу картины в более высоких инстанциях…»[4]
Призы
- В 1987 году на Всесоюзном кинофестивале фильм завоевал Главный приз
- В 1987 году на Каннском кинофестивале фильм был удостоен следующих наград: Гран-при (Большого приза), специального приза Международной федерации кинопрессы, а также приза экуменического жюри
- В 1987 году лента была удостоена премии «НИКА» в 6 номинациях: «Лучший игровой фильм», «Лучшая режиссёрская работа» (Тенгиз Абуладзе), «Лучшая сценарная работа» (Нина Джанелидзе, Тенгиз Абуладзе и Реваз Квеселава), «Лучшая операторская работа» (Михаил Агранович), «Лучшая работа художника» (Георгий Микеладзе) и «Лучшая мужская роль» (Автандил Махарадзе)
- В 1987 году на МКФ в Чикаго фильм получил Специальный приз
- В 1988 году фильм удостоен Приза критики лучшему зарубежному фильму года в Польше
- Номинация на премию «Золотой глобус» в категории «Лучший фильм на иностранном языке»
Напишите отзыв о статье "Покаяние (фильм)"
Примечания
- ↑ [www.rg.ru/Anons/arc_2003/0419/2.shtm Эй вы там, наверху!.. «Российская газета», 19.04.2003]
- ↑ [mikheilkvlividze.edu.ge/index.php?button=3_2&page=22 Сайт Михаила Квливидзе]
- ↑ www.kavkazoved.info/news/2013/03/04/pokajanie-abuladze-gruzinskij-film-v-sovetskom-kontekste.html «Покаяние» Тенгиза Абуладзе: грузинский фильм в советском контексте
- ↑ Раззаков Ф. Антипатриоты рвутся к реваншу // Индустрия предательства или кино, взорвавшее СССР. — М.: Алгоритм, 2013.
Ссылки
- «Покаяние» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [2004.novayagazeta.ru/nomer/2004/06n/n06n-s31.shtml И. Соломоник «Без покаяния»] («Новая газета» № 6, 29 января 2004 г.)
- [world-art.ru/cinema/cinema.php?id=118 Рецензия Льва Аннинского]
- [www.kinoart.ru/archive/2004/11/n11-article18 Двадцать лет без «Покаяния»] («Искусство кино» № 11, 2004 г.)
- Роберт Рождественский. Совсем не рецензия // Литературная газета 21.01.1987.
| ||||||
Отрывок, характеризующий Покаяние (фильм)
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
