Покровская церковь (Ростов-на-Дону)

Достопримечательность
Церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы (Старо-Покровский Храм)
Страна	Россия
Город	Ростов-на-Дону, Большая Садовая, 113Б
Конфессия	Православие
Тип здания	Храм
Архитектурный стиль	Эклектика
Автор проекта	Г. А. Шевченко
Строительство	2005—2007 годы

Церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы — одна из старейших церквей Ростова-на-Дону (по распространённому заблуждению — первая церковь в Ростове). Изначально здание располагалось примерно на углу ул. Большой Садовой и названного в честь церкви Покровского переулка (ныне — переулок Журавлева). Со временем оно несколько сместилось в сторону Богатяновского переулка (ныне — Кировский проспект).

История

В 1762 году, после упразднения крепости Святой Анны, расположенной недалеко от Черкасска (ныне — станица Старочеркасская) на Васильевских буграх, было решено перенести находящуюся в ней Покровскую церковь в недавно построенную крепость Святого Димитрия Ростовского. Здание церкви было разобрано, все брёвна пронумерованы и перевезены на выбранное место. Новая церковь получила статус «крепостной» . Все её священнослужители и большинство прихожан были военнослужащими. Точное местоположение первого здания церкви — в северо-восточном партере Кировского сквера — было определено летом 2003 года в ходе археологической изысканий, проводимых Ростовским регионального отделения ВООПИиК (руководитель экспедиции — П. А. Ларенок).

Со временем возникла потребность в более вместительном храме. В связи с этим в 1781 году обер-комендант генерал-майора Семен Гурьев направляет архиепископу Никифору, главе Словенской и Херсонской епархии, курировавшей в то время территорию нынешнего Ростова, ходатайство «о разрешении устроить новую, более обширную церковь, вместо ветхой». В 1782 году ходатайство было удовлетворено. Старое здание церкви разбирают и почти на том же месте строят новое (также деревянное). Освящение церкви происходит 28 сентября 1784 года.

В 1796 году из материалов недавно упразднённой церкви Святого Димитрия Ростовского к Покровской церкви пристраивают правый южный придел, который также посвящают Св. Димитрию.

С 1806 года церковь перестаёт быть только военной и получает смешанный статус, находясь одновременно и в военном и епархиальном подчинении.

В 1818 году на колокольне устанавливают часы «с боем».

На протяжении значительного периода времени Покровская церковь выполняла функции основной не только для крепости Святого Димитрия Ростовского, но и для выросших вокруг неё поселений. В этой связи с конца XVIII века Покровскую церковь называют соборной. Такая ситуация сохраняется до 1822 года, когда указом Священного Синода соборной церковью объявляется Церковь во имя Рождества Пресвятой Богородицы.

В 1831 году старую колокольню разбирают и строят новую.

В 1869 году церковь окончательно утрачивает статус военной и полностью переходит в епархиальное подчинение. В последней четверти XIX века начинают появляться торговые ряды, разросшиеся впоследствии в Покровский базар. В конце XIX века на территории церкви строят новое здание, в котором 2 сентября 1890 года открывается двухклассная школа.

2 ноября 1895 года из-за халатности сторожа произошёл пожар, в котором сгорела колокольня и было повреждено здание самого храма.

10 августа 1897 году было заложено новое каменное здание, строящееся по проекту архитектора Н. М. Соколова. Новое здание располагалось немного западнее старого — ближе к Богатяновскому переулку (ныне — Кировский проспект). Строительство было окончено в 1909 году и 9 мая по старому стилю (22 мая по новому стилю) был освящён новый храм, названный Ново-Покровским.

Вместе с тем старое повреждённое огнём здание простояло достаточно долго и было снесено уже в 1917 году

Описание здания, построенного в 1909 году

Здание было построено в псевдорусском стиле и имело в ширину 16 саженей (34 м), в длину 25 саженей (53 м) и в высоту, с учётом креста, 25 саженей (53 м). Высота колокольни составляла 35 саженей (74,5 м), с главным колоколом весом 300 пудов (5100 кг).

Церковь представляло собой трехпрестольный храм, включающий в себя главный — Покровский — престол и два придела: правый — во имя Св. Димитрия Ростовского и левый — во имя Святого мученика Георгия Победоносца Все мраморные работы были выполнены итальянским художником Э. Р. Минцеони. Пол храма был выложен разноцветной светлой плиткой. Своды, купола, стены храма были расписаны художниками И. В. Лавровым и Я. И. Смирновым. В церкви изначально было предусмотрено электрическое освещение.

В 1930 году храм был снесён. В дальнейшем на его месте был устроен фонтан, а потом разбит сквер им. Кирова и установлен памятник С. М. Кирову (рассказывают, что при его возведении использовались мраморные плиты, оставшиеся от храма).

Восстановление храма

В постперестроечные времена начал подниматься вопрос о восстановлении храма и 3 февраля 2005 года, в Кировском сквере был установлен и освящён памятный крест, а также заложен первый символический камень в основание будущего храма. Строительство храма велось за счет благотворительных пожертвований со всей России. Сбор средств осуществлялся фондом «Покровский храм». Храм, построенный по проекту архитектора Г. А. Шевченко, получил название Старо-Покровского и был освящён 11 ноября 2007 года архиепископом Ростовским и Новочеркасским Пантелеимоном.

Незадолго до освящения храма, 25 июня 2007 года перед храмом в Покровском сквере был открыт памятник императрице Елизавете Петровне. Автор памятника — скульптор Сергей Олешня. Высота памятника более 7 метров. Фигура Елизаветы и горельефы на постаменте отлиты из бронзы и весят около трёх тонн, вес самого гранитного постамента составляет около 50 тонн.

Церкви-тёзки

Кроме Старо-Покровского храма на территории Ростова-на-Дону расположены ещё две церкви с похожими названиями:

1. Старообрядческий Храм Покрова Богородицы, находящийся по адресу — Ростов-на-Дону, ул. Ульяновская, 37. Первое упоминание о деревянной церкви во имя Покрова Пресвятой Богородицы датируется 1813 годом. Здание, где сегодня расположена церковь, было построено в 1913 году по проекту архитектора В. А. Покровского и имеет статус памятника архитектуры.
2. Свято-Покровский храм, находящийся по адресу — Ростов-на-Дону, Орбитальная, 10А (на Северном кладбище). Церковь была построена в 2000 году по проекту архитектора И. В. Гануса.

Информация о священниках

Протоиерей Даниил Азизов

Ссылки

• [rostov.4geo.ru/3d/main/index/438270306 Виртуальный тур, Старо-Покровская церковь]
• [www.donvrem.dspl.ru/Files/article/m8/2/art.aspx?art_id=858 Донской временник «Храмы Ростова-на-Дону. Церковь во имя Покрова Пресвятые Богородицы»]
• [rostov.ru/gorod/architecture/temples/pokrovsky/ Rostov.ru «Покровский храм»]
• [www.voopiik-don.ru/main/2009-06-01-10-23-39/39-2009-06-01-07-01-14/49-2009-06-01-07-47-19 Памятники Дона — фото прежних зданий церкви]

Ростов-на-Дону  

Отрывок, характеризующий Покровская церковь (Ростов-на-Дону)

Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.


Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.